Велиная княгиня. Анна Романовна - Александр Антонов

Ещё при жизни Ольга узнала в прилежном священнике из Искоростеня того юношу, который любил её, и приехала к древлянам просить Григория служить в Киеве. Он, однако, отказался, и тогда она уговорила его принять приход и церковь в селе Берестово. Он согласился, уехал в Берестово и служил там до этого времени.

Старец Григорий, которому шел восьмой десяток лет, пришел к Владимиру в опочивальню, не встретив на своём пути ни княжеских рынд, ни закрытых дверей. На самом деле все во дворце было, и стражи и закрытые двери, но княжеские рынды в страхе и изумлении смотрели на человека с сиянием над головой и безропотно открывали двери и падали пред ним на колени.

Оказавшись в опочивальне князя, Григорий не ответил на его вопрос, сел на скамью и сидел там неподвижно до той поры, пока хмельной князь не уснул. Спустя какое-то время он встал, подошел к Владимиру, вытянул над ним руку, поводил ею кругами, словно накрывая князя невидимой пеленой, прочитал молитву, и Владимир открыл глаза. В них уже не было хмельного тумана, и Григорий, заметив это, отступил от ложа.

Владимир сел в постели и увидел перед собой лишь серое облако. Он помотал головой, будто сбрасывая наваждение, и облако рассеялось, перед ним явился старец: белая борода по грудь, сам прямой - годы ещё не согнули, высок и широк в плечах - не усох, богатырем, поди, был, отметил князь. Но образ Григория принял земные очертания, он оказался и пониже ростом, да поуже в плечах. Владимир вспомнил, что перед ним стоит священник из села Берестово - Григорий.

- Зачем в полночь пришел? Звал же вечером.

- А ты почему не идешь, коль тебя зовут? - спросил Григорий.

Князь опешил: только что, сию минуту, во сне его звала бабушка Ольга. Будто он малое дитя, а она говорит: «Приди ко мне в Берестово, да не мешкая». Он же ответил: «На коне примчу, бабушка!»

Владимир спросил Григория помягче:

- Какая нужда во мне? Звала меня великая княгиня, так сие во сне.

- Человек не пребывает во сне, когда с ним святые духи разговаривают. Тебе же пора познать силу Божию. Она в твоей бабушке проявилась, потому и зовет.

- Как это выглядит?

- Должное сам увидишь. Я же спросить хочу: зачем невинные души христиан губишь? Зачем кровь детей Всевышнего проливаешь? Искупи грех, пока не поздно! Встань и иди за мной!

Владимир встал, но не для того, чтобы идти за Григорием, а затем, чтобы ногой топнуть от гнева. Ан не смог: ногу от пола не оторвал. Крикнуть хотел: «Я живу по законам своей веры - и не погань моих богов! Огню предам!» - а язык-то чужой, не слушается.

Григорий улыбнулся, зубы у него все сохранились белые, и глаза были ясные, лучики от улыбки пошли.

- Я сын Господа Бога, и без его воли волос не упадет с моей головы. Ты же бойся гнева Всевышнего.

Князь Владимир не остыл от злости. «Да как он смеет меня, великого князя, своей силой подавлять?!» - подумал Владимир, сунулся к Григорию, и опять неземная сила удержала его.

Старец Григорий подошел к Владимиру совсем близко, положил на плечо крепкую руку:

- Присядь, сын мой, княже, послушай. Владимир ощутил в теле легкость и силу. Гнев схлынул. Захотелось взять старца за руку, погладить по спине, да не посмел, опустился на ложе. Григорий продолжал:

- Ещё в Царьграде, когда смотрел, как твою бабушку крестили по греческому закону, мы с ней через святых архангелов беседу вели. «Вернись на Русь, Григорий, - сказала она мне. - Порадей за россиян, веди их к истинному Богу по весям и градам». Я же ответил ей: «Твою волю исполню и приду в Изборск, и в Псков, и в Смоленск, и в Искоростень». - «Иди в Искоростень, только в Искоростень прежде! - кричала она.

Передай древлянам, что каюсь перед ними многажды». Я вернулся на Русь, в Искоростень пришел, передал древлянам покаяние Ольги. Всюду по их селениям родники христианские вскрывал. Ты сего не видишь. Ты пребываешь в языческом сне. Но та благость, которая проявилась сейчас в тебе, она дар Всевышнего. Не потеряй её. Слышишь?

- Я хотел тебя убить, - признался Владимир.

- Ведаю.

- Простишь ли меня?

- Господь Бог сказал: «Если твой брат согрешил семь раз и семь раз покаялся - прости его». Я согрешил тем, что вторгся в твой покой. Каюсь, прости. А теперь нам пора в путь.

Григорий взял Владимира за руку, и тот, не помыслив даже, что нужно одеться, пошел в ночной рубахе за старцем. Григорий, однако, показал ему на одежду:

- Путь у нас дальний, оденься.

