Тридцать сребренников рублями - Леонид Матюхин

— Побудь тут, пока мы не перекусим, — пристегивая второй парой наручников Хмыря к идущей вдоль стены трубе, заметил Кислярский.

— Дай попить, — сплевывая на пол, потребовал Саня.

— Перебьешься, — бросил Вениамин, — А ещё раз плюнешь, выведу во двор, положу на снег и пристегну к идущей по земле трубе. Будешь у меня своим телом землю отогревать. Но зато ещё наешься снега и напьешься. Понял?

Хмырь не ответил.

— Кстати, — продолжил Кислярский, — Соседние дачи тут пустуют, так что при желании можешь повопить.

— Вопи сам, коль тебе охота.

— Ну как хочешь, — и Вениамин направился к выходу.

— Постой, — прозвучало у него за спиной. — Поговорить надо.

— Подождешь, — на секунду остановился Кислярский. — Ничего с тобой не случится. Говорить будешь, когда тебя спросят.

Заперев на висячий замок летнюю кухню, он прошел в дом.

— Ну как там? — ловко нарезая сало, поинтересовался Николай, успевший уже нацепить белый передник хозяйки. — По-прежнему лезет на рожон?

— Я бы не сказал. У него, видишь ли, после катаний в багажнике вдруг прорезалась острая потребность в простом человеческом общении. Понравился я ему, видимо. Прямо отпускать меня не хотел. Поговорить, понимаешь, ему внезапно приспичило.

— Так что же ты? — даже отложил в сторону нож Николай. — И нужно было воспользоваться случаем и выбить из него по максимуму, что удастся.

— Чудак ты, Колька, — с сожалением констатировал Кислярский. Программы всякие умные пишешь, а чудак… Психологию — ну абсолютно, напрочь то есть, не знаешь! — Он помолчал немного — Пойми ты, этот фрукт у меня сейчас там типа дозревает, что твоя узбекская дыня перед Новым Годом. Он, собственно, и сейчас уже готов откровенничать, но через часок это будет, как говорят в Одессе, уже нечто.

— Не передержи ты его, психолог, — заметил Денис, входя на кухню из соседней комнаты. — А то ещё перегорит у него желание «колоться».

— Не бойся. Не перегорит, а только закалится, — поправил друга Вениамин. — На холоде да в голоде… Ну да ладно, я пойду умоюсь, пока вы тут готовите. А за «обеденным ужином» послушаем, что там у Хмелева за разговоры в кабинете велись.

Разговоры оказались самыми обычными. Рабочими. Решались вопросы доставки школьных завтраков, поиска преподавателей иностранного и своевременного внесения отдельными родителями платы за обучение своих чад. К удивлению Дениса, рабочий день завуча оказался довольно напряженным. К нему постоянно заходили то преподаватели, то ученики, то сотрудники технических служб. Хмелеву все время приходилось решать какие-то вопросы. И он решал их, причем решал судя по всему достаточно квалифицированно. А ближе к концу рабочего дня ему позвонил приятный девичий голос и несколько раздраженно сообщил, что «получена вторая партия, а у меня ещё предыдущую не забрали.» Сразу после этого Борис Александрович набрал номер и попросил позвать ему Дмитрия Шляхова. Он ещё не знал, что тело Димы покоится у него дома в ванной. По его тону можно было понять, что, возьми Тюля трубку, его ожидала бы жесточайшая нахлобучка. Когда Хмелеву сказали, что Шляхова на работе нет, он все тем же недовольно-барственным голосом потребовал к телефону Семена. После того, как оный Семен взял трубку, Хмелев несколько минут выговаривал ему за то, что он не может найти Тюлю, а тут из-за этого может сорваться «такая выгодная операция!». «П-пусть звонит мне хоть среди ночи,» — брюзгливо завершил он и, не прощаясь, повесил трубку. Вскоре после этого завуч очевидно отправился домой. Во всяком случае следующая запись появилась на магнитофонной пленке явно утром текущего дня. Об этом свидетельствовал какой-то несколько изменившийся и потерявший обычную уверенность голос Хмелева. Придя на работу, он сразу позвонил той девушке, которая накануне просила забрать у неё «товар». Сообщив, что «обстоятельства внезапно изменились», завуч сказал, что «товар» ей придется реализовывать самой, но он готов заплатить неустойку. «И пока не звони мне. Не нужно. Я сам отыщу тебя в б-ближайшее время и верну деньги. Как д-договаривались. Хорошо?». Видимо, его собеседница почувствовала, что случилось нечто действительно серьезное, поскольку после короткой заминки соизволила согласиться — «ладно», но добавила, что не сможет ждать с деньгами более пяти дней. Завуч пообещал решить проблемы быстрее и простился. Ну а затем у него последовали повседневные рабочие переговоры.

