Сердце в пустыне - Лора Бекитт

Глава I

809 год, Багдад

Деньги и лесть – вот два ключа, с помощью которых можно отпирать любые двери человеческого мира: к двадцати годам Алим ибн Хасан аль-Бархи сумел убедиться в этой печальной истине, хотя по возможности старался не прибегать ни к тому, ни к другому средству.

Служба в почтовом ведомстве давала немало преимуществ, но не всегда позволяла избегать участия в придворных интригах. Если прежний начальник барида Хасан ибн Акбар аль-Бархи обладал способностью с честью выходить из многих щекотливых ситуаций, то его преемнику Али ибн Идрис аль-Хишаму не хватало для этого ни порядочности, ни достоинства, ни ума. При нем несказанно умножились всякого рода приписки, искажались сведения о состоянии дел в государстве, о коих главный визирь ежедневно докладывал халифу.

Между тем барид был единственным ведомством, предоставлявшим центральной власти сведения о деяниях провинциальных правителей и положении народа. Алим, занимавший должность одного из младших служащих, ведающих пересылкой правительственной корреспонденции, мог лишний раз убедиться в том, какими выдающимися человеческими качествами обладал его покойный отец.

В последние годы многое изменилось и в жизни халифата, и в судьбе самого Алима. Как глава мусульманской общины, преемник посланника Аллаха и представитель Всевышнего на земле, халиф считался верховным собственником всей земли и воды в государстве. Его власть не ограничивалась ничем, кроме совести, которой он обладал в той степени, в какой ею способен обладать всякий правитель, одержимый идеей личного обогащения.

Харун аль-Рашид повысил подати и сборы, что вызвало ропот и даже открытые восстания народа, подавленные силой. При этом роскошь двора достигла невиданных величин. Там ели на золотой посуде и украшали туфли драгоценными камнями.

Что касается самого Алима, за прошедшие пять лет он возмужал и превратился в необычайно красивого, хотя, пожалуй, слишком серьезного и несколько замкнутого для своего возраста юношу. Преданный своему делу, старательный и честный, он сумел заслужить немало лестных отзывов, к коим оставался удивительно равнодушным. Алим поддерживал приятельские отношения с некоторыми сослуживцами, но настоящих друзей у него не было.

Причина заключалась в том, что еще в раннем возрасте он постиг разобщенность людей, непроглядное одиночество сердца, биение которого неустанно, но напрасно внушает человеку надежду и веру в счастливые перемены до рокового мгновения его смерти.

Единственное, что искренне радовало Алима, так это мир в доме. Джамиля и Зухра нашли общий язык и сумели обойтись без мелочных пререканий и губительной ревности. Теперь они были единственными обитательницами гарема, единственными членами оберегаемой и возглавляемой им семьи. Алим догадывался о том, что их объединяло: ожидание. Ожидание встречи с человеком, имя которого он приказал никогда не произносить вслух.

Юноше нравилась служба, он считал своим долгом продолжать дело, которому Хасан ибн Акбар аль-Бархи посвятил свою жизнь. Один лишь момент был ему неприятен – необходимость являться в кабинет начальника с ежедневным докладом. В эти мгновения Алим всегда вспоминал отца и невольно сравнивал его с Али ибн Идрис аль-Хишамом. Если Хасан чурался неуемной роскоши, то нынешний глава барида не в меру украшал свой кабинет, загромождая его ненужными вещами. Если отец Алима не любил лесть и презирал взяточников, то его преемник упивался низкопоклонством подчиненных и обожал дорогие подарки.

Алим не испытывал к нему ни капли уважения, но старался скрывать свои чувства.

Однажды, когда юноша вошел в кабинет своего начальника и с поклоном положил на курси[19] доклад о состоянии земледелия и искусственного орошения в провинции Мосул, Али ибн Идрис аль-Хишам произнес необычайно серьезным тоном:

– Мне нужно поговорить с тобой.

Алим удивился, но не подал виду. Он сразу почувствовал, что речь пойдет не о служебных делах, однако Али начал с того, что сказал:

– С недавних пор мне кажется, что ты не слишком быстро продвигаешься по службе. Я намерен сделать тебя вторым заместителем начальника канцелярии и увеличить твое жалованье.

Юноша низко поклонился. Он тотчас понял, что тут кроется какой-то подвох. Ему не хотелось «прыгать через голову» более опытных и старших по возрасту сослуживцев, многие из которых долгие годы терпеливо ожидали повышения.

– Благодарю за оказанное доверие. Мой долг – служить халифу и государству, – ответил Алим и на всякий случай добавил: – Я доволен своим положением. Мне некуда торопиться, я еще слишком молод.

– Но умен. И обладаешь завидным рвением. Знаю, если бы не внезапная смерть Хасана, со временем ты бы занял пост своего отца. – Али откинулся на спинку кресла, более напоминающего трон, нежели рабочее сиденье, и оценивающе прищурил глаза. – Я всегда уважал Хасана и намерен восстановить справедливость. Тебе, наверное, известно, что у меня шесть дочерей и только один сын, которому едва исполнился год. Он еще долго не сможет наследовать мне, потому я решил подыскать другого преемника. Им может стать… муж моей старшей дочери. Она как раз на выданье… Что ты об этом скажешь?

Алим был ошеломлен, но при этом умудрился сохранить спокойствие. Собственно, в предложении Али не было ничего необычного. После смерти отца молодой человек сделался единственным владельцем большого состояния. Брак по расчету среди высшего багдадского общества был привычным делом, однако Алим не ожидал, что окажется втянутым в подобные игры.

Он сделал то, что сделал бы на его месте любой здравомыслящий и осторожный человек. Поцеловав руку начальника, юноша поблагодарил его в самых изысканных выражениях. Но напоследок негромко произнес: «Я подумаю».

В конце дня он вышел на улицу вместе со своим сослуживцем, а с недавних пор и приятелем – Наджибом. Это был незлобивый, бесхитростный молодой человек, которому Алим мог без опаски довериться. Они жили недалеко друг от друга, потому вместе отправились домой. В этот час на прилегавших к дворцу улицах квартала ар-Русафа было черным-черно от одежд государственных служащих Багдада. Многие ехали верхом, иные передвигались в паланкинах, немало было и таких, кто не жалел ног и предпочитал идти пешком.

Сады были полны цветов, аромат которых усиливался с наступлением вечера, струился душистым потоком, примешиваясь к легкому теплому ветерку. Алим и Наджиб свернули на узкую улочку и медленно шли, прислушиваясь к многоголосому гулу Багдада, напоминающему то раскаты далекого грома, то шум морских волн, то трепетную песнь необыкновенных сказочных существ. Алим рассказал приятелю о разговоре с начальником, предварительно взяв с Наджиба слово сохранить тайну. Тот бы поражен не меньше самого Алима.