От НКВД до Аненэрбе, или Магия печатей Звезды и Свастики - Олег Грейгъ

Появление в конце XVIII века радикального течения хасидизм дало новый импульс христианским суевериям, а знаменитое дело Бейлиса только подогрело интерес и усилило обвинения в адрес иноверцев. Приверженцы хасидизма фатально придерживаются каббалы с ее традициями еврейского мистицизма, они убеждены, что их учителя обладают огромной волшебной силой благодаря тайным знаниям. Из хасидской литературы известны рассказы о всевозможных чудесах, творимых великими цадиками.

Не обошел интерес к тонкостям магического учения каббалы и сына еврейского народа Г.И. Бокия. Сотрудники Спецотдела ОГПУ обратились к шестому любавичскому ребе Иосифу Ицхаку Шнеерсону, проживавшемуся в 20-е годы XX века в Ленинграде. Еще каких-то пару лет назад, в годы существования империи, жизнь российских евреев подчинялась ограничительным законам государства, а потому ни один из любавичских ребе, как непреклонный ортодокс, по своей воле в царственный Санкт-Петербург попасть бы не мог— Святейший Синод и городская администрация внимательно за этим следили. Но с 1917 г. в Петроград хлынуло множество обитателей еврейских местечек, спешивших занять освободившиеся после бегства или расстрелов русской интеллигенции рабочие и жилые места. Проживание вождя любавичских хасидов в Ленинграде явилось признаком победы новых революционных идей.

Магические тайны, хранимые вождем хасидов, полагал Бокий, вкупе с тайными знаниями других народов даруют ему необычайную власть над всеми и превратят в долгожданного мессию — машиаха «избранного народа», пришедшего преобразовать мир. К тому же— немаловажный для Бокия аспект— любавичский ребе получал значительные средства от Объединенного распределительного комитета американских фондов поддержки евреев (Джойнт). И Глеб Бокий направляет к избранному объекту своего начальника лаборатории нейроэнергетики Александра Васильевича Барченко. Несмотря на свою номинальную причастность к чекистским органам, Глеб Иванович, как всегда, вершит личные тайные дела вразрез с позицией ОГПУ.

В июне 1927 г. два следователя ленинградского ОГПУНа-хмансон и Лулов, оба выходцы из семей любавичских хасидов (!), в сопровождении солдат пришли на квартиру уважаемого ребе Шнеерсона. После обыска хозяин был арестован и отправлен в тюрьму на Шпалерной улице. На следующий день там же оказался и секретарь Шнеерсона — Хаим Либерман. Оба были приговорены к трехлетней ссылке. Но уже 11 июля того же года дело любавичского ребе под давлением верующих из Страны Советов и Америки было пересмотрено на заседании коллегии ОГПУ, и любавичский ребе Шнеерсон вернулся в Ленинград. Возможно, отчасти на это решение повлияло посещение бывшей женой Максима Горького Екатерины Павловны Пешковой начальника Ленинградского ОГПУ Станислава Мессинга, хотя историки считают, что однофамилец знаменитого еврейского мага скептически отнесся к просьбе руководительницы «Общества помощи политическим ссыльным и заключенным». Близкий друг и земляк польско-еврейских революционеров Феликса Дзержинского и Иосифа Уншлихта Станислав Адамович Мессинг (1889 или 1890–1937) сделал головокружительную карьеру, из кресла простого конторщика, распоряжающегося бумагами, вскочив в кресло одного из руководителей ЧК-ОГПУ-НКВД, вершащего суд над тысячами безвинных людей. Согласно официальной биографии, этот человек с 1922 г. — командующий войсками ГПУ Петроградского округа, затем — руководитель Ленинградского ОГПУ и заместитель Председателя ОГПУ; с 1929 по 1931 г. возглавлял внешнюю разведку; арестован в 1937-м по обвинению в шпионаже в пользу Польши и расстреляв-реабилитирован в 1956 г.

Освобожденный под давлением еврейской общественности Иосиф Ицхак Шнеерсон впоследствии переехал в Ригу, оттуда — в Варшаву, а в 1940-м, после оккупации немцами Польши, перебрался в США. В одном из трудов историка Евгения Львовича Мороза «Коммунизм и еврейская магия» содержатся любопытные сведения относительно ареста любавичского ребе и его секретаря. Дело в том, что Хаим Рувимович Либерман, взятый на следующий день после ареста хозяина, успел только частично вынести (или сжечь) компрометирующую переписку, оставив в доме письма «философа-мистика Барченко, нееврея, выпытавшего у раввина Шнеерсона тайны Маген-Давида». В «Записках об аресте» ребе И.И. Шнеерсона можно найти подробности, где идет речь о допросе начальником следственного отдела Ленинградского ОГПУ Дегтяревым:

«В списке предъявленных обвинений было одно — совершенно анекдотическое. Выложив на стол пачку писем, Дегтярев сказал:

— Вот письма, которые раскрыли нам твой истинный облик. Они полны мистики, они необычны и весьма подозрительны… Какие у тебя контрреволюционные связи с профессором Барченко?..

