Улыбка Стикса (СИ) - Мельников Владимир

Хоть сказано было не громко, но Чумаков услышал и повернувшись на бок, сел. — Я все людям рассказал. Объяснил, что все обречены и теперь задача, понять кто из нас не обратится в чудовище. Понять и помочь выжить и выбраться. И о ночном небе говорил. Но, по лицам вижу, не верят и за свихнувшегося принимают. Тогда забрал жену и поехал домой. Напоследок, сказал, что вы тут, у брода, выживших ждать будете. А оно вон как вышло. Больше никто не пришел?

— Нет, Андреевич, никто. Да и в последние перезагрузки иммунных и не было вообще. Мы несколько раз группу оставляли в конторе, на подстраховку, но не выявляли никого, все обращались.

— А супруга моя, Анна Федоровна, через час испортилась головой. Сначала паузы в речи появились, за тем координация начала подводить ее, а потом пошла в спальню, говорит, что плохо совсем стало и прилечь решила. Я ей воды понес в кружке, думаю, что если меня сушит, то и ей хочется пить, а она с кровати вскочила и ко мне кинулась, а глаза уже не ее были. Тут то я и осознал, что началось. Не стал убегать, но и оставлять ее в таком виде не захотел. Она ж у меня маленькая, худосочная, не то что я, боров откормленный. В общем, сам ее упокоил. Хотел задушить, но сила у нее откуда-то большая появилась, несмотря на телосложение, думал, что она меня даже могла бы потрепать. Короче, шею сломал. Потом уложил на кровать нашу большую и поджег дом. А сам вот к вам выбрался, огородами выходил, на улице уже односельчане друг друга поедать начали. Все как вы рассказывали и предупреждали.

Высказавшись, Чумаков отвернулся в сторону села. — Я ж тут сколько лет у руля простоял! Каждую семью знал по именно. И проблемы их знал, и радости.

Дед Ахрип протянул ему фляжку: — На, хлебни живца. И имя тебе я дам новое, положено так тут, все, что с прежней жизнью связано, забыть. Крестины называется. Раз рулил селом, значит Рулем и будешь. Давно уже никого не крестил, но тут, думаю, стоящий случай. Человек ты, вроде, и деловой, хозяйственный, но главное, чувствую, не гнилой. Я за своих крестников перед самим собой в ответе. Пошли, что ли, в Табор?

Когда они уже подошли к лагерю, Ахрип сказал: — Знаешь, Руль, может это тебя и успокоит, но есть тут такая теория, что сюда Стикс переносит только копии наших миров, естественно с нашими же копиями. Так что, возможно, «тот» ты, с которого сняли копию, в это самое время проводит совещание в своей конторе и «накручивает» хвосты нерадивым сотрудникам, а жена борщ варит и ждет его к обеду.

Глава 28. Табор. Малый совет.

10.20

В лагере было шумно. Все стояли общей толпой и что-то возбужденно обсуждали. Увидев возвращающихся и новичком, все замолчали, но их возбужденность и обеспокоенность отражались в каждом лице.

К ним подбежала Марьяна: — Тут такое, значит, дело. Вернее, не дело, а новость. Вернее…

— Стоп, девочка, — остановил еще нервозный доклад глава Табора. — Теперь давай в два слова новость, а уже потом подробности.

— Самолет упал, — выдала Марьяна и указала рукой в сторону сплошной черноты.

— Вас на пять минут оставить самих нельзя! Мы ж только на десяток минут отлучились, а вы уже самолет уронили! — попытался пошутить Матрос.

— Погодь, Матрос, — остановил его Ахрип. — Давай теперь по порядку: когда, кто и где видел самолет?

— Первыми увидели Кисет и Ватсон. Они в это время от черноты на вахте стояли.

— Стоп, Марьяна. Давай их сюда.

Девушка, повернувшись к толпе, выцепила взглядом нужных ей людей и призывно махнула им рукой.

— Докладывайте.

— Значит, стоим мы и смотрим… — начал Ватсон.

— Стоп! — резко прервал его старший. — Давайте без прелюдий и описания природы родного края.

Инициативу в докладе перехватил Кисет: — Десять минут назад, вон в том направлении, был замечен дымный след в небе. Заметил Ватсон и показал мне. Я усилился даром и определил, что это самолет. Самолет крупный, несколько моторов, горело, как минимум, два движка. Летел оттуда — туда со снижением, но не крутым. Потом исчез. Взрыва не было. Все.