Кислярский оказался прав. Когда минут через сорок успевшие подкрепиться друзья втроем вошли в помещение летней кухни и включили там свет, стоявший у стены Саня выглядел довольно жалко. И неудивительно — мало того, что ему приходилось оставаться на ногах, он уже много часов кряду не был в тепле. Он ещё хорохорился, но было ясно, что время, в течение которого он был предоставлен сам себе и своим мыслям, уже сыграло свою разлагающую роль. Оказаться выкраденным и вывезенным куда-то за город друзьями убитого… Можно представить, какие приходили в голову Сане мысли относительно ожидавшего его ближайшего будущего.

— Мне снова нужно в сортир, — объявил он, обращаясь почему-то к Кислярскому.

— Это можно, — кивнул тот. — Чтобы не смущался, я тебя посажу на цепь, что у конуры от кабысдоха осталась, а минут через десять вернусь за тобой. Пошли, — и он отсоединил вторую пару наручников от трубы.

— А руки мне не освободишь? — спросил пленник, запястья которого оставались скованными за спиной.

— Вначале прикреплю тебя к цепи, а потом уж и с руками разберемся, пообещал Вениамин, подталкивая Саню к выходу.

Вернувшись через пару минут, Кислярский подмигнул остававшимся в помещении друзьям и выглянул в окно.

— Этот деятель очевидно рассчитывал на то, что я его одного в сортире оставлю, — заметил он. — Не выйдет. Там он спокойно может и руки на себя наложить. А здесь — не выйдет. Тут он у меня все время на виду.

— С чего это ты взял, что он хочет покончить с собой? поинтересовался Денис.

— Он не такой дурак. Вспомни, сколько на нем мокрых дел числится. Только мы три знаем… Он же понимает, что его не ожидает ничего хорошего. Ни с нами, ни в том случае, если мы передадим его в милицию…

— Нет. Хмырь не из тех, кто добровольно расстанется с жизнью, покачал головой Доро.

— И все-таки, береженого Бог бережет… — заметил Кислярский. — Не к чему нам с ним лишние хлопоты.

Приведенного с улицы Хмыря Вениамин на сей раз посадил у стены на лавку.

— Ну, так о чем ты хотел со мной поговорить? — спросил он, подсаживаясь к друзьям за стол.

— Ну это… Вот он — Саня дернул подбородком в сторону Дениса — вроде интересовался, как мы с Лысым попали в квартиру к вашему корешу…

— Значит, вы все-таки были с Кудряшовым вдвоем? — уточнил Доро.

— Да как сказать… Пришли-то мы туда точно вдвоем. Но вообще-то было нас там трое. Нас ожидали. И дверь открывал нам не инвалид, а другой ваш кореш.

— Врешь! — не поверил экспансивный Кислярский.

Ему вторил Смирнов:

— Что ты там несешь! Кто вам открыл?

— Подожди, — Денис положил Вениамину руку на плечо. — Помолчи. И ты тоже, Коль.

— Ну да, — продолжал Хмырь, обращаясь теперь уже к Доро. — Этот деятель сразу же отправился к инвалиду, как стало ясно, что тот собирается с тобой откровенничать. Ведь именно он все время отвечал за прослушивание квартиры.

— А потом? — поторопил Доро.

— Потом, я думаю, этот ваш кент пронаблюдал, как ты вышел от инвалида, и поднялся к нему сам.

— Без вас?

— Само собой, — лаконично ответил пленник.

— Ну а что вы?

— Мы? Значит так. Мне позвонил Лысый и велел срочно подгребать к «Динамо». Там меня должны были ждать…. И уже от метро мы машиной двинули к дому инвалида.

— Вдвоем с Лысым?

— Зачем вдвоем. Они ждали меня втроем — Лысый, Миха Маленький и Лис.

— А к Максиму поднялись вдвоем — ты и Лысый? — полувопросительно подсказал Денис.

— Ну да, — кивнул Хмырь. — Когда позвонили, дверь нам открыл тот, другой ваш кент. Не инвалид который.

— Ну-ну. Ты хочешь сказать, что затем наш… наш общий знакомый спокойно присутствовал, когда вы… когда вы кончали Макса?

— Мы кончали? Э-э, нет! Шалишь! Мы с Лысым тут не при чем. Когда мы с Лысым пришли, инвалид был уже не более живым, чем… чем вон та шкура, — и Саня кивнул на висевший в углу старый овчинный тулуп.

Денис обратил внимание, что, говоря о убитом Максиме, Хмырь старательно избегает называть его по имени.

— Врешь! — снова повторил Вениамин. — Точно врешь, гад. Отмазаться хочешь.

— Мне нечего врать. Как ты понимаешь, лишний жмурик при моем послужном списке ни на что не повлияет…

— Помолчи, Вень! — вновь успокаивающе поднял руку Доро и поинтересовался у Сани, — И как, говоришь, зовут этого нашего… кореша, что поджидал вас у Максима?