Театр одного убийцы - Николай Леонов

Гуров разочарованно покачал головой и спустился вниз. После ареста директора театр гудел, как пчелиный улей. Почти все его работники были внизу и устроили что-то вроде импровизированного митинга, на котором роль оратора исполняла Турчинская, рассказывая честному народу подробности перекрестного допроса. Увидев Гурова, она сначала смутилась, а потом указала на него рукой.

– Да вот Лев Иванович идет, – проговорила она. – Давайте и попросим, чтобы он нам все объяснил.

– Извини, Светлана, но рассказывать сказки не буду, – быстро ответил сыщик, не давая актерам возможности задать ему волнующие их вопросы. – Я на работе, и мне бы сейчас хотелось поговорить с теми из вас, кто был занят на сцене в третьей картине первого акта вашего премьерного спектакля.

По толпе собравшихся пробежал едва слышный ропот, а затем актеры расступились, пропуская вперед молодого черноволосого парня и мужчину лет тридцати. Парень представился Артемом Игнатьевым, а мужчина – Вадимом Денисовым.

– Я играю Николая Турбина, а Вадим – Мышлаевского, – проговорил парень. – Кроме нас и Марии, на сцене в этой картине задействованы еще три человека, но их пока нет. А что вы хотели?

– Поговорить с вами, – ответил Гуров и развернулся. – Пойдемте в гримерную. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Оба актера переглянулись и, пожав плечами, последовали за сыщиком. Ропот толпы, стихнувший во время их краткого диалога, вновь наполнил коридор, но Гуров не обратил на него внимания. Ему было безразлично, что сейчас творится в театре, лишь бы собравшиеся на «митинг» не мешали ему разговаривать.

– Меня интересует боевой револьвер, который вы использовали в этой сцене в последней репетиции, – без предисловий начал Гуров, когда все кое-как устроились в маленькой гримерной. – Кто должен был стрелять из него?

– Я, – пожав плечами, ответил Денисов. – А почему это вам интересно?

– Давайте договоримся, что вопросы буду задавать я, – отрезал сыщик и, выдержав паузу, спросил: – Кому вы отдали оружие после репетиции?

– Как обычно, Воронцову, наверное, – почесав переносицу, ответил актер. – Он все время этот револьвер со сцены забирал.

– Но не в тот день, – встрял в разговор Артем. – Вспомни, Вадим. Директора на генеральной репетиции не было. Да и не доиграли мы тогда. Помнишь, Левицкий с Марией поругался, она со сцены убежала, а потом худрук и Бельцева из помрежей выгнал?

– Стоп! – оборвал его Гуров. – А ну-ка сначала и по порядку.

– Мы репетировали третью картину, – проговорил парень, отчаянно жестикулируя руками. – После того как Мария взяла в руки пистолет, Бельцев остановил ее и попытался объяснить, что она делает неправильно. В их разговор влез Левицкий и на обоих накричал. Мария убежала со сцены, зам пошел жаловаться к директору, а нас отпустили на перерыв.

– И куда делся револьвер? – поинтересовался Гуров.

– Остался лежать на столе, – ответил вместо Артема Денисов. – Теперь я припоминаю. Бельцев, уходя со сцены, напомнил еще нам, чтобы реквизит не забыли.

– И кто забрал с собой оружие? – Сыщик пристально посмотрел на актера.

– Не знаю, – ответил тот. – Я его не трогал. Зачем, если все равно через полчаса мы на сцену вернулись?

– Значит, револьвер некоторое время оставался без присмотра? – поинтересовался Гуров.

– Да нет, – ответил Денисов. – Когда все ушли, в зале еще оставался Левицкий.

– А когда вы возобновили репетицию, револьвер был на месте?

Сыщик по-прежнему не мог понять, кто забрал револьвер с отпечатками пальцев Марии. Не сам же убитый это сделал?! Ерунда какая-то получалась. А Денисов ответил, не задумываясь:

– Нет, к тому времени, как мы вернулись на сцену, весь ход пьесы переиграли и стрелять в зал запретили. Даже револьвер бутафорский кто-то на сцену принес.

– И кто это сделал? – без надежды спросил Гуров.

– Мы не видели, – подтвердил его догадку Денисов, и Артем, соглашаясь, кивнул. – Нас же на сцене не было. Спросите у Парфенова. Это он реквизит выдавал. Должен помнить, кто у него револьвер забирал.

Сыщик поблагодарил актеров и, выпроводив их из гримерной, направился к старому реквизитору. Парфенов оказался на месте. Он по-прежнему сидел за своим обшарпанным столом над толстой тетрадкой, и все выглядело так, будто реквизитор вообще не двигался с места за последние несколько дней. Гуров поздоровался с ним и вошел на склад.

