Оборотни: люди-волки - Боб Каррен

Некоторые полагали, что дело в веществах, употребляемых внутрь, и их воздействии на человеческий мозг. В числе источников таких веществ могли быть грибы, входившие в рацион сельского населения некоторых местностей. Не исключалось и вдыхание аромата каких-либо лесных растений, который мог впоследствии вызвать галлюцинации. Одно из таких растений, прочно ассоциировавшееся с волками и другими животными, — аконит (или борец), который в изобилии растет во многих европейских лесах. Это растение было известно под многими названиями: дьяволов шлем, монаший колпак, бабья погибель, дьяволова желчь — и считалось атрибутом колдовства. Полагали, что это растение может быть повинно в галлюцинациях о превращении в волка. По убеждению многих, оно являлось одним из главных ингредиентов магических мазей и бальзамов, якобы использовавшихся для той же цели. Оно (точнее, его составляющая — аконитин) также применялось для приготовления ядов — занятия, которое имело прочную ассоциацию с колдовством (одно время понятия «зельеварение» и «колдовство» были практически синонимичны), а через него — с грехом, злыми намерениями и аберрантным поведением. В настоящее время известно, что аконитин действует на нервную систему, вызывая потоотделение, судороги, дрожание конечностей, фантомные боли и даже галлюцинации, которые могли включать и иллюзию превращения в животное. Считалось, что это растение эффективнее всего в период цветения и именно тогда происходит большинство превращений в волков. Позже, однако, был сделан вывод, что верно обратное, поскольку наблюдения показали, что волков оно отпугивает — отсюда и самое известное его название: волкобойник[42] или волкобой.

Более всего восприимчивы к воздействию подобных растений были бедняки, часто живущие в глуши, вне пределов цивилизации. Основу их рациона составляли растения и грибы, и вполне естественно, что жуткие условия жизни в сочетании с употребляемыми в пищу некоторыми растениями могли «превращать их в волков» — точнее, заставляли воображать себя волками.

Несмотря на ученые спекуляции XVII–XVIII веков на тему трав и грибов, главное сомнение — относительно того, что несчастные «вервольфы» попросту находились в плену иллюзий, — оставалось в силе. Хотя эта идея была причиной первых подвижек в воззрениях на душевное и психическое здоровье, подобные концепции были пока недоступны большинству мыслителей. Иллюзии же приписывались не столько дефектам психики, сколько вмешательству нечистого в жизнь убогих и нездоровых людей. Если люди верили, что они были волками, и вели себя как волки, — то это потому, что дьявол пробудил животные страсти в их телах с целью лишить их возможности попасть в рай. Психиатрического понятия «истерии» в те далекие времена не существовало, и ему еще предстояло почти 200 лет «вызревания», прежде чем оно появилось в трудах ученого Зигмунда Фрейда, которого считают отцом психоанализа. В 1897 г. Фрейд, обративший внимание на ряд судебных процессов по делам оборотней, предложил свою теорию. По мысли Фрейда, истерия, которая теперь выдвигалась в качестве объяснения подобных случаев, может быть запоздалой эмоциональной реакцией на перенесенное в детстве сексуальное насилие или на подавленные детские сексуальные фантазии. Он уделил особое внимание делу Гренье 1603 г., которое отвечало некоторым его предположениям, так же как и дело Гандийонов.

Фрейд мог, конечно, испытывать влияние работ Вейера: нет никаких сомнений в том, что он читал книги немецкого ученого — он упоминал его работы в числе десяти книг, оказавших на него наибольшее воздействие, в интервью 1906 г. И, по его собственным словам, он лицом к лицу встречался с пациентом, который демонстрировал ряд тех же характерных черт, которые особенно выделялись во времена французских процессов над вервольфами.