— Профессор Барченко давно изучает каббалу. По его словам, он мечтает проникнуть в таинство Маген-Давида,[6] потому что верит в его сверхъестественную силу. Профессор убежден, что разгадавший эту тайну способен выстроить и разрушить бесконечное количество миров… Он пришел ко мне впервые три года назад, сразу после моего переезда в Ленинград, рассчитывая на мою эрудицию в области каббалы, и просил открыть ему «тайну Маген-Давида». Я терпеливо объяснил профессору Барченко, что он в плену иллюзий. Хасидизму ничего не известно о каких-либо тайнах и магической силе Маген-Давида.

В тот вечер, как мне показалось, профессор Барченко прислушался к моим объяснениям. Однако в дальнейшем он снова вернулся к этой навязчивой идее и продолжал засыпать меня письмами…»

Впервые для встречи со Шнеерсоном Барченко приехал в Ленинград из Москвы 11 октября 1925 г., как раз в день празднования Симхат-Тора. Из-за праздника встреча была перенесена на следующий день. Со слов присутствовавшего свидетеля некоего Алтгауза, Барченко тогда признался, что занимается «скрытой мудростью, основанной на толковании чисел, чтобы открывать скрытое и узнавать будущее», и хотя считает себя человеком, достигшим высокого уровня посвящения, хочет обратиться к ребе с просьбой о помощи, ибо ребе является величайшим мудрецом-каббалистом. При этом собеседник будто бы предъявил ребе некий документ «от великих профессоров Москвы», а заодно удостоверение из «Политодела» и «Совнархоза» (вероятно, подробности эти выдуманы свидетелем, чтобы на всякий случай не дискредитировать своего «святого», тогда как на деле Барченко мог предъявить удостоверение сотрудника Спецотдела ОГПУ).

Ребе Шнеерсон пообещал гостю, что Менахем-Мендл Шнеерсон (зять и будущий преемник Иосифа Ицхака Шнеерсона, который в 1950 г. станет седьмым любавичским ребе) найдет нужные сведения в книгах каббалистов и переведет их на русский язык. Ребе объяснил, что Менахем владеет каббалистической лексикой и обладает навыками перевода. Зимой 1926 г. Александр Васильевич Барченко лично познакомился с переводчиком. Во время работы над трактатом, посвященным символике Маген-Давида в свете талмудического учения и каббалы, Менахем-Мендл несколько раз приезжал из Екатеринослава в Ленинград, проведя здесь около трех месяцев. Однако его труд до нашего времени не сохранился; не вызывает сомнения, что все его наработки попали по назначению, а именно: в Спецотдел Г.И. Бокия.

Важно заметить, что после «Великого Октября» 1917 года многие российские оккультисты подпали под влияние агитаторов за коммунистическую идеологию. В первую очередь в силу того, что многие положения и тех и этих совпадали; к примеру: безграничная власть во имя блага и счастья народных масс, соединенная в масонско-большевистской формуле: свобода, равенство, братство. Идеи «пролетариев» мистики и оккультисты склонны были интерпретировать в свете собственных представлений. Нельзя забывать, что тот же A.B. Барченко, прежде чем вступить в спайку с Бокием, выступал на кораблях Балтийского флота и вдохновлял революционных матросов описаниями существовавшего в предавние времена Золотого века, который он отождествлял с первобытным коммунизмом. Под впечатлением этих пламенных речей в 1920 году, когда Барченко планировал экспедицию на Тибет для поисков легендарной Шамбалы, двое моряков захотели его сопровождать и даже обратились с такой просьбой в Наркомат иностранных дел.

В те же годы, что и Барченко, на кораблях Балтфлота читал лекции о коммунизме писатель-мистик Иероним Иеронимович Ясинский (1850–1931), писавший свои творения под многоговорящими псевдонимами: Рыцарь зеркал, Иона Ясновидящий и даже насмешливыми прозвищами: Фома Личинкин и Орест Ядовиткин.

Утверждают, что публичные лекции для «пролетариев» читал и «последний русский розенкрейцер» поэт Борис Михайлович Зубакин, просвещавший в 1920 году оккультной мудростью Сергея Эйзенштейна, а заодно принявший его в тайные ряды розекрейцеров.

Не один Барченко, но и его вышестоящий товарищ Бокий были уверены, что, по крупицам познавая тайны различных учений, они ищут (и находят) идеи единого древнего Знания, которое являлось достоянием давно исчезнувших великих цивилизаций. На Барченко оказали влияние не только буддисты с их учением Калачакры; не только представители секты странников-голбешников (от «голба» — подполье), родственной секте бегунов, которые исповедовали идею поисков земного рая — Беловодья, сходного с буддийской Шамбалой; не только каббалисты с их таинственным Маген-Давидом, но и другие, совершенно не известные нам люди и источники. К слову, русские голбешники имели опыт путешествий в Тибет и Монголию, использовали систему символов-идеограмм, заимствованных из буддийских тантрических учений, — что свидетельствовало о реалистичности идеи универсальных истоков Древней науки.