Создание Узбекистана. Нация, империя и революция в раннесоветский период - Адиб Халид

перед центром, создали новую политическую арену, которая существовала на фоне этнического и социального конфликта, описанного в предыдущей главе.

Каким образом должна была совершиться революция, мыслившаяся как классовый конфликт, в колониальном регионе, где главными являлись национальные и расовые различия? Большевики с самого начала придерживались резко антиколониальной риторики, но у них не было четкого суждения о том, как взаимосвязаны категории нации и класса. Требовалось разработать многоаспектную национальную политику, но в 1917 году ее еще не было. До 1920 года действия большевиков часто являлись реакцией на угрозу со стороны различных национальных движений, при том что их представления, объединявшие категории класса, нации и конфессии, были довольно гибкими. 20 ноября 1917 года новое советское правительство выпустило обращение «Ко всем трудящимся мусульманам России и Востока», призывавшее мусульман поддержать новую власть:

…все те, мечети и молельни которых разрушались, верования и обычаи которых попирались царями и угнетателями России! Отныне ваши верования и обычаи, ваши национальные и культурные учреждения объявляются свободными и неприкосновенными. Устраивайте свою национальную жизнь свободно и беспрепятственно[155].

Ленин не только увязывал национальный вопрос в России с колониальным вопросом за ее пределами, но и приравнивал колониализм к классовому угнетению. В колониальных условиях национальность, казалось, была синонимом класса. В Туркестане практический вывод из этого посыла заключался в необходимости ниспровергнуть политику Ташкентского совета, использовавшего классовую риторику для того, чтобы полностью лишить колониальное население доступа к власти. Поэтому Москва силой насаждала вхождение мусульман в новые органы власти за счет переселенцев.

Джадидам, для которых революция имела смысл только как антиколониальное и национальное явление, такая политика представлялась весьма многообещающей. Кроме того, они усвоили искренний энтузиазм по отношению к революции как к средству осуществления перемен, энтузиазм, удвоенный противодействием, с которым они столкнулись в собственном обществе в 1917 году Вдобавок к этому увлечение джадидов революцией было обусловлено новой геополитической конъюнктурой, возникшей с окончанием войны, которое породило одновременно и отчаяние, и надежду Окончательный крах Османской империи, последнего суверенного мусульманского государства в мире, казалось, свидетельствовал об экзистенциальном кризисе ислама и мусульманского мира. Он повлек за собой радикализацию джадидистской программы реформ и придал ей новую актуальность. Мусульманский мир мог спасти только прогресс, который был возможен лишь через революционные изменения. Советский строй виделся провозвестником нового, антиколониального миропорядка: он приведет к обновлению Средней Азии и мусульманского мира в целом и даст возможность противостоять победившим в войне «империалистам». Тогдашняя геополитика позволила джадидам объединить ислам, нацию и революцию в предвидении антиколониальной борьбы, где главным врагом станет Британия, а союзником – Советское государство.

Это антиколониальное толкование фактически национализировало революцию для тех мусульман, которые примкнули к новому режиму, как только под давлением Москвы представилась такая возможность. Между весной 1918-го и летом 1920 года они сформулировали концепцию будущего Туркестана, который должен был быть одновременно мусульманским, национальным и революционным. На внутригосударственном уровне такой Туркестан будет избавлен от хищничества переселенцев, на международном явится проводником революции в мусульманском мире. Имея в своем распоряжении нацию и революцию, мусульмане совершат революцию в колониальном мире и принесут освобождение «Востоку». В конечном счете, однако, эта концепция была отвергнута большевиками. Они были готовы оттеснить от власти туркестанских коммунистов-переселенцев, но не собирались отдавать их место другой команде, с обширной автономией и заметно иным пониманием революции. Восстановив политический контроль над Туркестаном, попутно центр утвердил в регионе контроль над смысловым наполнением революции.

Большевики и Туркестан

Туркестан был не самым подходящим местом для совершения пролетарской революции, и желание большевиков подчинить его требует по меньшей мере некоторого пояснения. Главнейшим мотивом большевиков являлось стремление распространить советское правление по всей бывшей Российской империи. Помимо этого, интерес центра к Туркестану был обусловлен еще двумя причинами. Первая – выгодное стратегическое положение региона для революционизации «Востока». С 1918 по 1921 год «восточная политика» занимала важнейшее место во всех дискуссиях о Туркестане. В ноябре 1919 года Ленин в открытом письме «коммунистам Туркестана» писал:

Установление правильных отношений с народами Туркестана имеет теперь для Российской Социалистической Федеративной Советской Республики значение, без преувеличения можно сказать, гигантское, всемирно-историческое. Для всей Азии и для всех колоний мира, для тысяч и миллионов людей будет иметь практическое значение отношение Советской рабоче-крестьянской республики к слабым, доныне угнетавшимся народам[156].

Вероятно, Ленин упорно придерживался этого мнения до конца своей активной жизни, хотя многие его товарищи были настроены гораздо более скептически.

Вторая причина интереса Москвы к Туркестану намного прозаичнее и делает советский режим непосредственным преемником царской России. Это потребность в экономических ресурсах региона, особенно в хлопке. В ближайшей перспективе центральная власть стремилась получить доступ к туркестанскому хлопку, без которого не могла функционировать текстильная промышленность России. Ташкентский совет «национализировал» весь хлопок в Туркестане, но вышеупомянутый крах транспортного сообщения и правопорядка, повлекший за собой голод, привел также к тому, что хлопок мертвым грузом лежал на фабриках и складах. Москва посылала в регион закупочные делегации, даже когда он был отрезан от центра Гражданской войной. В долгосрочной перспективе туркестанским ресурсам отводилась важная роль в экономических расчетах Советского государства. Экономические задачи являлись отдельной частью поручения Туркестанской комиссии (Турккомиссии), прибывшей в Туркестан, чтобы закрепить его в составе Советского государства. Еще до приезда комиссии в Туркестан нарком торговли и промышленности РСФСР Л. Б. Красин указывал, что

в связи с последовавшим воссоединением Туркестана представляется необходимость принять все меры к широкому использованию этого края, а также смежных с ним стран… для вывоза хлопка, риса, сухих фруктов и других товаров, необходимых не только для внутреннего рынка России, но и для ее внешнего товарообмена[157].

Однако Туркестан должен был вернуться в состав Российского государства на новых условиях. Если советской власти в Туркестане надлежало стать примером для колониального мира, мало того, если она хотела упрочить свои позиции в Туркестане, ей нужно было дистанцироваться от своего предшественника, царизма, и опереться на местное население. Поэтому главная цель центра в 1918–1919 годах заключалась в том, чтобы заставить Ташкентский совет прекратить политику отстранения мусульман от власти. В феврале 1918 года «чрезвычайным комиссаром» в Туркестан с заданием установить надзор за местной советской властью был назначен П. А. Кобозев. В апреле Кобозев прибыл в Ташкент в сопровождении двух татарских чиновников Наркомнаца. Он был предупрежден телеграммой И. В. Сталина, тогдашнего наркома по делам национальностей, в которой ему давали понять, на какие уступки готов пойти центр:

Командируем к Вам, в Туркестан, двух товарищей, членов татаро-башкирского