Кисета обычно в дозор ставили на открытые участки местности, так как его даром была дальнозоркость, но только днем. Ночью, как он не тужился, никаких признаков работы дара не проявлялось.

— Как думаешь, далеко это?

— Я ж расстояние не определяю. Только приблизить общую картинку могу. Герыч говорит, что если бы был горох, то можно развить дар и даже морщинки у пилота смог бы рассмотреть.

— Если бы да кабы. Если бы у бабушки были яйца, она бы дедушкой была. Так Герычу и передай. А пока свободны.

Повесив головы, Ватсон и Кисет начали отходить.

— Ватсон, Кисет! — очнувшись от заполонивших голову мыслей, окликнул, отошедших недалеко мужчин, Ахрип. — Спасибо, парни.

Улыбнувшись на эту небольшую похвалу, они довольные вернулись к толпе таборян.

— Доброе слово и кошке приятно. А ведь могли прозевать за болтовней.

— Что делать будем, Дед Ахрип? — Матрос, от нетерпения и переполнявшей его энергии, «бил копытом».

— Думать будем. Давайте Малый совет собирайте.

— Да что собирать? Все ж тут! — удивился Матрос.

— Не тут, а на то место идем, где наблюдатели стояли. Туда пусть подтягиваются.

Ахрип направился к границе черноты, но обернувшись, окликнул Марьяну: — Ты Руля к Клаве отправь. Пусть человека покормит, одежду подобрать ему надо. А потом, выдели пару толковых, пусть человеку о жизни тут расскажут.

В Малый совет Табора входили, кроме самого Ахрипа, Марьяна, Неля, воспитатель малолетних членов их общины Рог, Капрал — старший над новичками, Плаха — казначей, он же завхоз и Воробей, командир ударной группы, куда были собраны люди с боевыми дарами. Как правило, на Малом совете присутствовал и Матрос, который исполнял при Ахрипе роль и секретаря, и адъютанта, а также посыльного, охранника и прочая, прочая, прочая.

Малый собирали, если надо было что-то обсудить из насущных проблем или для принятия решения о выносе какого-то важного вопроса на Большой круг, где присутствовали все члены Табора.

Был еще Большой совет, куда, помимо членов Малого, входили все десятники, но его собирали больше для инструктажа перед проведением зачисток кластеров.

— Ну, что, товарищи? Тема для обсуждения всем известна и понятна. Если летел самолет над чернотой, значит она не такая уж и бескрайняя, как мы давно уже считали.

— Самолет не летел, а падал. Двигатели горели. А горели они либо от внутренней неполадки, либо, если его подбили, — высказал свое замечание Капрал, который очень любил цепляться к формулировке слов, как он говорил в таких случаях: «Это надо для однообразия понимания собеседниками используемых терминов».

— И все-таки он летел. И упал. От куда-то он же летел? И где-то упал.

— А если самолет попал в призму черного кластера при перезагрузке? — Воробей, как обычно, выбирал самый негативный вариант. — При таком раскладе, нам ни холодно, ни жарко от этого аэроплана.

На эту реплику возразил Рог: — Если самолет влетел в черноту, то двигатели просто глохнут, но не загораются. Вероятность того, что он был подбит очень высокая.

Неля, которая не очень любила принимать решения за других и была в совете как человек, обладающий важнейшим даром, не громко, скорее даже робко, выдала мысль, которую все понимали, но озвучить не решались: — Это наш шанс. Шанс на надежду вырваться из удавки черноты. С такими темпами наш кусок кластеров, рано это будет или поздно, захлопнется.

— Да, Неля, да! Пока не проверим — не поймем, — поддержала подругу Марьяна. — Надо выдвигаться, Дед Ахрип!

— Тихо все! Загомонили, обрадовались они! Мы тут собрались для обсуждения вопроса, выработки плана, а не для выплескивания эмоций. За нами люди стоят, и мы за них в ответе.

— Раз вырабатываем план, то надо бы понять, как далеко от нас самолет и как далеко от края черноты он мог пролететь с поврежденными двигателями, — реагируя на замечание Ахрипа, вернул обсуждение в деловое русло Капрал. — Кто у нас хоть что-то в авиации понимает? Я не помню таких среди тех, кто прошел через меня.