Черный человек - Ричард Морган

Итан умер, когда был моложе.

Но это не имело значения. От этого ничего не менялось.

Тринадцатый.

– Мистер Марсалис?

Он кивнул. Ждал.

– Я Севджи Эртекин, служба безопасности КОЛИН. Вы уже встречались с моим напарником, Томом Нортоном. Есть ряд вещей, которые нужно уточнить, прежде чем…

– Я возьмусь. – Его голос был низким и мелодичным. Британский акцент сбил ее с толку.

– Простите?

– За все, что вам от меня нужно. Возьмусь за все. При определенных условиях. Я уже говорил вашему напарнику. Я возьмусь, если с меня безоговорочно снимут все обвинения, немедленно освободят из республиканской тюрьмы и компенсируют возможные расходы на то время, что я буду делать вашу грязную работенку.

Она прищурилась:

– То, что работенка будет грязной, это всего лишь ваши предположения, мистер Марсалис.

– Разве? – Он поднял бровь. – Не то чтобы я славился как мастер флористики. Но, может, мои предположения все-таки неверны? Давайте посмотрим. Думаю, вы хотите кого-то выследить. Кого-то вроде меня. Прекрасно, это по моему профилю. Мне неясно только, нужен он вам живым, или это необязательно.

– Мы же не убийцы, мистер Марсалис.

– Говорите за себя.

Она почувствовала, как разгорается старое пламя гнева.

– И вы этим гордитесь, да?

– А вас это огорчает?

Она посмотрела на раскрытый инфопланшетник, в текст, который был там набран.

– В Перу вы убили раненую безоружную женщину выстрелом в затылок. Вы казнили ее. Этим вы тоже гордитесь?

Долгая пауза. Она встретилась с ним взглядом и не отвела глаз. На миг ей подумалось, что он сейчас встанет и уйдет. Она поняла, что отчасти даже надеется на это.

Вместо этого он неожиданно перевел взгляд на одно из высоко расположенных окон кабинета. Его губ коснулась легкая улыбка. Исчезла. Он прокашлялся:

– Госпожа Эртекин, вам известно, что представляет собой пистолет «Хааг»?

– Да, я о нем читала. – В полицейском коммюнике, призывавшем городской совет Нью-Йорка ужесточить контроль над огнестрельным оружием, прежде чем на улицах появится эта новая угроза. Настолько пугающая, что инициатива была одобрена почти без дебатов. – Это биологическое оружие.

– На самом деле это нечто большее. – Он наклонил голову и посмотрел на собственную расслабленную ладонь правой руки, будто ожидая увидеть там увесистый пистолет. – Это система, поражающая организм генетически модифицированным комплексом вирусов иммунодефицита, называется «Фолвелл семь». Есть и другие заряды, но они не слишком широко используются. «Фолвелл» – штука сильнодействующая и очень неприятная. Лечения не существует. Вы когда-нибудь видели, как умирают люди с отказавшей иммунной системой, госпожа Эртекин?

Да, она видела. Налан, двоюродная сестра из Хаккари, любительница потусоваться на приграничных базах, где Турция выполняет почетный долг буфера между Европой и ближневосточным хаосом. Она чем-то заразилась от солдата ООН. Ее семья, гордящаяся своей праведностью, изгнала девушку. Отец Севджи плюнул на все и нашел способ забрать племянницу в Нью-Йорк, где у него были знакомства в одной из современных исследовательских клиник. Отношения с родней в Турции, и без того напряженные, оборвались окончательно. Он никогда больше не разговаривал со своим братом. Севджи, которой в ту пору было всего четырнадцать, ездила вместе с ним в аэропорт встретить бледную, большеглазую девушку, которая, как казалось тогда, была старше на невесть сколько лет, но совершенно не обладала мудростью и опытом городского подростка. Севджи до сих пор помнила выражение лица Налан, когда они все вошли в одну дверь мечети на Скиллмен-авеню.

Мурат Эртекин делал все, что мог. Он внес Налан в больничные списки экспериментального лечения, а дома кормил витаминами и давал антивирусные препараты. Он расписал для нее стены гостевой спальни солнечно-желтым и зеленым, чтобы комната походила на парк. Впервые за долгие годы он молился по пять раз в день. И наконец он плакал.

Налан все равно умерла.

Севджи сморгнула, отгоняя воспоминание о пропотевших простынях и умоляющих, ввалившихся глазах.

– Вы хотите сказать, что оказали этой женщине любезность?

– Я хочу сказать, что быстро и безболезненно отправил ее туда, где она все равно бы очутилась.

– Не думаете, что это она должна была выбирать?

Он пожал плечами:

– Она сделала выбор, когда бросилась на меня.