Чтобы сохранить личность этого пациента в тайне, Фрейд в своих заметках и отчетах об этой встрече именует его «человеком-волком». Пациент описан как довольно богатый отпрыск значительного русского семейства, который во время курса психоанализа пересказал Фрейду свой навязчивый детский сон о волках. Во сне он лежал в собственной кроватке в спальне, когда внезапно распахнулось ближнее окно, и, поднявшись, он выглянул и увидел нескольких волков — шесть или семь, — лежащих у подножия орехового дерева на улице и очень пристально глядящих на него. Ни один из зверей не двинулся с места и не угрожал ему, но их присутствие все равно перепугало мальчика, который закричал и проснулся, и няне пришлось его утешать. В этой истории присутствовал также фольклорный элемент, о котором и Фрейд, и его пациент был хорошо осведомлены. Как в румынском, так и в русском фольклоре существует традиция относительно личности, известной как «хозяин волков» («царь волков», «повелитель волков» и т. д.), порой описываемой как нечто вроде гибрида человека и зверя, живущего в лесу и повелевающего волчьими стаями. Это существо было не вполне человеком и часто испытывало те же вожделения и желания, что и сами волки. В книге «Оборотни и вампиры в Румынии» (1982 г.) профессор Гарри Сенн описывает подобное существо как охотящееся в лесу вместе с волчьими стаями, причем волки относятся к нему примерно так же, как к своему вожаку. «Хозяин волков» обычно описывается сидящим на лесной поляне в окружении отдыхающих волков — и, возможно, пациент Фрейда скорее отождествлял себя именно с ним, чем с настоящим хищным оборотнем-вервольфом. Была и еще одна интересная деталь: пациент родился 25 декабря, в Рождество. Существовало также древнее христианское поверье, что те, кто посмел родиться в день рождения Христа, непременно станут чудовищами и прислужниками дьявола.[43] Этот пациент также родился «в рубашке» (водной оболочке, которая обычно прорывается во время родов) — что, тем не менее, считалось дурным предзнаменованием во многих местностях России.[44] Напротив, в других культурах это считается признаком удачи и гарантией того, что такой человек никогда не утонет и не погибнет в пожаре.

Фрейд также отмечает, что няня, ухаживавшая за мальчиком в первые годы его жизни, была особой крайне религиозной и суеверной и восприняла его рождение «в рубашке» как знак того, что ребенок вырастет оборотнем и станет прислужником дьявола. Она постоянно делилась этими опасениями со своим питомцем, да еще и рассказывала ему множество старинных легенд о «хозяине волков», живущем в чаще леса.[45] Таким образом, в сознании пациента образы волков приобрели дополнительную зловещую значительность. В заключение анализа Фрейд предположил, что пациент, скорее всего, страдал от врожденного желания вернуться в материнскую утробу, — и полностью отверг как несущественные сверхъестественные и фольклорные элементы, транслировавшиеся пациенту няней (хотя и признавал ту роль, которую они сыграли в формировании подсознательных образов его сна). Кстати, интересный факт: Фрейд и сам родился «в рубашке»!

Фрейд был не единственным мыслителем, который относил так называемые превращения (и заявления тех, кто их якобы переживал) на счет ментальной «истерии». Французский врач Жан Мартен Шарко (1825–1893 гг.), которого иногда называют «отцом неврологии», также признавал такую связь. Хотя в своих работах он не делает никаких специальных ссылок на французские процессы над оборотнями, зато выдвигает предположение, что подобное состояние может быть результатом «обострения» наследственных нервных болезней. В качестве практикующего врача (а позже — профессора невропатологии) в госпитале Сальпетриер — парижской больнице для бедных женщин — Шарко имел дело с множеством случаев ярко выраженной истерии, причем часть его пациенток демонстрировали черты животного поведения. Некоторые истории болезней таких женщин вполне могли бы подойти под описание, если можно так сказать, «комплекса оборотня», и Шарко пытался помочь им, используя сравнительно новую медицинскую процедуру — гипнотерапию. Он был одним из первых врачей, использовавших гипноз для лечения психических заболеваний.

Исследования «комплекса оборотня» выдающимися учеными-медиками знаменовали изменения во взглядах на это состояние. Прежде оно рассматривалось как намеренное злое деяние, творимое колдунами и ведьмами ради удовлетворения своих темных нужд с помощью магических средств типа поясов, плащей из волчьих шкур или специальных мазей. Авторы «Молота ведьм» гремели проклятиями в адрес ведьм — прислужниц дьявола, нападавших на ближних своих в обличье волков или других животных. Эпоха Просвещения изменила этот взгляд и отвернулась от идеи преднамеренного акта колдовства или черной магии, которую так поддерживала церковь. Оборотничество более не рассматривалось как отрасль черной магии и обдуманный вызов Господу — скорее как невольное, непреднамеренное заболевание, которое проявлялось почти случайным образом. Вервольфа теперь описывали как страдальца, который борется с собственными превращениями, часто происходящими в ответ на восход луны или употребление растения — такого, как волкобой. Как и в случае с вампиром, одного укуса вервольфа достаточно, чтобы превратить его жертву в рыскающее чудовище, когда луна вновь наберет полную силу.