Пятая Стража - Черкасов Дмитрий

Уже плохо соображая, что делает, Пушок вслед Мухомору забежала в подъезд старого красно-кирпичного жилого дома под железной покатой крышей. В последний миг что-то насторожило ее, но она еще не научилась верить предчувствиям. Она, щурясь в темноту, сунулась на узкую, пропахшую кошками лестницу, как вдруг кто-то сильный схватил ее руками за плечи и с размаху ударил спиной и затылком о стенку. Пахнуло густым чесночным духом.

— Ты зачем за ним бежала? — спросил ее недобрый голос с акцентом.

— Ты кто? — спросил второй и добавил: — Посвети!

Свет фонаря ударил Людочке в глаза. Она зажмурилась, задрожала. Камера, пистолет, удостоверение… Еще никогда разведчик Пушок не бьгаа так близко к страшному провалу, который мог бы стоить ей жизни. Опершись покрепче ногами, закрепив дрожащие коленки, Люд-милка собралась уже двинуть первого наудачу в висок и вырываться из подъезда, когда в ту же ловушку как нельзя кстати забежал ее пускающий слюни преследователь из электрички.

Тотчас могучая рука распластала любителя клубнички вдоль стены рядом с Пушком. Осветив обоих фонарем, неизвестный верзила сделал свои выводы.

— Он к тебе приставал? Да?

Людмилка затрясла головой, не веря в свое везение. Богатырь хакнул нутром, двинув кулачищем куда-то в хлипкую грудь кандидата в сексуальные маньяки, и еще поспешно добавил несколько раз сверху. Тело с шорохом сползло на пол. Людочку развернули лицом к выходу и напутственно толкнули кулаком пониже спины.

— Иди отсюда. Не ходи сегодня сюда. Нельзя!

Через час осатаневшие от напрасных поисков Миробоев с Валентином наткнулись на Пушка, бредущую наобум пустынной улицей Всеволожска в надежде, что она, может быть, выведет ее к вокзалу.

— Наконец-то! — заорал Миробоев, посигналив ей. — Ну где же ты пропадала, кралечка наша! Я все глаза проглядел! Весь бензин изъездил! А что это ты плачешь? Обидел кто-нибудь?

— Нет, — сказала Пушок, напрасно пряча красные зареванные глаза. — Вот, все тут… — она протянула камеру.

— Что тут? — устало морщась от головной боли, спросил Валентин. — Где сейчас Сыроежкин? Его срочно брать будем! Он нам позарез нужен!

— Там он… — мотнула головой Людочка. — В красном доме…

— Почему ты его оставила?! А если уйдет?!

— Не уйдет… Там уже милиция… Они убили Сыроежкина. Их четверо было. Я все засняла… всех… Я домой хочу…

— А что ж ты… — начал было гневно Валентин, но тут же унялся, взял себя в руки. — Ну да… в общем, понятно… Садись, покажешь, где это.

Миробоев вышел из машины, бережно обнял Пушка грубыми лапами за дрожащие плечи и осторожно подсадил на заднее сиденье. Валентин, пожевывая нижнюю капризную губу, потирая висок, в расстроенных чувствах щелкнул связью.

— Костя! Миша! Кончай искать, нашли. Да жива, жива, даже молодцом. А дела — хуже некуда! Можно сказать, полный абзац! Очередная красная строка!

Андрей Лехельт катил в Гатчину в типаже дорожного рабочего. Он «тянул» Елену Вербицкую, делопроизводителя архива комитета здравоохранения. Это была агрессивно молодящаяся женщина средних лет, косметической юностью маскирующая неудовлетворенность своим социальным статусом. Ей когда-то втемяшили, что к тридцати надо непременно «раскрутиться», иначе кранты. Теперь она рядилась девочкой, чтобы не прослыть неудачницей.

Для таких дорожный рабочий был пустое место, не существовал в принципе. Лехельт правильно подобрал типаж. Накрашенные глаза Вербицкой не замечали его в упор, даже если бы он снимал ее на камеру совершенно открыто, а не через дырку в пакете.

На площади возле вокзала Вербицкая в сапогах на высоких каблуках, как на адмиралтейских иглах, гордо пошпиляла обледенелыми тротуарами в сторону Павловского собора, а Лехельт чуть поотстал, чтобы провериться. Несколько последних дней ему казалось, что за ним тянется хвост, причем так умело, что полной уверенности у Андрея так и не сложилось. Он поведал об этом Тыбиню. Старый подумал, сводя глаза на широкую переносицу, и сказал:

— Считай, что я ничего не слышал. Доложи официально Косте, что за тобой ведется наблюдение. Как по инструкции положено. Если ничего не будет — значит это ребята из ССБ под тебя копают. Ты нигде не залетел?

