Бунин. Жизнеописание - Александр Ба­бо­ре­ко

Письмо в Ялту: «Весна, вы, Париж — это все дьявольски заманчиво, но я почти до сентября буду беден — и посему с болью ставлю крест на поездке на теплые воды. Ограничусь пока Одессой, куда думаю направиться числа 20-го апреля. Если бы знал наверняка, что вы еще будете в этих числах в Ялте, — проехал бы, может быть, через Крым, — Бог свидетель, с наслаждением поцеловал бы ваши ручки, и наговорились бы до упаду…» [293]

Письмо в Москву: «…пишу, чтобы сказать вам, что я очень вас люблю, очень был бы рад получить от вас, наконец, весточку, и очень сокрушаюсь, что, по причине бедности, не могу отправиться с вами вояжировать, а еду всего-навсего в Одессу…» [294].

С конца апреля и до 12 мая Бунин жил в Одессе, затем через Москву отправился в Глотово: уехать в Крым, как рассчитывал, невозможно было из-за забастовки. Об этом он говорит в письме к Марии Павловне от 13 мая 1906 года из Киева:

«Дорогой друг, я чуть не плачу от досады! Черт меня дернул остаться в Одессе до пятницы! Еду в пятницу на пароход и узнаю, что сообщение с Крымом кончено — забастовали. А кто знает, когда кончится забастовка? Дождешься еще и железнодорожной забастовки! А старики в деревне умоляют приехать. И вот я на пути в Москву» [295].

19 мая он ей писал:

«Дорогой друг, так хотелось вас видеть, что чуть не уехал из Москвы в Крым. Но — время тревожное, пароходы не ходят, в Севастополе, по газетам судя, что-то затевается… И вот еду в деревню. Чудесная, чисто русская, прохладная, с соловьями, лягушками и свежестью ночь, стоим на станции Ока. Думаю побыть в деревне с месяц, а затем… вероятно, в Крым»[296].

Мария Павловна ответила 28 мая: «Приезжайте скорее, не бойтесь революции, все равно от нее никуда не уйдешь»[297].

И действительно, отправившись в деревню, Бунин «не ушел» от революции. Он был свидетелем крестьянских волнений в Орловской и Тульской губерниях. Он сообщал М. П. Чеховой 7 июня 1906 года:

«…Был в именье сестры (Васильевском. — А. Б.), а потом случился у нас пожар — сожгли-таки! Пока дело ограничилось погоревшими лошадьми, свиньями, птицей, сараем, людскими избами и скотным двором, но, вероятно, запалят еще разок, ибо волнуются у нас мужики сильно и серьезно, в один голос говорят, что ни единому человеку из помещиков не дадут убрать ни клока хлеба. Приходится, значит, решать, как быть, куда удирать всей семьей — с детьми и стариками… Говорят, например, что 10-го снимут от помещиков всех служащих — тогда поневоле удерешь скорым маршем…»[298]

То же было и в Огневке, у Е. А. Бунина. Ю. А. Бунин писал своей близкой знакомой Елизавете Евграфовне 14 июня 1906 года:

«Еще до моего приезда у брата произошел пожар. Сгорели две кухни, скотный двор, три лошади (самые лучшие и дорогие), свиньи, птица и проч…Крестьяне нашей деревни составили приговор и объявили его брату. В приговоре сказано, что отныне у брата никто не может жить в работниках, кроме крестьян нашей деревни, а потому все посторонние должны быть немедленно удалены, — иначе их снимут силой. Затем устанавливаются новые цены… (за работу. — А. Б.) Мать, Маша да и все были крайне перепуганы, и волей-неволей пришлось немедленно уезжать в Ефремов, чтобы снять там квартиру. Брат поехал сделать заявление исправнику и у него встретил целую массу помещиков с совершенно такими же заявлениями. Исправник сказал им, что положение создается очень затруднительное, так как войск мало… Здесь снимаем квартиру для всей семьи. Веши, кроме самых необходимых, увезти не успели… В деревне осталась Настя (жена Е. А. Бунина. — А. Б.) и отец, но и их ждем сюда завтра-послезавтра; Ваня, мать, Маша и дети здесь. Евгений поехал к становому и пока еще не возвращался… Волнения как в нашем, так и в соседских уездах разрастаются»[299].

Об этом же И. А. Бунин 3 июля 1906 года сообщал М. П. Чеховой:

«…Было много хлопот и неприятностей: мужики еще наскандалили — и так, что пришлось перебираться в город, хлопотать о квартире, сидеть там — и все это среди неимоверной жары. Теперь я на время приехал к сестре, где пока еще тихо»[300].

В письмах к И. А. и Ю. А. Буниным (без дат) Мария Алексеевна тоже сообщает о пожаре в имении брата.

В одном из писем она говорит: «Ведь вы знаете, как мужики ненавидят Евгения». В другом письме она рассказывает: Евгений Алексеевич «должен судиться с мужиком, который перед праздником пробил ему голову камнем. Это его удружил свой работник; они поссорились с ним за полевую работу, ну тот и подкараулил Евгения». Рана, по ее словам, легкая. «Да если б не собаки, — продолжает она, — то, пожалуй, работник убил бы Евгения: они схватились в сенях (уж после того, когда работник пустил в голову камнем). Евгений схватил его и держит, а он в карман лезет за ножом, а собаки, целая стая, рвут его за ноги. Евгений говорит, кабы не они, он бы убил его»[301].

Евгений Алексеевич сдал все имение крестьянам в аренду, а потом продал его и усадьбу и переселился в Ефремов, где купил себе дом (Тургеневская улица, дом 47). Здесь прожил до конца своей жизни.

Мария Алексеевна с мужем и матерью переехала в город Грязи Воронежской губернии. Юлий Алексеевич 16 августа вернулся в Москву. Иван Алексеевич в первых числах сентября отправился в Петербург, задержавшись по пути ненадолго в Москве. Ю. А. Бунин писал Елизавете Евграфовне 17 сентября 1906 года: «Ваня сейчас в Петербурге, где издается второй том его стихов»[302].

В октябре Иван Алексеевич возвратился в Москву, откуда снова уехал в Петербург; жил там, по словам В. Н. Муромцевой, «безобразно» — «проводил бессонные ночи, перекочевывал из гостей в рестораны»[303].

В Москве остановился в номерах Гунст. Тогда он и встретился с Верой Николаевной Муромцевой, дочерью Николая Андреевича Муромцева, члена Московской городской управы, и племянницей Сергея Андреевича Муромцева, председателя Государственной думы.

«Четвертого ноября 1906 г., — вспоминает Вера Николаевна, — я познакомилась по-настоящему с Иваном Алексеевичем Буниным в доме молодого писателя Бориса Константиновича Зайцева, с женой которого, Верой Алексеевной, я дружила уже лет одиннадцать, как и со всей ее семьей. У Зайцевых был литературный вечер с „настоящими писателями: Вересаевым и Буниным“, как сказала мне Вера Алексеевна, приглашая меня»[304].

Бунину было тридцать шесть лет. Говорили, продолжает Вера Николаевна, что «до женитьбы Иван Алексеевич считался очень скромным человеком, а после разрыва с женой у него было много романов, но с кем — я не знала: имен не называли»[305].