Взломщик, который изучал Спинозу - Лоуренс Блок

Я раскрыл переплетенный в кожу томик, который мы подарили Абелю и который я забрал назад, и прочитал два пассажа из раздела «Происхождение и природа эмоций». Рассуждения были суховаты, и публика слушала вполуха.

Закончив, я отложил Спинозу и открыл другую книгу, снятую минувшей ночью с полки у Абеля.

– Эта книга принадлежит Абелю, – сказал я. – В нее включены избранные места из сочинений Томаса Гоббса. В «Философических началах власти и общества» есть отчеркнутый абзац. Читаю: «Причина взаимного страха лежит частью в естественном равенстве людей, частью в желании каждого посягнуть на другого; из чего следует, что мы не вправе ожидать от кого бы то ни было заверений в непосягательстве и сами не можем дать таких заверений. Ибо если мы посмотрим на человека во цвете лет и задумаемся над тем, как хрупок его телесный состав, каковой, погибая, несет погибель духу, доблести и самой мудрости, и как легко даже слабому посягнуть на жизнь сильного, то не узрим основания для гордыни того, кто, полагаясь на силу, мнит себя поставленным природой над прочими. Те между собой равны, кто способен равно навредить другим, но те, кто способен нанести наибольший вред, то есть убить, могут быть убиты сами».

Перелистав несколько страниц, я остановился на другом отчеркнутом абзаце.

– А вот из «Левиафана», – объявил я. – «В природе человека суть три главных свойства, ведущих к раздорам: зависть, робость, честолюбие. Первое побуждает человека к выгоде, второе к безопасности, третье к известности».

Я положил Гоббса на Спинозу.

– Абеля Крау убили ради выгоды, – заявил я. – Человек, который это сделал, находится здесь, с нами.

Мои слова произвели должный эффект. Присутствующие словно разом затаили дыхание. В этот момент я смотрел на Каролин и Дениз. Они знали, что последует дальше, но мое заявление подействовало и на них. Они придвинулись ближе друг к другу: вероятно, драматичность ситуации заставила их забыть о вражде.

– Абель был убит из-за пятицентовика, – продолжал я. – Людей часто убивают из-за пустяков. Но данный пятицентовик – не пустяк. Его стоимость достигает четверти миллиона долларов. – По рядам прошелестело восторженное «ох!». – Поздно вечером во вторник Абель стал владельцем этой редкой монеты. Через двенадцать часов он был мертв.

Далее мне пришлось кратко остановиться на истории пяти легендарных никелей чеканки 1913 года.

– Дело кончилось тем, – говорил я, – что один из этих никелей попал в сейф человека, занимающего особняк в Челси. Однажды этот человек уехал вместе с женой из города. Вернуться они должны были только на другой день. И вот во вторник вечером двое грабителей, проломив световое окно, влезли в дом и обчистили его.

– Не брали мы никакого никеля! – Присутствующие встрепенулись и устремили взор на вскочившего Кролика Маргейта. – Да, не брали! И сейфа не открывали. Да, мы его нашли, но открыть или взломать не получилось. Мы и знать не знали ни о каком никеле.

– Это верно, не знали, – вставил я.

– И не убивали мы никого! Даже пальцем не тронули. Когда мы влезли, там никого не было, и когда смотались – тоже. Никакого касательства к убийству мы не имели. И к никелю не имеем.

Кролик плюхнулся на свое место. Рэй шепнул ему что-то на ухо. Тот обмяк на стуле. Не знаю, что сказал Кролику Рэй, может быть, заметил, что он только что признался перед Богом и людьми в совершенном преступлении.

– Совершенно верно, – продолжал я. – Воры-взломщики Кролик Маргейт и Харлан Риз ограничились кражей и вандализмом. – Услышав свое имя, Харлан вздрогнул. – Вскоре после того, как они покинули дом, на сцене появляется еще один взломщик, гораздо более опытный. Он вскрывает сейф в стене, берет оттуда золотые серьги, дорогие часы и монету. В тот же вечер он переправляет их Абелю и оставляет у него на определенных условиях.

Нет необходимости говорить, что мы получили деньги за сережки и часы, решил я, это к делу не относится. Людям совсем не обязательно знать все до последней подробности.

– В то самое время, когда второй взломщик передает Абелю Крау содержимое сейфа, – говорил я, – хозяин этого никеля и его жена неожиданно возвращаются домой. Воры не могли знать, что у них переменились планы. Итак, они возвращаются в город и видят, что их дом напоминает Рим после набега готов. И вот тут начинаются чудеса. Войдя к себе, супруги натыкаются на Третьего вора. Их избивают до потери сознания и связывают. Когда муж наконец приходит в себя и освобождается от веревок, он обнаруживает, что его жена мертва.

