Калгари 88. Том 2 (СИ) - Arladaar

— Владимир Степанович! Но у меня дочь выступает сегодня, вы же знаете! Мне очень важно быть там! — с отчаянием в голосе воскликнула Дарья Леонидовна.

— Ничего не знаю! — решительно ответил Соколовский. — У меня тоже дочь выступает. И вчера выступала, но я был занят на работе, и не смог поехать за неё поболеть. Ничего страшного, Марина вошла в положение. Войдёт и ваша…

Хитрил Соколовский! Марина как раз и не вошла в положение! В её понимании, родители унизили её, игнорировав такой важный старт. Вчера произошла до крайности неприятная сцена…

…

— Хотя бы для приличия-то можно было прийти! Или вам вообще плевать на меня??? — распиналась Марина, придя домой и, как всегда, бросив рюкзак и куртку на пол. — У всех! У всех, даже у последних неумех, родители пришли! Встречали, поздравляли, хотя и поздравлять не за что было! Только я одна оказалась! Это… Это…

Марина, не найдя слов, махнула рукой и побежала к себе в комнату, хлопнув дверью. Тут же включила музыку чуть не на полную. На всю квартиру из дорогой импортной аудиосистемы загрохотал Modern Talking. Родители Соколовской с неудовольствием посмотрели друг на друга. Назревал скандал!

— Лиза, будь добра, объяснись, как получилось, что ты проигнорировала соревнования нашей дочери? — недовольно спросил Соколовский. — Мы же с тобой, кажется, договаривались, чтоб ты пошла и посидела на трибунах?

— Договаривались! — согласилась Елизавета Константиновна. — Но только в том случае, если не сможешь ты! Я ненавижу фигурное катание, да и в целом спорт, ты прекрасно об этом знаешь. Для меня эти вопли с трибун, масса народа — как каторга. Где ты-то был⁇ Именно ты, как отец, должен был идти и поддержать нашу дочь!

— Я работал! — повысил голос Соколовский. — Только благодаря мне вы живёте так, как хотите! И вчера был такой момент, что я нужен был на заводе! Впрочем… Пустое…

Соколовский, видя, что разговор зашёл в тупик, махнул рукой и пошёл к себе в кабинет… Елизавета Константиновна пожала плечами и пошла к себе в комнату. К Марине никто не подошёл…

… — Так что увольте, Дарья Леонидовна! Не могу! Идите на ваше рабочее место! — непреклонно заявил Соколовский. — Там без вас как-нибудь откатают!

Сам Соколовский, естественно, ДЮСШОР посетить намеревался, потому что туда обещал приехать Ельцин. Формально Владимира Степановича на это мероприятие никто не позвал, в его обязанности не входило сопровождать партийную верхушку, но поторговать лицом на публику и показать, что он — отец Марины Соколовской, он просто был обязан. Это могло оказаться полезным для карьеры. Соколовский метил в центр, в Москву, в министерство тяжёлой промышленности как минимум, а то и в министерство чёрной металлургии.

Дарья Леонидовна, едва сдерживая слёзы, смяла листок бумаги с написанным заявлением и пошла к себе в кабинет. Увы, самые худшие подозрения подтвердились — Соколовский не забыл вчерашнюю обиду и по полной отыгрался на ней. Теперь Люсе придётся катать в одиночестве. Разве что мама придёт…

Однако пришла не только мама! Из школы тоже прислали группу поддержки!

От учёбы Арина не отпрашивалась — рассчитывала успеть к 16 часам, уроки заканчивались в 13 часов. Но когда пришла в класс, её ждал сюрприз — не успел начаться первый урок, это был русский с язвительной Алевтиной Петровной, сразу после звонка дверь отворилась, и вошли физрук с директором. В руках у директора был свежий номер «Екатинского рабочего», напечатанный ночью в местной типографии. И на первой странице была громадная передовица с заголовком «Хмельницкая или Соколовская?». И на фотографии она, Арина и Марина. Фотографировал Журанков как раз после пресски.

— Людмила… — директор внимательно посмотрел на Арину, скромно сидящую с Максом на третьей парте, сложив руки. — Почему мы ничего не знаем про первенство?

— Ну… Эмм… Я говорила Сергею Ивановичу, что буду участвовать, — невинно ответила Арина.

— Люда, я помню, что ты говорила, но… — замялся физрук, неловко переступая с ноги на ногу. — Каюсь, я даже предположить не мог, что ты претендентка на чемпионство. Это же событие для всей школы!

— Вот именно! — строго сказал директор. — И мы не можем позволить себе отнестись к этому событию с равнодушием! Ты наша ученица, и в твоих результатах есть и наш вклад. Так что я освобождаю тебя сегодня от занятий. Иди домой, готовься к соревнованиям. А я позвоню в ДЮСШОР, Каганцеву, спрошу, сколько человек мы можем послать для группы поддержки. Дело это значимое и нужное.

— Спасибо! — смущённо сказала Арина, собрала свои вещи и под завистливыми взглядами одноклассников вышла из кабинета.

Директор подождал, пока Арина выйдет из класса, потом обратился к Алевтине Петровне, возмущённо посмотревшей на него и по привычке, собравшейся сказать что-то язвительное, в этот раз насчёт спорта: — У вас какие-то возражения? Желаете их на парткоме высказать?

— Нет… — потупилась русичка, не выдержав решительного взгляда фронтовика. — Извините, вы абсолютно правы.

— Алевтина Петровна, помните всегда — мы поставлены не только учить, но и воспитывать этих молодых людей, — внушительно сказал директор. — Воспитывать патриотизму, тяге к здоровому образу жизни, любви к Родине и прочим атрибутам советского человека. Перечислять их все нужды нет, я думаю. Хмельницкой нужно подготовиться к соревнованиям. Я, в общем-то, удивлён, почему она лично не обратилась ко мне накануне. И в этом я вижу недоработку всего преподавательского состава. О том, что моя ученица — уникум в фигурном катании, я узнаю из газеты. Из газеты! Хорошо же мы знаем наших учеников. Честь и хвала нам!

Директор в сердцах бросил номер «Екатинского рабочего» на стол Алевтины Петровны и быстрым шагом ушёл из класса. Газета раскрылась, и улыбчивая Арина как будто специально посмотрела на русичку с развернувшейся страницы.

Из кабинета директор тут же позвонил Каганцеву, чтобы узнать, можно ли послать группу поддержки для Людмилы Хмельницкой.

— А вот это я не знаю, дорогой Валентин Петрович! — рассмеялся Каганцев в трубке. — У нас тут у самих чёрт-те-что сегодня намечается! Ты же в курсе, что товарищи Ельцин и Петров сейчас в городе?

— Естественно, в курсе, не такой уж я и отсталый, хоть и сижу тут на выселках, — усмехнулся директор. — И что? Они на соревнования придут? Это точно?

— Точно! — заявил директор ДЮСШОР. — Мы задолго до сегодняшнего дня знали, что Борис Николаич захочет посетить такое значимое событие для Екатинска. Готовились, воспитанников предупреждали. Вчера мне из горкома позвонили и ещё раз предупредили, что да, будут. Спросили у меня, когда лучше подъехать. Я им сказал, чтоб ко второй разминке подтягивались. Она начнётся в 15 часов. И ты к этому времени свою ватагу присылай. Только насчёт мест я не уверен. У нас зал на 300 мест, сколько-то в проходах можем поставить. Это же тренировочный каток по сути.

— Так мы не всю же школу приведём! — заверил Валентин Петрович. — Десять-двадцать человек, я думаю, будет вполне достаточно. Там же не только мы будем. Ты, кстати, газету читал?

— Читал! — рассмеялся Каганцев. — И сразу понял, что ты по этому поводу звонишь. Кто ж ещё мне позвонит в восемь утра на работу. Я такого и не помню. Хорошо, дорогой Валентин Петрович, присылай своих гавриков. Пусть плакат какой-нибудь сделают, чтоб я поручил встретить их и разместить в одном месте, покучней.

— Слушай, а у меня следом ещё один вопрос нарисовался… — неуверенно сказал Валентин Петрович. — Как Борис Николаич отнесётся к народу на трибунах, вдруг половину людей не пустят из соображений безопасности?

— Да ты что? — изумился Каганцев. — Товарищ Ельцин любит быть в центре внимания, в гуще людей. Он вчера к Соколовскому на завод ездил, по цехам там ходил, с рабочими разговаривал. Так что успокойся — никто арену закрывать не будет и выгонять зрителей. Приходите смело! И ты приходи! Ученица, как никак!

Положив трубку, Валентин Петрович задумался. Пожалуй что, стоит поручить собрать группу поддержки Леночке, пионервожатой. Пусть поработает молодёжь. Но уже и так ясно, что от школы посылать надо самых лучших. Отличников и хорошистов. И не слишком горластых, чтоб не упасть в грязь лицом перед Ельциным. Со стороны могло показаться, что Валентину Петровичу все эти проблемы в тягость, но на самом деле это было не так. Он был фронтовик, человек решительный и самые сложные проблемы привык решать, а не бежать от них, да и с молодым поколением, как настоящему педагогу, ему нравилось возиться.