Убей свои сны - Customer

Дабы не завязнуть в своей «Трясине», я начал ходить в порт. Высматривать того самого типа, который пообещал найти меня и… может быть, раскрыть мне тайну окружающего мира? Сам ее раскрыть я был не в силах. Искал правителя – мне указали на дом, утыканный колоннами, точно гнилой пень грибами. В «пне» оказалась не то управа, не то ратуша, не то мэрия – но больше всего это походило на мрачный Дом культуры, расположенный в провинциальном городе, которому гораздо нужнее новый супермаркет, да и детсад бы не помешал, а тут на тебе - взбодрили хоромину-огромину, с паркетными полами, краснотканными коврами и гранитной облицовкой всего, что не облицовано красным деревом...

На третьем этаже набрел на библиотеку. Одна-единственная комната, насквозь пропахшая клеем и колкой книжной пылью. Богатую ноту привнес и аромат неухоженных, лежалых, затхлых книжек про великих путешественников, исследователей иных, удивительных стран. Прямо у входа остервенелая тетка пилила кактус. Может, на растопку пустить решила? Бедное растение. Хрипела пила, скрипел столик, сопела тетка... Другая тетка, с вечно-библиотекарским устало-ненавидящим выражением лица, перекладывала одну стопку в другую стопку. Книги воняли, словно стадо очень начитанных коз. Попытки привлечь к себе внимание провалились. Я обнаружил, что комната пуста. Все ушли мучить кактус.

В соседней комнате сидели уже другие бабы и пили чай с пастилой. Одна из баб, вытащив засахаренную морду из коробки, произнесла: «Меня здесь нет, я уже ухожу!» Челюсти ее мерно перемалывали пастилу. Я еще побродил – вдруг кто-нибудь да сверкнет невымученной улыбкой на незастиранном лице? Но быстро соскучился и ушел.

И тут меня настигло ощущение дежа-вю. Весь этот мир расположен не в «где», а в «когда». Семидесятые годы прошлого века... Блеклые кадры на пленке Шосткинского комбината «Свема» всплыли в моей памяти. Процветающая соцстрана, где есть даже колбаса и проституция. Образ вожделенного отпускного рая. Реальность распадалась на две составляющие, противоречащие друг другу: явно старинный, не слишком разоренный временем город, которому подошли бы жадные до поживы и удовольствий, себе на уме жители - и приметы совкового бытия в его наилучшей, «заграничной» ипостаси, с ним у меня ассоциировались разве что белые блочные коробки в сотах окон и витрины с немодными манекенами.

Я словно воочию увидел чемоданы, похожие на гигантских подбитых птиц, распростерших крылья на полу и на диване. Ворох полосатых тряпок, туфли на платформе, стоящие на письменном столе, таинственный и жаркий женский шепот: «А вот еще - посмотри, посмотри, посмотри!» Это было не мое воспоминание. Это была генетическая память. Память о невозвратном.

Я по-прежнему не помнил себя, не знал, откуда пришел сюда и почему остался здесь. Зато я начал понимать хозяина этих мест. Нет, не хозяина. Создателя. Того самого, для которого поездка в соцстрану с ее полосатыми манекенами, очевидно, стала отправной точкой для создания убежища от реальности. Это только кажется, что убежище должно радикально отличаться от мира, из которого создатель мечтает сбежать. Кажется, что всех нас тянет в невероятное, дух захватывающее путешествие. Убежище – это просто… место, которое нужно тебе и которому нужен ты. Чтобы сделать жизнь такой, какой она должна быть. Для счастья.

- Мирра, как вы считаете, левая сторона не слишком перевешивает?

- Перевешивает. Но не левая, а правая. Потому что вы все перепутали. Этот диптих - туда, а вон ту картину – сюда! - безапелляционно объявляю я и выхожу из зала.

В кино таких, как я, играют шикарные блондинистые стервы с челюстью компостером. С выправкой топ-моделей и натурально-идеальным цветом кожи, на который уходит по три часа ежедневно. И еще они носят на работу шпильки и мини-юбки. Так и следят за установкой витрин и повеской картин, сверкая шелковыми ляжками и приподнимая бюстик канцелярской папкой с бумагами. Ну совершенно необходимыми в эпицентре повески и установки.

Если я вздумаю расхаживать по помещениям будущей выставки, разложив сиськи поверх папки, одетая в стиле «доступная секретарша», это, конечно, существенно ускорит процесс. Процесс обрушения сроков и планов. Поэтому я хожу, как все нормальные женщины, в джинсах. И не провожу полдня в кресле у стилиста, дабы светиться младенческой свежестью в запыленных, грохочущих залах, где никто ничего не понимает и никто никуда не поспевает. И каждый задает мне идиотские вопросы.

Чтобы держать все под контролем, мне нужна уверенность. Море уверенности. Горы уверенности. Чем больше, тем лучше.

Я теряю ее, мою драгоценную уверенность. Это скверно. Если бы это состояние было для меня всего лишь маской, манипуляторским приемом, позволяющим опускать окружающих на ступеньку-другую ниже себя и разговаривать с ними «через подбородок» - пфуй, как говорила моя бабушка. Без этой уродской психологической тактики я обходилась до сих пор и буду обходиться впредь. Но когда страдает работа…

И ведь из-за какой глупости, черт возьми! Мое внимание рассеивает, распыляет дурное предчувствие. Вышедшее из дурного сна. Что за моцартовский «черный человек» поселился в моем подсознании? Откуда он взялся, этот невнятный мужик с исходящим от него огромным чувством опасности? Он лезет в мои сновидения, чем-то угрожая и заставляя молить о пощаде. Вот уж чего в реальности никогда не делала - и даже опыта мольбы о пощаде не имею. Он оказывается рядом, когда мне нужно собраться с силами и совершить неприятный, но единственно верный шаг. Например, оторвать присосавшегося ко мне вампирчика, убежденного, что я – прирожденный донор. А еще он мучает меня ощущением, что я его ЗНАЮ. Что где-то мы уже встречались и встретимся вновь.

Мелочи, скажете вы. Психоаналитик, к которому я вполне готова обратиться, именно так и скажет. Переутомление, беспокойство, незавершенные дела, прессинг и стресс, стресс и прессинг. Попейте успокоительное, поменьше работайте, побольше спите…

Интересно, как он отреагирует, если я напрямик объясню: мой «черный человек» на самом деле – не мой. Он пришелец. Заявившийся в мою вселенную из другой вселенной. Не зеленый-глазастый, не украшенный жвалами-псевдоподиями, но пришелец даже в большей степени, чем инопланетянин. Я чувствую его мысли – они другие. Как будто он в жизни не видел ни единого человеческого лица…

Психоаналитик скажет: навязчивая идея. Лечитесь, милочка, пока не дошли до нервного тика и не начали похабно подмигивать рабочим и начальству. Нервный тик в вашем случае может быть неверно истолкован.

Я лечусь. Сама. Перестала пить кофе. Дома перекладываю хрупкие рулончики цейлонских листьев в старинный чайник и устраиваю по-японски занудную церемонию. На работе упорно прошу заварить мне жидкий чай, несмотря на то, что хочется взбодриться. Я уже не взбадриваюсь, я только раскисаю. Жизнь становится скучной, теряет темп, ритм и насыщенность. Поэтому меня терзает ломка. Я скучаю по времени, когда уверенность, точно гоночный болид, дарила бесценный кайф скорости и власти, куража и непобедимости.