Кодекс Крови. Книга IХ - М. Борзых

— Женская. Ну хоть не просто набедокурили, а постарались не ухудшить имеющиеся кондиции».

* * *

Обряд решили провести на закате.

Я, конечно, осознавал, что для девочек церемония бракосочетания более важное событие, чем для мужчин, но чтобы настолько… Для меня сама церемония ничего не значила. Я давным-давно уже взял на себя ответственность за Тэймэй, обменявшись с ней кровью.

Девушки ушли готовиться, а сам я отправился осматривать результаты «перепланировки».

За пределами форта с одной стороны лежало древнее болото, где когда-то убили настоящего Михаила, с другой — лес, ну и с третьей расположилось селение Хмарёво.

Ближайший к форту край болота теперь представлял собой берег озера, накрытый хрустальной полусферой. Внутри оказалось тепло, зеленели сосны и ели, стояло несколько беседок. Казалось, что в этом уголке расцвела среди сугробов настоящая весна.

Виднелись заготовленные кострища с вертелами для приготовления мяса. Всюду сновали кровники, слуги, селяне из Хмарёво, расставляя в беседках столы и стулья, заправляя вишнёвые скатерти и развешивая гирлянды макровых светильников на лапах елей. Не было вычурности, помпезности. Присутствовало ощущение домашности.

Уже возвращаясь в форт, я заметил, как Хельга в одиночестве слонялась по берегу на краю болота. Асты поблизости не было. Датчанка же то и дело оглядывалась в растерянности, будто что-то потеряла. Я отправился к ней. При приближении заметил, что у девушки покраснели глаза. Это с лёгкостью можно было списать на холодный ветер, дующий с болот, но почему-то выражение лица Хельги навевало мысли о едва сдерживаемых слезах.

— У вас всё хорошо?

Мой вопрос застиг её врасплох. Она резко отвернулась от болота и вздрогнула от звуков моего голоса.

— Да, — кивнула неуверенно девушка и снова вздрогнула всем телом.

Я присмотрелся. На Хельге вместо подбитого мехом плаща была лишь шерстяная накидка с капюшоном, которая почти не спасала от пронизывающего ветра.

Сняв с себя плащ, я накинул его девушке на плечи. Та завернулась в него поглубже, но дрожать не перестала.

— Спасибо! Но вы теперь замерзать, — девушка перекатывалась с носка на пятку, не решаясь уйти и не видя смысла остаться.

— Вы что-то потеряли? — попробовал вывести на разговор Хельгу, разгоняя кровь, чтобы отогнать холод.

— И да, и нет, — совсем растерянно ответила девушка. — Я не знать. — Она снова отвернулась к болоту. — Я потерять здесь что-то важное, но не знать или не помнить, что.

Датчанка обняла себя за плечи и подставила лицо ветру. Из уголков её глаз закапали слёзы.

— Мне плохо. Я чувствовать боль. Очень много боль. Потеря. Это быть так давно, но боль есть. Она рвать на много часть.

Я присмотрелся и разглядел на шее девушки блокиратор, скрытый за кружевной повязкой.

— Если вы снимете блокиратор, вам станет легче?

— Нет, — покачала она головой. — Хуже быть. Много боль чувствовать. Сойти с ума. Что с этим место?

— Это аномалия. Сюда нет доступа богам. Это место притягивает прорывы изнанки. Считается, что такие аномалии появляются в местах, где в прошлом проходили страшные кровопролитные сражения со множеством смертей. Это место когда-то давно прокляли. Но кто и за что я не знаю.

— Как вы можете здесь жить?

— Время и жизнь побеждают всё. Мы тоже победим боль любовью, смерть жизнью, горе радостью.

Хельга невольно потянула ладонь к шее, оттягивая повязку, будто она мешала ей дышать. Щеки её раскраснелись, а глаза потемнели, больше напоминая угольки.

— Те, кто однажды утопить всё в крови, вернутся. Они не простить и не дать жить. Что вы тогда делать?

— Воевать, — пожал я плечами. — За свою семью, своих людей и свою землю.

Хельга долго смотрела мне в глаза, но всё же скупо улыбнулась.

— Пойдёмте в дом, а то простудитесь, — предложил я датчанке руку. Та, приняв её, молча пошла рядом.

* * *

Я смотрел на себя в зеркало. Военная форма, цветок сакуры в петлице, аккуратные запонки, туфли, начищенные до блеска. Не то жених, не то юный кадет во цвете юности. Нервничал ли я? Нет. Не было даже последнее время постоянного предчувствия неприятностей. До церемонии был ещё час, а потому я бегло решил уточнить ситуацию по некоторым события, что вынуждено выпали из моего поля зрения из-за мальчишника.

«Арсений, — позвал я кровника, — сдал ли кто-то заказчика охоты?»

«Цена вкусная. Ведём переговоры. Такую сумму за посредников не выплачивают. Ждём».

«На десять миллионов соблазнились?»

«Так точно, граф».

«Держите меня в курсе».

«Есть!»

Пока я беседовал с Арсением, сам не заметил, как ноги привели меня в лазарет. Жива сперва напряглась, увидев меня в своих владениях:

— Что-то случилось? Нужна помощь?

— Нет. Всё в порядке. Зашёл проведать Агафью.

Магичка жизни улыбнулась.

— Светлана Борисовна час назад тоже забегала, сверяли с ней показатели. Пока всё в норме. Если нормой можно назвать живое тело без души.

— Потребление крови не изменилось? Нет скачков роста?

— Нет, — магичка была спокойна и собрана. — Запасы крови мы подготовили с учётом рассчитанной прогрессии потребления. С этим проблем нет.

— А с чем есть? — тут же я среагировал на тревогу Живы по кровной связи.

— Нам, когда служили, рассказывали про психосоматику. — Заметив моё выражение лица, принялась приводить ассоциации магичка. — Вот нет у ветерана кисти, а она болит. Или там ампутировали ногу, а боец чувствует, как пальцы на ней чешутся. Хотя нет… Это не то. Скорее, так. Приводят взвод новобранцев и приказывают им идти в атаку самоубийственную. Ломка такая психологическая. Они присягу давали, но жить хочется. И у отряда коллективно желудки опорожняется через все щели. Фактически они здоровы, но это не отменяет того, что они срут и блюют одновременно.

— Жива, ближе к теме, будь добра, — попросил я магичку.

— Да я пытаюсь, — смутилась та. — В общем, иногда люди думают, что чувствуют что-то, но это не так. Например, если скрыть одну руку на допросе и напротив врага выложить чужую, подобранную с поля боя, то можно колоть её, обливать кипятком, жечь. От страха допрашиваемый сам сделает себе такие же раны на скрытой руке. Он будет чувствовать боль, потому что знает, что резать, колоть, рубить — это больно.

Я кивнул, про себя отмечая, что армия у нас самая гуманная. У нас бы не стали играть в психосоматику и всё проделали бы с настоящей рукой.

— Я к