Полдень, XXI век (февраль 2012) - Коллектив авторов

8. По возможности ударить стоматолога по носу (болевая точка стоматолога).

9. Если стоматолог сбил с ног, лечь на живот и руками закрыть шею.

Если бы я был плотником, то вместо этих безобразных металлических столбов я поставил бы деревянные. Я украсил бы каждый из них тончайшей резьбой, и она была бы такая красивая, что ни у кого бы не поднялась рука прилепить объявление.

От столбов пахло бы сосной, свежей стружкой, древесина светилась бы внутренним янтарно-желтым светом. А со временем, впитав дожди, ветра и снега, столбы стали бы похожи на древние индейские тотемы, стоящие на площади уже не одну сотню лет. Дерево окостенеет, покроется сетью трещин и словно уйдет в себя.

– Изучаете?

Я пошарил взглядом вокруг и увидел возле урны пустую бутылку. Увесистую, темного стекла, с пузатым горлышком. Только после этого я обернулся.

Худое лицо. Приятным такое не назовешь. Да и ростом он был выше меня на полголовы, это тоже внушало опасения. Ветер пытался столкнуть его с места, он сутулился, расставив ноги и втолкнув руки в карманы серой парусиновой куртки.

Какое твое дело, что я изучаю! Тебе чего надо, а? Ты автобус ждешь? Ну, таки жди! Молча! Или ты стоматолог? Бродячий? Тогда тебе карачун пришел, я тебя не боюсь, понятно? Схватить за грудки, тряхнуть пару раз. А потом в солнечное сплетение. Снизу. И по затылку бутылкой сверху.

Зря я смотрю ему в глаза. Неправильно делаю, не по инструкции. Хорошо, что ошибся, и это нормальный человек. А то бы лежать мне сейчас за остановкой в траве. И бутылка бы не помогла. Чего людей-то смешить – зонтик, портфель, камни. Его пистолетом не остановишь, не то что камнем.

Я улыбнулся и пожал плечами:

– Да сколько уже можно изучать, и так наизусть выучил, на всех остановках понаклеено.

Если бы я был плотником, то вместо этих уродливых металлических остановок построил деревянные павильончики. Это были бы уютные ажурные павильончики с изогнутыми крышами красной черепицы, как в китайских домиках для чайных церемоний. Внутри стояли бы добротные полированные скамейки, на которых так приятно было бы ждать автобус.

– А вы давно здесь стоите? Случайно не обратили внимания, третий номер не проходил?

Вот так вот. Стоит только раз нормально ответить, как всякая сволочь начинает цепляться – что да как! Ненавижу таких. Потому что такие обязательно до кого-нибудь доколупаются даже на необитаемом острове.

Я снова улыбнулся:

– Вам третий номер нужен? Да я сам его жду минут уже пятнадцать. Наверное, скоро будет.

Кто он такой? Прикидывается нормальным человеком. Все-таки попробовать бутылкой по затылку? Или для начала задать наводящий вопрос?

– Погода сегодня ветреная, хорошо еще дождя нет.

При чем тут погода, его надо про кариес спрашивать, про бормашину или что там еще есть?

Он зачем-то посмотрел по сторонам, будто это не его сдувало с места, и громко ответил:

– Да, ветер сегодня сильный. А дождь, передали, будет во второй половине дня.

Почему он не смотрит в глаза? Подозрительно. Сегодня вообще автобус будет или нет?

– Знаете, мне шум ветра напоминает звук бормашины. А вам?

Его лицо приняло удивленное выражение, но глаза он все так же старательно отводил:

– Нет, что вы! У бормашины более высокий звук, такой свистящий и пронизывающий душу.

Не получилось. Ладно, спросим по-другому.

Я кивнул на судорожно вихляющийся лист автобусной остановки:

– Напоминает хруст вырываемого с корнем зуба!

Он слегка присел, схватился за щеку и выговорил:

– Ничего такого. Просто скрежет железа.

– Ну да! Как скрежет хирургических щипцов.

Он обвел глазами безлюдную площадь и начал пятиться к остановке. Заманивает. Или выполняет инструкцию? Надо давить до упора, пока не сломается, тогда все станет ясно.

– А вам автобусное сиденье не напоминает зубоврачебное кресло?

Тут он не выдержал. Выставив вперед левую руку, он попытался правой стукнуть меня в нос. Я отскочил и, чувствуя, как черная волна захлестывает мое сознание, как каменеют мои мышцы, пригнулся и приготовился к прыжку, но тут подошел наш автобус.

Автобус был почти пуст. На задней площадке стояли трое мужиков рабочего вида, а тот длинный тип демонстративно прошел вперед и там уселся ко мне лицом.

Из хрипящих динамиков диктор городской радиостанции обстоятельно знакомил нас с последними терактами в Испании. Потом огласил местную милицейскую сводку за сутки. Столько-то ограблений, краж, автоаварий. Найдены две жертвы бродячих стоматологов, как всегда, свидетелей нет.

Если бы я был плотником, у меня была бы собственная мастерская, и там я вырезал бы из отлично просушенных березовых чурочек затейливые ложки и черпаки, тонкие, почти прозрачные чаши, завораживающие структурой дерева, и пахучая стружка сыпалась бы мне на колени из-под остро заточенного резца.

Еще я выпиливал бы лобзиком кружевные наличники для окон дачных домиков, послушным рубанком стругал бы бруски и тщательно полировал наждачной бумагой, а потом собирал из них оконные переплеты или сколачивал садовые скамейки с изящно изогнутыми спинками…

Я почувствовал чей-то пристальный взгляд. Это был тот тип с остановки. Он смотрел на меня. Прямо в глаза. Несколько мгновений он не отводил взгляда, потом ухмыльнулся и больше уже не смотрел в мою сторону.

Автобус остановился у ресторана «Собачьи Уши». Бронзовая табличка на углу извещала, что в этом здании в апреле 1921 года располагался штаб революционных сил, которыми руководил большевик Опарин, в июле того же года сожженный в топке японского миноносца.

В приоткрытую на крыльцо дверь была видна задумчивая мордочка проститутки лет девятнадцати. В ожидании клиентов она курила, равнодушно глядя на дорогу и проезжающие мимо машины.

Последний раз в этом кабаке я был лет семь назад. Меня затащил туда одноклассник, с которым мы не виделись с окончания школы. Дело было в феврале поздно вечером и мы дико замерзли. И тогда он предложил пойти в ресторан.

Свободных мест не было, у дверей стояла толпа, но одноклассник оказался завсегдатаем «Собачьих Ушей».

Нас усадили за чей-то столик, принесли графинчик водки и две тарелки винегрета. Мы тут же выпили и принялись слушать грохочущую музыку местного ансамбля, кажется, это был уже и не ансамбль, в то время все кабацкие лабухи вдруг стали называть себя «группами». Правда, название у них было еще какое-то старое и непритязательное, то ли «Аллегро», то ли «Ореол». Пели они в основном по-английски, и понять, какая именно это песня, можно было с трудом, в основном, не раньше припева. Но хит «Бони М» «Белфаст» они просто порвали. Солист натужно, до жил напрягая шею, отрывисто выхаркивал в микрофон: