Циолковский - Валерий Демин

Особое место в творчестве М. М. Филиппова занимают книжицы в серии «Жизнь замечательных людей», её с 1890 года стал выпускать известный книгоиздатель Флорентий Федорович Павленков (1839–1900). Всего вышло тогда 200 биографий, восемь из них были написаны Филипповым. Они посвящены как ученым и философам (Леонардо да Винчи, Паскаль, Ньютон, Лейбниц, Лессинг, Кант), так и общественным деятелям (Ян Гус и «белый генерал» Михаил Скобелев). Циолковский не раз перечитывал некоторые из этих книжиц, а с издателем Ф. Ф. Павленковым был знаком лично, ещё с юности. За речь, произнесенную на похоронах Д. И. Писарева, Павленков был сослан почти на десять лет в Вятку, где жила тогда семья Циолковских. Опальный книгоиздатель дружил с отцом Константина Эдуардовича и неоднократно бывал у него в гостях.

Многие годы смерть М. М. Филиппова не давала Циолковскому покоя. Он называл издателя «Научного обозрения» Фаустом и считал, что в легендах о его таинственных научных экспериментах много преувеличений. Зная по опыту, как сложно провести научный эксперимент в домашних условиях и как дорого он обходится, Циолковский обращал внимание на то, что нет никаких фактов, подтверждающих, что Филиппов имел мощную энергетическую установку, а его письмо, посланное накануне смерти в редакцию газеты «Русские ведомости» (по другой версии, письмо, найденное на письменном столе при проведении обыска, вдова покойного сумела тайком передать корреспонденту, случайно оказавшемуся рядом), свидетельствует о нервном срыве, если не психическом расстройстве. Письмо, содержащее информацию об открытии Филипповым «электрической передачи на расстояние волны взрыва», опубликовали многие европейские газеты. Его гуманистическим пафосом был пронизан не сам факт фантастического открытия, а вывод о том, что отныне война становится безумием и должна быть упразднена.

Чижевский не раз обсуждал проблему загадочной экспериментаторской деятельности Филиппова с Циолковским, ему казалась невероятной сама идея «электрической передачи взрывной волны» на многие сотни километров. В самом деле, исходя из тогдашних научно-технических знаний (да и теперешних тоже), в принципе невозможно допустить нечто подобное. Но наука, как и энергия Космоса, неисчерпаема. Филиппову приходилось формулировать свое открытие в традиционных терминах кинематики и электродинамики просто за неимением лучших. Нетрудно предположить, что многим хотелось бы прибрать к рукам столь выдающееся техническое достижение — или с целью его возможного использования, или, напротив, с целью недопущения такового. Человеческая жизнь, могущая послужить препятствием в реализации подобных планов, — слишком ничтожная цена за результат. Представляется, что Циолковский сам дал ответ, опровергающий его собственные сомнения, назвав Филиппова Фаустом: знаменитый чернокнижник и алхимик, как известно, материализовывал невидимые и неизвестные структуры мироздания, безо всяких энергетических установок, силой одних лишь магических заклинаний…

Осознавал ли сам Циолковский, что совершен революционный переворот в науке и технике? Безусловно, осознавал! Ибо с самого детства был уверен в своей особой миссии в этом мире. Но за признание абсолютно бесспорного факта своего приоритета в области космической ракетной техники предстояла ещё долгая и упорная борьба. Ракета, дирижабль — важнейшие, но не единственные проблемы, волновавшие Циолковского. Круг его научных интересов значительно шире и многообразнее. Гравитация и аэродинамика, лучеиспускание звезд и образование Солнечной системы, общий алфавит и язык — вот лишь некоторые из тем, осмысление которых ему удалось довести до публикации только до революции.

Особое внимание молодой ученый уделял критике весьма модной в то время гипотезы тепловой смерти Вселенной, вытекавшей из второго начала термодинамики. Воображение детей и взрослых поражали натуралистические иллюстрации в книгах по астрономии (и в частности — Камиля Фламмариона), на которых изображалась погибшая от тепловой смерти Земля и обнимающиеся скелеты посреди скованной льдом пустыни. Циолковский бьет под корень эту пессимистическую теорию, хотя и основанную на строгих математических расчетах. С формулами в руках он доказывает, что в природе существует вечный круговорот энергии, в силу чего никогда «не нарушается закон сохранения энергии и ни теплота, ни работа не образуются вновь: мы имеем дело только с круговоротом энергии, какой, я думаю, существует в природе всюду». Данному вопросу он посвятил большую теоретическую статью «Второе начало термодинамики», опубликованную во 2-й книге «Известий Калужского Общества изучения природы и местного края». Однако с обнародованием работы случилась пробуксовка: статья была сдана в редакцию в 1914 году, но из-за начавшейся Первой мировой войны была напечатана лишь в 1916 году (эта дата значится в выходных данных), а увидела свет (то есть попала в руки автора и читателей) только в 1918 году.

Впрочем, Циолковский часто обращался к проблеме тепловой смерти. В дополнении к 1-й и 2-й частям статьи «Исследование мировых пространств реактивными приборами», изданном в Калуге в виде отдельной брошюры в 1914 году, он говорит:

«Мрачные взгляды ученых о неизбежном конце всего живого на Земле от её охлаждения, вследствие гибели солнечной теплоты, не должны иметь теперь в наших глазах достоинства непреложной истины. Лучшая часть человечества, по всей вероятности, никогда не погибнет, но будет переселяться от Солнца к Солнцу по мере их погасания. Через многие дециллионы лет мы, может быть, будем жить у солнца, которое ещё теперь не возгорелось, а существует лишь в зачатке, в виде туманной материи, предназначенной от века к высшим целям».

И незадолго до смерти он писал:

«Я и другие доказывали обратимость тепловых и химических явлений и вечную неизбежную и цветущую деятельность Космоса. Тут не место приводить эти доказательства: они чересчур сложны и многословны. Мы можем привести только факты и философские доводы. Факты состоят в том, что вместо угасших солнц возникают новые, а философское доказательство в следующем. Если Вселенная, в смысле уравнения тепла (энтропии), была мертва, то, значит, она способна выходить из этого печального состояния, и нам нечего бояться тепловой смерти Космоса. Если же он вечно сиял, как теперь сияет, то может ли прекратиться вечное! Что сохранилось в течение бесконечности времен, то не может уже исчезнуть. Так не могут исчезнуть и небесные огни, а, следовательно, и жизнь, производимая ими».

Безусловно Циолковский вовсе не отрицал энтропии как таковой. «Энтропия существует, — разъяснял он Чижевскому. — Без нее Космос превратился бы в неистовый, всеистребляющий огонь, все в нем горело бы и пылало, пока все не перегорело бы окончательно. Но энтропия — тепловая смерть Вселенной — точно уравновешена тепловой её жизнью».