Окопник (СИ) - Поселягин Владимир Геннадьевич

Также посетил одну бывшую базу советской армии, там на хранении было шестьдесят средних танков «Т-28». Я думал их давно отправили на переплавку. Но дрон, которого я сгонял на разведку, показал ровные ряды сугробов. Танки были на месте. Моё недоумение прояснил начальник охраны, её бойцы уничтожили, но этого взяли живым. Это резерв, введут в строй и используют в случае острой нужды. Не припомню чтобы немцы их применяли и скорее всего танки к сорок третьему вывезли в Германию и переплавили, свои танки делали. Этих трёхглавых монстров те не особо уважали, броня противопульная, в отличии от своей техники. Да и металла много надо, чтобы «Тигры» и «Пантеры» клепать. Три дня техническая база приводила эти танки в порядок, я ещё три танковых батальона сформировал, в два вошли эти «Т-28». Это не сложно, пока мы до этого склада хранения добрались, то освободили пленных из восемнадцати лагерей, два из которых командирские. Танкистов, артиллеристов и мотострелков, забирали, остальных вооружили за счёт немцев и направляли к нашим, так что на три батальона, да даже на четыре, танкистов у меня было, вот и шло формирование, экипажи сформированы, те сами приводили танки в порядок, техники помогали, поэтому за два дня всё в строй вернули, запчасти дефицитные прибрали. Трофеев взяли не мало, особенно грузовиков, туда и грузили. В большинстве за руль сажали командиров из освобождённых, лётчиков, их всех также забирали, так что дефицита шофёров нет, но у меня теперь три бульдозера дорогу прокладывают, и всё равно колонны по всем трём на десять километров растянулись.

В Минск мы не пошли, хотя он рядом был, немцы нас там ждали и терять людей и технику в ударах в лоб, я не собирался. Я ушёл в Прибалтику, где с особым удовольствием уничтожал гарнизоны, полицаев из местных, немцы пытались перехватить нас. И задействовать свою любимую авиацию не могли, дроны «подавителями» сбивали разведчиков на подходе. Да и боевые самолёты тоже, тут я на принцип пошёл, так что с воздуха мы в безопасности, и делал своё дело. И да, за время рейда разгромил девять фронтовых аэродромов и пять тыловых. Жаль, что застал немцев со спущенными штанами только десять раз, в остальных случаях те успели эвакуировать самолёты и людей. Знали, что не берём в плен солдат и офицеров Люфтваффе. Я такой приказ отдал. Да, не стоит думать, что мы шли общем колонной. О нет, только тылы и один танковый батальон чисто для защиты тыловых подразделений моей бригады и освобождённых пленных. Впрочем, чуть позже и этот батальон задействовал. Так вот, используя дроны, два гонял, остальные в резерве, я знал где немцы и сколько их. Давал информацию штабу своему, те выделяли нужные силы, направляя на уничтожение, часто немцев перехватили на дороге, из засад, или в лоб, если противопоставить им нечего было. И таких групп было около полусотни, где два-три танка, редко, когда рота, и всего пару раз, когда целым батальоном действовали. Они работали вокруг бригады. Поэтому зона охвата у нас огромная и противник нёс просто ошеломительные потери. Перехватывали-то всех, даже крупные силы, а если засады на нас, я сообщал, их обходили, или уничтожали если сил хватало, или немцы уходили, вот в дороге, а я сообщал, их всё равно нагоняли. И я горжусь что ни одно моё подразделение не попало в засаду, всегда схватки шли, когда бойцы и командиры знали кто им противостоит.