Я посмотрел на Колкэннона; наши взгляды встретились. Лицо его было совершенно бесстрастно, но у меня создалось впечатление, что ему сейчас хотелось бы оказаться где угодно, только не здесь. И еще он, наверное, понял, что не выкупит свой никель, во всяком случае сегодня. И вообще у него был такой вид, будто ему надоело плохое кино, но он решил досидеть до конца сеанса, чтобы узнать развязку.

– Он, естественно, звонит в полицию. На другой день его просят опознать второго взломщика, но он заявляет, что видит его в первый раз. Впоследствии он, правда, опознает одного из участников первого ограбления.

– Это было подстроено! – выкрикнул Кролик. – Он меня в жизни не видел. На испуг хотели взять!

– Скажем иначе, человек просто ошибся, – продолжал я. – Еще бы, ему столько пришлось пережить! Убита жена, обчищен дом, пропала монета, стоящая целое состояние. И вот что интересно, – добавил я, опять глядя на Колкэннона. – В перечне пропавших вещей он не указывает этого никеля. Словно бы его и не было. А ведь потерпевший, как известно, обязан сообщать полиции о любой пропаже, для того чтобы получить страховку. Но наш джентльмен, видимо, не желает иметь дело со страховой компанией. Почему, спросите вы. Объясняю. Никель не был застрахован. По той простой причине, что к нашему джентльмену он попал незаконным путем.

– Это уж слишком! – вдруг заявил Колкэннон, к удивлению не только публики, но и меня самого. Он поднялся с места и обратился ко мне: – Меня обманом заманили сюда. Я не был знаком с покойным мистером Крау. Да, я не сообщал полиции о пропаже никеля 1913 года и у меня действительно не было страховки. Но вовсе не по той причине, о которой говорит этот господин. У меня нет и никогда не было такой монеты.

– Поначалу я тоже так думал, – признался я. – Тоже думал, что у вас фальшивка. Чтобы установить, какой никель у вас, я навел справки по поводу всех пяти экземпляров, и все они оказались на месте. Четыре монеты находятся в музейных хранилищах, а пятая – в частной коллекции. Этот никель долгое время был в обращении, и его легко отличить от других и, уж конечно, оттого, который я самолично извлек из вашего сейфа.

По рядам опять прокатился шумок. Я так увлекся, что выдал себя. Теперь и младенцу ясно, кто был вторым взломщиком. Ну что ж, и на старуху бывает проруха.

– Естественно, я самым тщательным образом осмотрел этот никель. Он был настоящий. Тогда я продолжил консультации с музейными работниками, попросил еще раз проверить их экземпляры. В трех хранилищах монеты были в целости и сохранности. В четвертом же обнаружилась подделка.

Я посмотрел на трех джентльменов в темных костюмах. Сидящий с краю невысокий курносый мужчина в очках с толстыми стеклами был Милош Грачек. Он понял, чего я жду от него.

– Да, это была подделка, но подделка неплохая, – сказал он. – Фальшивомонетчик взял стандартный никель 1903 года, спилил ноль и вместо него напаял единицу. Хорошая работа, и никель экспонировался у нас как настоящий. Только экспертиза смогла обнаружить подделку.

Затем откашлялся и заговорил джентльмен с белоснежной шевелюрой.

– Меня зовут Гордон Руслэндер, – сказал он. – Когда мистер Грачек сообщил о случившемся, я лично изучил монету. Он прав. Фальшивомонетчик поработал неплохо, но я бы не сказал, что по высшему классу. Внимательный осмотр убедил меня, что находящийся в нашем распоряжении пятицентовик – не тот, за который я передал портрет работы Копли Балтиморскому историческому обществу. У меня не было оснований сомневаться в порядочности наших коллег, и тем не менее процедура требовала просвечивания рентгеном. Естественно, экземпляр, поступивший из Балтиморы, был настоящий никель чеканки 1913 года. А тот, которым его подменили, не надо было даже просвечивать. Все было видно невооруженным глазом.

– Что вы предприняли, обнаружив подмену?

– Я немедленно встретился с куратором нашей выставки, – ответил Руслэндер, а длинноносый лысеющий человек, сидящий по другую его руку, весь съежился и словно бы врос в стул. – Я знал, что Говард Питтерман переживает не лучшие времена. Недавно он прошел через дорогостоящий бракоразводный процесс. Потом он потерял кое-какие вложения. Да, все это было мне известно, но я не подозревал об истинном положении его дел в связи с финансовыми затруднениями. В противном случае мы могли бы оказать ему материальную помощь. – Руслэндер нахмурился. – Но мистер Питтерман решил действовать самостоятельно. Он подложил в нашу экспозицию фальшивую монету, а настоящий никель 1913 года, один из раритетов нашей выставки, продал, в сущности, за бесценок.