Аделаида Брауншвейгская, принцесса Саксонская - Маркиз Сад

— Постарайся что-нибудь разведать, Батильда; надеюсь, ты понимаешь, что госпожа твоя никогда не согласится на преступное деяние.

— Я слишком хорошо знаю вас, сударыня, и не ожидала иного ответа.

Тем временем маркиз Тюрингский не упускал ни единой возможности побеседовать со своей возлюбленной.

— Но, сударыня, неужели я вновь обрел вас лишь для того, чтобы окончательно утратить надежду на сближение наше?

— А разве вы не почитаете за счастье возможность видеться каждодневно?

— Это счастье лишь подогревает желание никогда с вами не расставаться.

— Вы знаете, что это невозможно; сама мысль об этом является преступной.

— Мне кажется, граф полагает иначе.

— Значит, он сообщил вам нечто, отчего у вас появилась надежда?

— Еще нет, но я вижу, как он постоянно хлопочет о том, что более всего интересует нас.

— Ах, милый друг, не будем думать о том, о чем потом придется горько сожалеть; чувства, кои скрывать мы не в силах, сами по себе являются преступными.

— Я не вижу в них никакого преступления; разве вы не полюбили меня раньше, чем познакомились с тем, кто сегодня омрачает ваше счастье?

— Только эта мысль и успокаивает мою совесть; я часто призываю ее на помощь; но еще чаше я прогоняю ее, ибо при виде вас я забываю обо всем…

— Милая, нежная моя подруга, почему Небо не предназначило нас друг для друга?.. Ах, кто знает, что оно нам приготовило…

— Увы, рок судьбы тяготеет над нами, счастье наше идет бок о бок с преступлением.

— В таком случае, Аделаида, нам надо расстаться; не стоит совершать проступка, способного омрачить всю твою жизнь.

— Вот, — произнесла принцесса, кладя ладонь на грудь маркиза там, где билось его сердце, — вот алтарь, на котором я клянусь любить тебя всю жизнь.

— Тогда позвольте мне, — воскликнул маркиз, — подкрепить эту клятву моей собственной, запечатлев поцелуй на руке, коей я столь тщетно добиваюсь! И да погибнет нарушитель сей священной клятвы…

И пылкий влюбленный, нежно сжимая пальчики возлюбленной, в залог вечной верности запечатлел на прекрасной руке принцессы долгий страстный поцелуй.

ГЛАВА VIII

Желая облегчить сердечную печаль, принц Саксонский послал за маркизом Тюрингским.

— Дорогой кузен, — начал он, — вы видите перед собой несчастнейшего из людей. Я отыскал жену, но обрек себя на муку до конца жизни. Как я был бы счастлив, если бы она осталась в отцовском доме, если бы вы никогда не привозили ее сюда! Она вот-вот сделает позор свой достоянием общества: в ответ на мои упреки она не оправдывается, а лишь краснеет, и искренность ее, единственная оставшаяся у нее добродетель, только преумножает терзания мои.

— Но где доказательства вины ее, в чем вы ее подозреваете? — спросил маркиз.

— Когда я спрашиваю, сумела ли она соблюсти честь свою, она смущается и умолкает.

— Ах, государь, где тут доказательство измены? Неужели вы не знаете, что выяснение отношений всегда заставляет женщину краснеть? Ни одна женщина, услышав подобные обвинения, не сумеет сохранить хладнокровие! Если в свое время у вас действительно имелись подозрения относительно молодого Кауница, то кого вы подозреваете сегодня?.. Послушайте, принц, что я вам скажу: вы сами придумали себе неприятности, они существуют исключительно в вашем воображении. Отбросьте заблуждения, порожденные мнительностью, и вы станете счастливейшим из людей.

— Я настроен не столь радужно, как вы, — отвечал принц, — и сомневаюсь в невиновности Кауница… В конце концов, что понесло его в дальний угол сада? Но даже если предположить, что в тот день Аделаида не совершила никаких ошибок, разве можно простить ей побег из Торгау, куда ее отослали по моему приказу? Презрев приказ мой, она бежала, странствовала по Германии, становясь любовницей то маркграфа, то бандитского главаря, то какого-то заговорщика… Разве можно оправдать всю череду измен ее? А когда я ее спрашиваю, она смущается и преступно молчит! Нет, друг мой, ей никогда не удастся оправдаться!