Если бы у нее имелись сомнения в том, кто он, теперь они рассеялись бы. То же непоколебимое спокойствие, которое она видела в Итане, та же психическая мощь. Он сидел на стуле, будто вырезанный из черного камня, и смотрел на нее. Севджи почувствовала, как в груди что-то слегка шелохнулось.

Она коснулась клавиатуры инфопланшета. На дисплее открылась новая страница.

– Недавно вы участвовали в тюремной драке. В душевом блоке крыла «Ф». Четыре человека госпитализированы. Три – по вашей вине.

Пауза. Молчание.

– Не хотите рассказать, как это выглядело с вашей точки зрения?

Он шевельнулся:

– Думаю, детали говорят сами за себя. Три белых мужчины, один черный. Арийская команда избивала его в наказание.

– И персонал тюрьмы ничего не сделал, чтобы это предотвратить?

– Видеокамеры в душевой не всегда работают корректно из-за высокого уровня пара. Это цитата. – Его губы слегка скривились. – Либо из-за того, что линзы залеплены мылом. Тогда персонал лишается возможности оперативно реагировать на ситуацию. По независящим от него обстоятельствам. Это тоже цитата.

– И вы, значит, сочли необходимым вмешаться. – Она поискала причины, которые подошла бы Итану. – Этот Реджинальд Барнс, он ваш друг?

– Нет. Он сраный стукач и заслужил то, что получил. Но я тогда этого не знал.

– Он был генетически модифицирован?

Марсалис усмехнулся:

– Нет, разве что есть какой-то проект, где производят безмозглых, склонных к наркотической зависимости лажовщиков.

– Тогда, значит, вы помогли из-за цвета его кожи?

Усмешка исчезла, сменившись хмурым взглядом.

– Просто не хотелось смотреть, как его в задницу электродрелью трахают. Полагаю, это расово-нейтральный мотив, как по-вашему?

Севджи пришлось придержать свой норов. Разговор и без того шел нелучшим образом. Из-за отходняка после сина она была ершистой – в Иисусленде запрещены синаптические модификаторы, поэтому их забрали еще в аэропорту – и до сих пор ярилась из-за спора, который проиграла Нортону в Нью-Йорке.

– Я серьезно, Сев. Управляющий совет сам не свой из-за этого дела. Ортис и Рот три раза в неделю приходят во второй отдел…

– Прямо во плоти? Какая несть!

– Им нужны рапорты, как все продвигается, Сев. Что подразумевает, мол, оно продвигается, а оно ни черта. Если мы не сделаем что-то, что сойдет за свежее розыскное мероприятие, Николсон лично повалит нас на землю и растопчет. Я-то это переживу, а ты?

Она знала, что не переживет.

Октябрь. В Нью-Йорке листва в Центральном парке желтеет и рыжеет. Под ее окном, в которое она каждый день смотрела перед выходом на работу, уличные торговцы кутаются в теплую одежду от утреннего холодка. Лето развернулось, накренилось, как самолет в ясном синем небе над городом, и теперь свет солнца холодно сверкает, отразившись от его крыльев. Тепло еще не совсем ушло, но оно быстро тает. А в Южной Флориде оно задержалось.

– Что именно рассказал вам Нортон?

– Немногое. У вас проблема, с которой не поможет АГЗООН. Он не сказал, почему, но я думаю, что это связано с Мюнхеном. – Он неожиданно улыбнулся, и его лицо словно помолодело лет на десять. – Вы наверняка должны были подписать Соглашение, как и все остальные.

– КОЛИН одобрила их. В принципе, – сказала Севджи, чувствуя, что она без нужды занимает оборонительную позицию.

– Ага, все дело в принципах, правильно? Принципиально так: вы не будете диктовать нам, что делать, бюрократы вы эдакие, шваль глобалистская.

Это было близко к истине, поэтому Севджи не стала спорить.

– Это может стать проблемой?

– Нет. Я фрилансер. Моя лояльность приобретается исключительно деньгами. Я же говорю, просто скажите, что от меня требуется.

Мгновение она колебалась. Специалисты КОЛИН встроили в инфопланшетник шифратор резонанса, сделавший этот девайс надежнее, чем любой из тех, что адвокаты проносили когда-либо в допросные кабинеты штата Южная Флорида. И Марсалис определенно жаждал выбраться из тюрьмы. Но все же последние четыре месяца наложили на него отпечаток.

– Мы ищем, – сказала она наконец, – беглого тринадцатого. Он в бегах с июня. И совершает убийства.

Он хмыкнул. Никаких признаков удивления.

– А где он сидел? Симаррон? Танана?

– Нет. На Марсе.

В этот раз она его удивила. Он выпрямился.

– Это совершенно секретно, мистер Марсалис. Нужно, чтобы вы это поняли, прежде чем мы начнем. Про убийства – у них большой территориальный разброс и разная техника исполнения. Официально они никак между собой не связаны, и мы хотим, чтобы так и оставалось.