Лехельт не помнил за собой особых грехов, которые могли бы заинтересовать службу собственной безопасности, поэтому не тревожился. Бывало, что кого-то из разведки проверяли; бывало, что и сами разведчики участвовали во внутренних проверках, отслеживая тех, на кого начальник ССБ полковник Кречетов глаз положил. Неприятная, но необходимая процедура, о возможности которой каждого предупреждают заранее.

Несколько странно было, что его не слишком-то пилили за утерянный радиомаяк, и назначенное Шубиным служебное расследование тянулось как-то вяло. Но Лехельт старался не думать об этом. Чем больше клиент ССБ суетится при проверке, тем больше подозрений вызывает.

Сейчас он свернул за угол в переулочек, потом завернул в какую-то проходную подворотню и подождал секунд двадцать. Эта простейшая проверка называется «в два угла». Тот, кто тебя тянет, непременно должен пройти мертвую зону между двумя углами, если не хочет «грохнуть» свой объект. Выдержав необходимую паузу, Андрюха поспешно выскочил тем же путем в переулок и на площадь, но ни одного встречного прохожего не заметил.

Успокоившись, он заторопился на условленное место чуть поодаль, где должен был встречать его Ролик с машиной. Клякса, тщательно проведя разбор неудачной работы Тыбиня по убитому Сыроежкину, на инструктаже настойчиво обращал внимание старших сменных нарядов на согласованность действий «пешей» и «конной» разведки. Просто маковку продолбил, как выразился Ролик. Лехельт тоже так думал, однако на Балтийском вокзале они со стажером сработали четко: вдвоем дотянули легкомысленно попрыгивающую Вербицкую до электрички, условились о месте встречи, потом Дональд напялил поверх куртки оранжевый брезентовый жакет, на голову — кепи, и вошел в вагон. Стажер должен был пулей лететь в Гатчину и подхватить его и объект там.

И вот теперь его не было на условленном месте. Ни его, ни машины.

Андрюха затоптался на снегу в некоторой растерянности, оглядываясь, не перепутал ли Ролик место встречи, несколько раз вызвал напарника условным сигналом по ССН. В средстве связи носимом есть специальный режим звукового сигнала, включаемый касанием, на тот случай, когда нет возможности что-то говорить. Сейчас Лехельту просто нечего было сказать, а разевать варежку было некогда — Вербицкая уже скрылась из виду. Убедившись, что машины со стажером нет в радиусе досягаемости ССН, Лехельт, чертыхаясь, стянул с плеч оранжевую брезентуху, вместе с кепи поспешно затолкал ее в пакет. На голову напялил веселую синюю спортивную шапочку с белым помпоном и припустил за молодящейся дамой, которая, имея изрядный рост и длину шага, удалялась по своим делам весьма скоро.

Он поспел вовремя. Вербицкая по ту сторону дворцового парка на углу Соборной улицы уже ссорилась с кавалером, мрачноватым гатчинским детиной, в угрюмых глазах которого горел тусклый огонек наживы. По местным меркам детина был вполне состоятельный бизнесмен: имел два ларька и свое место на рынке, то есть не зря прожил жизнь. Он был бы вполне счастлив этим, да на его беду Елена Вербицкая «открыла ему глаза», показала «другие масштабы и горизонты». Концессионеры объединились: его капиталы, ее идеи. Финал предприятия каждому виделся диаметрально противоположно, но на нынешней стадии развития отношений они искренне дорожили друг другом.

По первости они тиражировали карты экологической обстановки в Санкт-Петербурге и области, которые Вербицкая воровала из базы данных комитета. Потом добавили на них грибные и ягодные места, змеиные урочища, районы сбора лечебных трав. Копеечка капала, радуя душу лавочника, но Елену утомляла мизерность доходов. Как за соломинку ухватилась она за предложение хозяев рынка, Дадашева с Нахоевым, раздобыть карту зараженных скотомогильников, тем более что большого труда это для нее не составляло. Напарник по постели и бизнесу некоторое время колебался. Объяснение чеченского любопытства поиском места для загородного дома слабо утешало его практичный ум. Но через неделю и он махнул рукой, резонно рассудив, что в случае непредвиденных осложнений его хата с краю. Я — не я, и баба не моя.