— Поверьте, принц, — отвечал маркиз Тюрингский, — ваша честь мне столь же дорога, как и моя собственная, а потому я собрал все возможные сведения, касающиеся скитаний Аделаиды. Батильда мне все рассказала. Девушка эта, неспособная на ложь, заверила меня, что в поведении супруги вашей невозможно отыскать ничего предосудительного. Во время скитаний своих и вплоть до дня сегодняшнего она ни разу не оступилась, следовательно, вам не в чем ее упрекнуть. Что же касается смущения, в кое повергают ее ваши расспросы, то, как я уже сказал, причиной тому женская застенчивость: если бы она, выслушав вас, дерзко все отрицала, я бы усомнился в ее скромности. Поэтому прогоните ваши химеры, отриньте их навсегда и более не терзайте самую прекрасную и самую несчастную из женщин.

Возможно, это объяснение и успокоило бы Фридриха, если бы Мерсбург, именно его и опасавшийся, не поторопился вновь напустить в душу принца змей ревности.

Когда Фридрих рассказал графу о том, какое спокойствие снизошло на него после разговора с кузеном, Мерсбург промолвил:

— Разумеется, меня это не удивляет, ибо, будучи виновником преступного поведения жены вашей, он как никто иной заинтересован в том, чтобы вы признали ее невиновной.

— Людвиг соблазнил мою жену!.. О нет, это невозможно!

— Принц, я все разведал: хотя он и привез вам в жены дочь герцога Брауншвейгского, он сам мечтал стать ее супругом. Желание сие было обоюдно, а потому все, что случилось, является последствием сговора. Вас ввел в заблуждение Кауниц, случайно оказавшийся возле вольера, поэтому ни пожар в Торгау, ни последующее бегство супруги вашей, ни странствия, в которые она подалась, желая избежать вашего гнева, вы не сумели связать с именем любовника ее. Меж тем даже Батильда, сопровождавшая ее во всех непристойных похождениях, была нанята вашим кузеном с полного согласия вашей преступной супруги.

— Сударь, — взревел Фридрих, закипая от гнева, — вы жизнью ответите за это обвинение! Добудьте мне доказательства, и я осыплю вас благодеяниями; но если вы меня обманываете, вас ждет эшафот.

— Не ожидал я, государь, что сообщение мое будет встречено угрозами, однако я подчиняюсь всем вашим требованиям. Да будет вам известно, что сегодня вечером влюбленные договорились встретиться возле рокового вольера, где они встречались прежде; приходите туда, и, если окажется, что я вас обманул, вот грудь моя: пронзите ее своим мечом.

Нетрудно представить себе, что негодяй все устроил так, как требовал коварный замысел его.

Прежде всего следовало сменить место встреч Аделаиды и маркиза Тюрингского, кои после возвращения принцессы обычно беседовали у нее в апартаментах. Но Мерсбург заявил, что это опасно и предложил устроить свидание, как и прежде, возле вольера; ничего не заподозрив, влюбленные согласились, посчитав, что на прежнем месте наверняка будет более безопасно. И, как следствие, на следующий день, ближе к закату, маркиз Тюрингский примчался к вольеру, где ожидала его принцесса. Едва завидев ее, он бросился на колени и принялся умолять дать ему обещание, что если она потеряет супруга, то отдаст свою руку только ему одному.

Неосторожно дав требуемое от нее преступное обещание, Аделаида скрепила его пламенным поцелуем… О, бесценный залог чистой любви, увы, от вашего огня уже запылал факел фурий!

— Предатель! — взревел Фридрих, бросаясь на маркиза. — Иди, иди сюда и собственной рукой положи конец дням того, чьей смерти с таким нетерпением ты ждешь!.. Иди же, убей меня и разруби узы, омрачающие твое счастье! О, почему я не разглядел истинное лицо твое, почему не убил в объятиях несчастной, развращенной твоей недостойной лестью? Почему не скрепил клятву вашу потоками крови, текущей в ваших жилах? Но нет, я этого не сделаю, ибо тогда нечестивые души ваши, покинув мир сей, сольются воедино, а я не намерен даровать вам такое удовольствия. Я отомщу за честь свою, и мстить буду на поле брани. Приди же, Людвиг, и найди там смерть или возлюбленную! А если смерть суждена мне, то исполни последний приказ мой: собственными руками вырви из груди моей сердце и каждый день показывай его неверной моей супруге.

— Что ж, повелитель, вперед, — с гордым видом воскликнул отважный соперник Фридриха, — на бой, на поле брани! Я следую за вами: пусть на меня одного падет ваш гнев. Аделаида чиста, и я готов предоставить вам сколько угодно доказательств. Назначайте время и место, и я докажу, что тот, кому вы сочли достойным доверить бразды правления, столь же достоин скрестить с вами оружие.

Соперники расстались. Аделаида лишилась чувств, и Фридрих распорядился унести ее; в ожидании поединка каждый удалился к себе.

— О Мерсбург, — проговорил Фридрих, увидев своего коварного друга, — какую страшную услугу вы мне оказали! За все время вы оказали мне немало услуг, но это самая жестокая!