– Слышал я. Лев Иванович, что вы Воронцова арестовали, – после приветствия проговорил старик. – А не поторопились? Владимир Владимирович слишком труслив для убийства.

– А я вижу, вы не так мало знаете о жизни театра, как хотите показать, – усмехнулся Гуров. – Насчет Воронцова мы разберемся. А вы скажите мне, кто у вас получал бутафорский револьвер во время генеральной репетиции.

– Ребята, наверное. Я же говорил, что весь реквизит актерам на руки выдал, – ответил Парфенов и вдруг замер. – Хотя нет! На генеральной репетиции я револьвер кому-то из начальства давал. Подождите, сейчас посмотрю, кому именно.

Старик достал из стола потрепанный журнал и принялся скрюченными пальцами листать измятые и засаленные страницы. Получалось это у него не очень ловко, и Гуров подумал, что артрит разбил Парфенова совсем недавно. Старик просто еще не приспособился жить с этой болезнью!

– Ага, вот! – реквизитор наконец-то нашел нужную ему страницу. – Так-так, сейчас посмотрим… Вот! – Старик повернул журнал к Гурову. – Бельцев и брал револьвер. Вот его роспись.

– Зачем он, интересно, его брал? – задумчиво спросил сам себя Гуров.

– Да известно зачем, – усмехнулся Парфенов. – Его же тогда Левицкий-покойник от режиссуры отстранил. Вот он и взял у меня револьвер, чтобы отдать его ребятам. А тот, который на репетиции использовали, Воронцову сдать. Поменять просто хотел.

– Поменять, говорите, – покачал головой сыщик. – Очень даже может быть!

Гуров хотел еще что-то добавить, но в этот момент зазвонил сотовый телефон у него в кармане. Сыщик, так не любивший носить с собой трубку, поморщился и, достав телефон из кармана, ответил на звонок.

– Лев Иванович, ну наконец-то! – услышал он в трубке голос осведомителя Амбара. – Целый день вас ищу. Срочно приезжайте в пиццерию на Чаплыгина.

– Что за спешка, Костя? – недовольно поинтересовался сыщик. – И с каких это пор ты стал мне приказы отдавать?

– Да я не приказываю, а прошу. – В голосе Бродкина явственно слышался страх, смешанный с мольбой. – Беда у меня, Лев Иванович! И все из-за того дела, которое вы мне поручили. На хрена я, дурак, за него взялся?!

– Ну-ка не гони, – оборвал его стенания сыщик. – Мне сейчас некогда с тобой лясы точить. Говори конкретнее, что случилось. Сам знаешь, если это действительно необходимо, я всегда тебе помогу.

Бродкин явно не хотел разговаривать о своих проблемах по телефону. Да и не в правилах Гурова было вести серьезные разговоры таким вот образом. Но сегодня ситуация была исключительная. У сыщика действительно не было времени на встречу с осведомителем. Информация, полученная от Селивановой и Денисова, могла многое изменить в ходе следствия. И Гурову нужно было немедленно проверить ее. Поэтому на встречу с Амбаром он не поехал, а попрощался с Парфеновым и торопливо прошел в гримерную Марии.

– Разговаривать можешь? – спросил Гуров у Бродкина, когда вошел в гримерную, и, услышав утвердительный ответ, потребовал: – Рассказывай, что у тебя произошло с «Гранитом». В чем проблема?

– Проблема в том, что меня хотят замочить, – плаксивым тоном ответил Амбар. – Погорел я, Лев Иванович! Засветился…

Оказалось, что Бродкин, забыв об осторожности, слишком рьяно принялся выяснять, кто «держит» фирму «Гранит» и что за люди интересуются квартирами в «хрущевке» за театром.

Некоторое время ничего ему узнать не удавалось, а потом он в один момент наткнулся на золотую жилу. Один из приятелей Амбара в подпитии рассказал, что есть среди охранников «Гранита» рецидивист Малетин по кличке Чума, трижды судимый за разбойные нападения. И этот самый Малетин вроде бы приглашал приятеля Амбара вместе с ним заняться «реквизицией квартир» у одиноких стариков.

Бродкин решил проверить это и нашел в «малине» кореша Чумы. Проиграв ему для создания хорошего настроения двести рублей в «треньку», Амбар сказал, что слышал, будто Чума набирает группу, чтобы «бомбить» старушек. И, дескать, он, Бродкин, хочет к нему присоединиться.

– Дурак, – констатировал сыщик, едва услышав такие откровения. – У тебя же профиль другой. Да все блатные знают, что ты никогда на «мокрое» не пойдешь!

– Да я и сам знаю, что дурак. Но мне деньги нужны позарез, да и вам хотел помочь, – шмыгнул носом в трубку Бродкин. – А вот сегодня пришлось из квартиры через черный ход удирать. И то хорошо, что я Чуму с братками в окно случайно увидел. А то бы уже белые тапочки примерял!