Патриот. Звезда морей (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович

Вид я имел ленивый и расслабленный, как и положено скучающему в провинции имперскому чиновнику средней руки. Топорков так же старательно исполнял скуку, хотя время от времени глаз его блестел, выдавая обуревавшие душу чувства.

Я меланхолично пялился в окно, разглядывая пейзаж и курил папиросу. Казбек и его люди сели чуть поодаль, строгие и молчаливые. А Хорьков, только лишь заняв свое место на лавке, тут же открыл портфель и уткнулся в какие-то бумаги.

Ящерка по имени Звездочка поселилась у меня во внутреннем кармане пиджака. Иногда я чувствовал, как она шевелится, но в целом Звездочка вела себя на удивление спокойно и попыток сбежать не предпринимала. Я не мог оставить ее в деревне, потому как не планировал туда возвращаться.

Честно говоря, вся эта история, рассказанная Гюнтером Кляйном, казалась мне весьма сомнительной. Да, я вполне верил, что Будников дал ему поручение заботиться о своем питомце — ящерке. И даже допускаю, что он называл ее «ключом»… Но этот ли «ключ» искали Борис и Финн? Не поторопился ли я с выводами? Зачем им понадобилась ящерица обыкновенная, каких тысячи в округе — выйди я сейчас из вагона и на ближайшем камне будет греться точно такая же, не отличишь.

И все же, как это ни глупо, я оставил ящерицу и спрятал ее в карман, предварительно покормив мухами, заботливо предоставленными Кляйном. Он дал мне спичечный коробок, в котором хранилось лакомство для Звездочки, и штук пять я ей уже скормил.

Впереди были видны величественные горы, мы двигались вдоль реки и ехать нам оставалось недолго. Вагон споро несся по монорельсу, солнце вовсю светило, утро выдалось жарким. В такой день хочется спрятаться в тени, попивая холодное пиво или, на худой конец, квас, а потом пойти в сад и вздремнуть часок-другой в гамаке, чтобы вечером, когда жара спадет, позвать в гости пару друзей, откупорить бутылку вина и вспомнить былые годы.

Вот только друзья мои были мертвы, вино я не любил, сада с гамаком не имел, а квас уже успел выпить за завтраком. Боковым зрением я поглядывал на Казбека. Опасный враг. Опытный, сильный, всегда на чеку. Одно хорошо — пока он меня ни в чем не подозревает. Вчерашняя наша вылазка закончилась без неожиданностей. Тем же путем мы вернулись в гостевой домик и, как мне хотелось верить, не дали наблюдателям шанса заподозрить нас в отлучке.

Долгий протяжный гудок возвестил о том, что вскоре мы прибываем в конечную точку пути. За окном замелькали бараки рабочего поселка. В основном для работы на рудниках нанимали пришлый люд, слишком уж каторжным был труд, и местные предпочитали иной, менее обременительный способ заработка. Поэтому и селили чернорабочих рядом с местом добычи — зачем тратить время на дорогу? А те из местных, кто все же трудился в горах, добирались до места с первым монорельсом еще до восхода солнца.

За рабочим поселком высились цеха медеплавильного завода, над которыми висело густое черное облако дыма.

Монорельс замедлил ход, и вскоре вагон остановился.

— Добро пожаловать на прииски господина Морозова! — делопроизводитель уже стоял рядом с нами, радушно улыбаясь. — Извольте следовать за мной!..

Следующие пару часов мы совершали экскурсию по местности: сначала неспешно прогулялись по поселку, слушая рассказы Хорькова о количестве добываемого и перерабатываемого сырья, потом заглянули в здание заводоуправления, где ознакомились с толстыми гроссбухами отчетностей, особо, впрочем, не усердствуя, после чего позволили угостить себя обедом в местной столовой.

Хорьков все бубнил и бубнил, рассказывая о малоинтересных подробностях добычи… бла-бла-бла… «более тысячи рабочих»… бла-бла-бла… столько-то пудов медной руды… бла-бла… «планируем выйти на новые мощности в течении трех лет»…

Я делал вид, что слушаю, сам же размышлял об ином. Мне бы пообщаться с кем-то из рабочих, да не с каждым, а выбрать такого, кто не побоится рассказать правду. Узнать подробности: сколько человек пропали за последнее время, были ли у них конфликты с кем-то из охраны, случались ли какие-то необычные происшествия?