Владимир оделся и подумал, что если святой старец зовет его на могилу Ольги, то она в селе Берестово и надо ехать туда. Он позвал дворового человека и велел заложить удобную для дальнего пути печенежскую кибитку. Сам вместе с Григорием вышел на теремной двор.

Рассвет ещё не наступил, когда они оставили княжеское подворье. Возницы у них не было, управлял лошадьми Владимир. Никто не сопровождал их: пара быстроногих степняков и они двое - старец и князь, - и ни души близ них. Они не молчали. Разговор возник сразу же, как только покинули Киев.

- Теперь скажи, незваный ночной гость, как ты осмелился прийти ко мне, как тебя пропустили рынды? - попытался выяснить для себя болезненный вопрос Владимир и получил ответ:

- Я есть Дух, и для меня нет стражей. Я пришел к тебе, как ежели бы пришел к себе. Помни, сын мой, что ты во мне, и Господь Бог Всевышний во мне, и я в тебе.

Владимир хотя был и начитан, и к размышлению горазд, но мало что понял в словах Григория.

- Ты меня обманываешь и говоришь так, чтобы я блуждал.

- Очистись и все поймешь. Блаженны чистые сердцем. Они никогда не блуждают, они зрят Бога, - снова туманно для Владимира сказал Григорий.

На сей раз Владимир уверенно заявил:

- Я вижу бога на Священном холме каждый день.

- Бог есть Дух, но не деревянный идол. Бог в небесах, он всюду. Ты познаешь Бога, когда забудешь о себе. Вспомни познавшую Господа Бога бабушку Ольгу. Когда она поклонялась идолам, то не ведала милосердия. Её сердце было жестоким, её ум был коварен. Она проливала кровь, думая, что угождает своему богу, но тешила дьяволов. Истинный Бог не жаждет ни крови, ни жертв, и Ольга поняла сие, когда пришла в лоно христианской церкви. Она стала творить добро, была заботлива к ближним, милосердна к недругам и не искала благ себе. Истинная дочь Иисуса Христа. Она поняла, что наш Господь Бог чист и бескорыстен. Он боролся и отдавал жизнь за нас, не страдая за себя. Господь Человеколюбец зовет нас. «Отвернись от себя и следуй за мной, - говорит он. - Ибо кто хочет жизнь свою сберечь, тот потеряет её; а кто потеряет свою жизнь ради меня, тот обретет её». Голос Григория звучал звонко и накрывал утреннюю степь, все пространство вокруг, поднимаясь ввысь, в бездонную и безоблачную синь небес. Голос умиротворял, и душа - Владимир начал постигать душу - возносилась к небу и жаждала проявить себя - в чем, Владимир ещё не мог сказать, но в таком, что было способно согреть сердце каждого славянина, каждого россиянина.

И все-таки Владимир не понимал, зачем он ехал на могилу своей бабушки-христианки. Он одолел душевную слабость, вспомнил, с какими чувствами прожил вчерашний день, сколько увидел пролитой крови, которая и сегодня может пролиться, если его не будет в Киеве, а он, князь-батюшка россиян, мчит все дальше от престола, неведомо зачем. И князь озлился:

- Замолчи, старец Григорий! Вольно тебе с горожанами и смердами так говорить. Со мной - не смей! Великому князю не пристало иметь сердце из воска. Я - воин! Мой меч несет добро, но не зло, он разит врагов, кои нарушают покой россиян. И мои боги ещё не отвернулись от меня. С ними я всюду побеждаю тех, кто нападает на Русь, вторгается в её пределы.

- Не греши и не лишай меня языка, - перебил Григорий Владимира. - Ты молод и силен. И народ наш в зрелости, полон отваги и храбрости, потому ты с ним и одолеваешь врагов. Но что несут твои воины народам, коих ты побеждаешь? Они убивают стариков и младенцев, они бесчестят дев и жён, сжигают селения и угоняют челядь в рабство. Жестокость и зло гуннов несут твои славяне другим племенам и народам в угоду своим идолам. Вспомни поход на вятичей. Сие движение не от Всевышнего, но от сатаны!

Вдруг Григорий почувствовал, что его слова падают в пустоту, что вера в Перуна и в других идолов очень сильна в князе и вот-вот проявится. Так оно и случилось.

Бунт против старца Григория достиг в груди Владимира такого кипения, когда ничто уже не могло сдержать его, и он должен был выплеснуться. В князе погасло желание видеть могилу бабушки Ольги. Он вспомнил, что обещал прекрасной гречанке Гонории быть ныне у неё. Где-то на полпути до Берестова князь, гневно посмотрев на Григория, жестко сказал:

- Оставь меня, старец Григорий! Я волен в том, кого мне слушать. Иди своей дорогой в Берестово к месту службы, или я отвезу тебя в город и, чтя твой преклонный возраст, отпущу с миром.