Да, когда взяли склады с «Т-28», три дня на месте стояли, хотя я всех командиров убедил, пока стоим, нас окружат и уничтожат, движение, вот в чём суть нашего успеха. Так вот, пока танки приводились в порядок и вводились в строй, почти сотня мелких моторизованных групп вносила опустошение на пятьдесят километров вокруг. И опустошала, некоторые наглые группы врывались в городки, расстреливали комендатуры и гарнизоны, и уходили. Здоровая наглость проявилась в бойцах, и это было заметно. Да, мне это нравилось, а с какой уверенностью работали штабные командиры, боевые, и сами бойцы. У них появлялась уверенность в своих силах. Через это я прогнал и освобождённых, опыт боевой получали. Топлива часто в дефиците было, но захватывал хранилища немцев, останавливал на железной дороге топливные эшелоны, станции захватывал, так что до самого острого дефицита ни разу не дошло. Мы Прибалтику трижды прошли с одного края на другой, имею ввиду с запада на восток, приморские города обстреливали, суда в портах, часто захватывая, потом уходили. Немало вышло к нам бойцов и командиров, что там прятались. Да нет, мало, местные их выдавали только так. А тут нас нашёл самолёт, мы как раз окраины Вильнюса обстреливали, особенно железнодорожную станцию, пока мелкие моторизованные группы вокруг работали, и приказ командарма, письменный, немедленно возвращаться. Это заняло шесть дней, но вернулись. А нашли нас легко, у Вильнюса мы внезапно появились, до этого в ста километрах громили крупную железнодорожную станцию, а на аэродроме пять транспортных «Юнкеров», лётчиков хватало, больше сотни было, захватили машины целыми, такой приказ был командиру группы, что участвовала в захвате. Там две роты, танковая, где десять «тридцатьчетвёрок», и мотострелковая, так что всех кто у нас балласт, в основном раненые, посадили на самолёты и отправили в Москву. Мы так не в первый раз делали, в третий, если прямо сказать. Уйти не спели, вот самолёт командарма и нашёл нас у Вильнюса.

Я не скажу, что огорчён, пора к своим, усталость копиться, это заметно, пусть я шесть раз устраивал отдых, на два дня, в разных захваченных городках, но тут полноценный отдых нужен. Эти двенадцать дней отдыха и позволили нам два месяца громить тылы. Немцы в бешенстве, они просто не успевали, по-другому и не скажешь. Нас целая танковая дивизия ловила, и ресурс в ноль потратила, и не догнала. Хотя мои моторизованные группы мелко кусали её, нанося потери из засад, или подставляли их под удары моей артиллерии. Но генерального боя я и не думал давать, на что надеялись немцы, за это и два месяца бойцы бригады и освобождённые освоили технику, не раз чинили её, после боёв или просто ломались, но мощные ремонтные возможности технической базы быстро возвращали в строй. Большой боевой опыт получили. Именно с таким опытом, мы громили всё пока возвращались к позициям своей армии, освободив ещё восемь лагерей для военнопленных. Вели их колоннами пешком по проложенным нами дорогам, чтобы поспевали, так что вывел я помимо своей бригады и привлечённых сил, это тринадцать тысяч, ещё тридцать тысяч освобождённых пленных. Вот такие дела. А выходить именно у наших нужно, если какая другая армия, или даже фронт, те все силы приложат оставить нас у себя, или ограбить на технику.

Сразу поднялась суматоха. Нас вывели в ближний тыл, рапорты мои приняли, копии ушли в Ставку главнокомандующего. Однако результатов рейса услышать не успел, меня арестовали, на третий день как вышли к своим. Причина проста, один генерал, увидел у озера, там полынья пробита, стоят две наши придвижные бани, и внутри моются мои бойцы, прыгая в прорубь, прачечные работали. Мы меньше суток как вышли к своим. А за время рейда все бойцы оценили, как пункты обогрева, так и бани, особенно наши медики на них не нарадовались. За время рейда работы по их созданию продолжались, сейчас у нас тридцать семь пунктов обогрева и двадцать две передвижных бани, благодаря чему случаев обморожения в бригаде были сведены к нулю и простывших было не так и много. Пока достаточно. Генерал же, просто подъехал и отжал обе бани, мол, его дивизии такие шутки пригодятся. Тот командовал стрелковой дивизией. Я узнал об этом сразу, взял роту мотострелков и роту танков, и рванул к нему. Грузовики и своих бойцов, а он с персоналом отжал, даже уплёл ввести в состав своей дивизии, я вернул обратно, против танковых пушек стрелки решили не дёргаться. А когда генерал высочил, орать начал, в простыне был, в бане находился, два удара и тот повалился на снег. Вот и всё. Я забрал своё, и укатил в расположение бригады, вернув бойцов и технику в состав бригады. А на следующий день, когда я по вызову прибыл в штаб армии, меня и арестовали, на самолёт, и вот уже сутки на Лубянке. Такая вот история. То, что арестуют, я знал, всё заранее прибрал, награды тоже, сохраню, это память.