Мы все мертвы - Анастасия Вайолет

к Джей, пнув пару ящиков по дороге. Схватил своими горячими руками её щёки, заглянув в глаза. Как всегда – тёплый взгляд и успокаивающая улыбка, одна и та же на все времена, на любую из дочерей.

– Я обещаю, что расскажу тебе всё, когда мы закончим.

– Когда это будет?

Если бы отец сказал ей, что придётся ждать ещё год, она бы ждала. Да даже три или пять. Она могла бы увидеть конец этого невыносимого, одинокого пути.

– Доченька, я не знаю.

Джей разочарованно застонала.

– Почему всё не может быть как раньше? – Она убрала от себя отцовские руки, не желая его теперь даже касаться. – Чем была плоха наша жизнь?

– Да нам бы не дали жить нормально! – воскликнул отец и тут же взял себя в руки. Он выдохнул и подошёл к столу, пока Джей оставалась на выходе из комнаты. Не шевелясь. – Жизнь – это постоянный труд и совершенствование. Если ты стоишь на месте – ты на самом деле падаешь. Мы бы и упали.

– Ты постоянно говоришь загадками…

– Да нет тут никаких загадок. – Отец плюхнулся на кресло, и травинки разлетелись по столу. – Люди уже говорят о том, что в деревне жить – гибельное дело. Скоро они начнут разъезжаться вслед за Хоуками. А что нам-то делать в городах? Наша сила – в природе… Поэтому нам нужно показать людям что-то такое, чтобы они остались. Воскресить настоящую силу природы, а не просто там отварчики да лечение… Иначе всё, что мы умеем сейчас, исчезнет, станет таким незначительным. Поэтому даже хорошо, что ты тогда мне показала… после Блэквеллов… какую силу можно найти в природе. Я раньше даже не догадывался.

Джей вздохнула, чувствуя, как тело её вновь окутывает бессилие. Отец говорил правду. Так и было. Но что-то терзало её, не давало успокоиться.

– Неужели нельзя что-то придумать… другое?

На самом деле она хотела спросить: «Неужели это нужно делать без меня?» – но тут же поняла, что скажет ей внутренний голос.

– Если б можно было – неужели мы бы не сделали?

Джей промолчала. Отец во всём звучал хорошо. Но как же её расстраивало, что для светлого будущего им всем нужно запираться в доме, а ей – жить так, словно она никогда не носила фамилию Крейн!

«А разве ты не всегда так жила?»

– Солнышко, – подал голос отец, – я знаю, как тебе тяжело. Это трудные времена. Это испытание для Крейнов…

– А где Лина? – схватилась Джей за любой вопрос, лишь бы не слышать от отца одни и те же слова.

– Лина? Ну-у, она работает.

– Или она в лесу?

«Куда тебя клонит опять… Несёшь бред. Каждый раз».

– С чего бы ей там быть? – На лице отца – искреннее удивление. Он потянулся к травам на столе, но все они уже разлетелись.

– Не знаю. Вы же что-то делаете с лесом. Или я неправа?

«Тебе всё равно никогда ничего не расскажут».

Джей подошла ближе.

– Права лишь частично, – поморщился отец. – Но я сказал, что всё расскажу тебе, когда мы закончим.

– То есть никогда.

– Неужели ты в нас не веришь?

Джей уже стояла над отцом, который, впрочем, не показывал ни тревожности, ни уже и удивления. У него даже перестали дрожать руки. Он смотрел на неё с совершенно непроницаемым видом. Такое у него было, когда дети на его приёмах начинали бесконтрольно кричать и плакать.

Джей хорошо знала это лицо. Это значило, что он закрывался от неё. И все её попытки пробить эту стену будут тщетными.

– Мы все очень ценим твой вклад. Но я не могу рассказать тебе больше, чем уже сказал. Это важно для нашей семьи и для тебя лично. Доверься мне, дочь, я знаю, как лучше.

Мысленно Джей закричала – от бессилия, от рухнувших надежд и от огромного желания пробить уже эту стену. Но она лишь слабо улыбнулась, сжала кулаки, кивнула и быстро вышла из мастерской.

Опять провал.

«Странно, что тебя это вообще уже удивляет».

Заткнись, заткнись, боже мой, просто заткнись.

* * *

Каждую ночь Джей пыталась запомнить черты Мартина как можно сильнее. Если бы она умела рисовать – она обязательно нарисовала бы его, вырезала его изображение и всегда бы носила где-нибудь в складках одежды. Но она не умела, и приходилось использовать память.

Оттенок цвета глаз, скулы, рот и разновидности его улыбки – всё Джей пыталась изобразить как можно ярче и живее. Словно это способно оживить его, когда она одна (а так было почти всегда).

Маму она не видела давно – и много раз пожалела о том, что не запечатлела в голове её образ сильно-сильно. С Мартином она такой ошибки не сделает.

– Что ты смотришь? – как-то спросил он, когда Джей задумалась и загляделась на него, не замечая времени.

Она тут же покраснела и с улыбкой опустила взгляд.

Тогда Мартин схватил её лицо своими тонкими руками, притянул к себе – она вздрогнула, и он опустил руки.

Какой же дурочкой она себя чувствовала!

– Как твои родители? – сменил он тему.

Вопрос этот оказался ещё более неловким, и Джей мысленно обругала себя за то, что вся её жизнь, все её движения были неуклюжими и неудобными.

– Так себе. Все работают постоянно, бабушка лежит и не встаёт, а маму я уже давно не видела. Я только и делаю, что готовлю, убираю в доме и раздаю всем заказы. Вот так! – выпалила она, не желая врать ещё и Мартину.

Он молчал долго. А когда заговорил, голос его был тихим:

– И вы так и живёте?

– Не всегда. Я вообще, наверное, приёмная дочь. – Джей рассмеялась, лишь бы не было неловкого молчания.

Но Мартин мягко сжал её плечо, отчего она вздрогнула и поёжилась. И конечно, тут же прекратила смеяться.

– Тебе, наверное, очень тяжело.

– Не знаю, – пролепетала Джей, уже готовая расплакаться.

– Ты не должна помогать всем, если плохо тебе.

– Без меня не справятся.

– Это они тебе так говорят?

Тут она не знала, что сказать. Но была уверена, что Мартин просто не знал, как устроена жизнь Крейнов. Не знал и поэтому не мог быть прав.

– Я, конечно, всего не знаю, – продолжил он, не отводя от неё взгляда, – но я вижу, какая ты. Как ты ходишь, как говоришь с людьми. Ты едва не плачешь всегда, и людей избегаешь, всегда говоришь только о своей семье и целительстве. Никогда – о себе. Но я хочу знать, кто ты, кто ты настоящая, потому что… Потому что ты интереснее, чем они.

– Кто я?

– Что ты любишь, а что – терпеть не можешь. О чём мечтаешь. Что чаще ешь, какая погода тебе нравится. Что любишь читать и нравится ли тебе в нашей деревне. Такие вещи.

– Но… зачем тебе всё это? – совершенно искренне спросила Джей, стараясь не смотреть ему в глаза.

Мартин тяжело вздохнул, кладя руку на её второе плечо. Теперь он чуть ли её не обнимал, и она часто задышала, боясь любым неосторожным словом испортить момент.

– Потому что из этих мелочей формируешься ты. И ты – это не твоя семья, а именно… ну, ты. И если тебе нечего про себя сказать… – тут он улыбнулся, – тогда я помогу тебе найти эти вещи. Потому что они в тебе есть, их нужно просто найти.

Джей улыбнулась, ни слова не понимая из его речи, но чувствуя, что происходит что-то хорошее.

– Давай найдём.

За полчаса они установили, что Джей нравится, когда на улице немного холодно, но не слишком, а уж снег, который и без того редко появлялся в их краях, она терпеть не может. Ей нравится чтение – но не вчитываться и не вживаться в чужие истории. Ей, скорее, нравится сам процесс: держать в руках книгу, перелистывать страницы. Нравятся начало и конец историй, но не нравится, когда они начинаются с проблем. Она не любит убираться, но ей приходится это делать ежедневно.

Ей очень нравятся белые поля их деревни, а вот постоянные ветра Джей очень не любит. О чём она мечтает? Наверное, о свободе. Ей нравится это слово, оно слышится и чувствуется хорошо, отдаёт чем-то приятным в теле – но его значение зарыто где-то в детстве, Джей это хорошо понимает.

Она очень любит свою сестру. Так, что и не представляла до этого разговора. Любит, как Лина спускается по лестнице, взмахивая волосами, как разговаривает с ровесниками и как они