Из Хорькова я таких сведений не вытяну, из Казбека — тем более. Я вообще игнорировал присутствие горцев, да и они не стремились набиться мне в собеседники. Казбек и его люди повсюду следовали за нами. Видно было, что им это глубоко не по душе, но и оставить нас без присмотра они права не имели. Пусть это и было представлено, как дружеское сопровождение, но по факту являлось неприкрытым контролем.

Отобедав и раскурив папиросу, я обратился к делопроизводителю:

— Послушайте, любезный, как бы мне ни хотелось вернуться обратно и сегодня же отбыть в столицу, но я обязан самолично посетить один из рудников. Не важно какой, пусть будет ближайший. Это обязательное условие, без выполнения которого мой отчет не примут. Предлагаю, не затягивая, завершить эти неприятные обязанности, с тем чтобы как можно скорее покончить с делами. Вы согласны, уважаемый?

— Всенепременно! Власий Ипатьевич приказал мне показать вам все, что будет вам интересно. Отсюда до ближайшего рудника с полчаса, можно пройти мимо плотины — это шедевр инженерной мысли. Десять водяных колес! А ниже — три цеха с медеплавильными печами, лесопилка, печи для обжига кирпича. Наша медь используется во всей империи, практически в каждом доме, в каждом хозяйстве!

— С удовольствием взгляну на добычу собственным глазами, вы меня заинтересовали.

Вскоре мы уже шли по поселку все тем же составом. Впереди Казбек с одним из своих людей, потом мы с Топорковым и Хорьковым, и замыкали шествие двое оставшихся горцев. Делопроизводитель все так же болтал без остановки, рассказывая историю строительства завода, сетуя на недостаток рабочей силы, переживая о том, как бы богатая порода не иссякла. Но все его рассказы сводились лишь к рудодобыче, о самоцветных камнях он не упомянул ни разу, словно их и в природе не существовало. Между тем, Глеб еще вечером рассказал мне о строжайших мерах контроля над рабочими, принятых на рудниках, в том числе о тщательных досмотрах при выходе из штреков. И о наказаниях за сокрытие найденного. Никто точно не знал, что случается с бедолагами, попавшимися на воровстве самоцветов — по официальной версии их просто гнали в шею, но, ходили слухи, что эти люди пропадали навсегда, никто и никогда их больше не видел. И тут уже вопросы нужно было задать Казбеку — он-то точно знал об их судьбе. Ничего, рано или поздно, я вернусь сюда. Сомневаюсь, что император после моего доклада оставит все, как есть. Но это потом, сейчас же смотреть в оба и запоминать…

Мы миновали поселок и пошли вдоль по тракту, удаляясь от заводских цехов. В обе стороны постоянным потоком шли телеги: к цехам — груженные ящиками с рудой, обратно — пустые. Многочисленные рабочие тащили бревна и инструмент — на их лицах я видел только усталость, несмотря на то, что день еще не дошел даже до середины. Как следовало из рассказа Хорькова, до некоторых рудников от завода были многие километры пути, и доставка руды требовала времени. Но мы двигались к ближайшему месторождению, и идти нам было не слишком далеко.

Солнце неимоверно пекло, заставляя всех обливаться потом. Зеленый лес бесконечно тянулся во все стороны, только вдоль тракта деревья были вырублены и пущены в дело, но победить тайгу человеку было невозможно. Казалось, деревья чуть колышутся — сосны, пихты, лиственницы, ели — могучая природа Урала словно дышала. Далеко над лесом беспокойно кружили птицы, чуть впереди уходил вверх очередной склон, чувствовалось присутствие гор. Пчелы проносились мимо лица быстрыми пулями, луговые бабочки порхали над морем травы. Край озер и зеленой тайги — заблудиться и пропасть в этих местах раз плюнуть. Ушел незнающий человек, свернул с тропы и сгинул навеки. Но красота вокруг неописуемая, родная, своя. Тут я чувствовал себя дома, хотя был человеком сугубо городским. И если я хотел где-то умереть, то именно в таком месте.

Через обещанное время мы вышли к скалистым утесам, возвышавшимся над деревьями грозными великанами. Впрочем, они были не такими уж и высокими — метров двадцать от земли, но многослойными, как пирог, и казались необъятно большими.