Мужчина в колготках - Александр Валерьянович Песков

хожу с этой пьесой, ничего не понимаю, как это играть, вообще ничего не понимаю. А передо мной — маэстро, заслуженный артист.

Тогда я предложил сделать перерыв и пригласил Славу в свой кабинет, на перекур. Он сел в кресло, я — напротив. И тут я решился:

— Вячеслав, вы знаете, я должен признаться…

— В чем?

— Я должен открыться…

И тут он меня удивил. Отреагировал моментально.

— Можешь не продолжать. Я тоже бздю…

Вот такие простые слова. Они буквально перевернули мой мир. Передо мной оказался обычный человек, со своими страхами и мыслями, который, как и я, хотел от этих страхов избавиться и почувствовать своего партнера.

Через 20 минут мы пошли на сцену, и у нас получилось сыграть эту любовь (по сюжету я играю «жену» персонажа Гришечкина). С тех пор мы дружим. И я считаю, что в первую очередь это великая дружба людей. А уже потом — артистов. Мы отыграли девять спектаклей. Мне было невероятно легко. Я мог дурачиться и выпендриваться и знал, что он меня вытерпит. Так же, как и в жизни.

Мне эта история кажется невероятно трогательной, когда роль на сцене влияет на судьбу двух актеров-друзей.

Вячеслав Гришечкин, актер:

«Я иногда думаю, как могло бы все сложиться. Если бы в тот момент я среагировал на Сашину откровенность как-то иначе. В принципе я мог сделать хорошую мину при плохой игре. Я мог покривляться, пококетничать. Сделать паузу, в течение которой он бы мучился и страдал.

Но я не настолько испорченный человек, чтобы так поступить. Потому что я понимал, что мой визави говорит откровенно, говорит правду о себе. И у меня даже в мыслях не было как-то сыграть на этой откровенности. Я в секунду ответил «я тоже», чтобы не разрушить вот эту энергетику, чтобы снять с него эту плиту. А я знал, какой на нем висит груз — не бетонный даже, а свинцовый. И он давит на него.

Я увидел его распахнутые глаза и такой покой в лице, такую умиротворенность, и понял — все правильно сделал. Я мог бы слукавить, но зачем? Нам вместе работать. К чему мне испытывать его? Нет, нужно, чтобы все было спокойно, просто. И мы стали чувствовать друг друга, понимать. И когда мы вместе на сцене, у меня часто возникает эта картина — как мы разговариваем в его кабинете».

* * *

Я благодарен судьбе за то, что она свела меня с этим профессиональным актером, который меня очень многому научил. Это — тот партнер, который всегда может помочь, если забыл текст или что-то пошло не так на сцене. Помогает не терять темпо-ритм спектакля, это безумно важно.

Вячеслав сыграл немало прекрасных ролей на сцене и в кино. Но один из самых убедительных образов, который он воплотил на экране, на мой взгляд, это — самый зловещий персонаж сталинской эпохи. Я даже придумал фразу, которая может кого-то шокировать: «Гришечкин — мой любимый Берия, лучший Берия страны». Мне кажется, что в главной роли в сериале «Охота на Берию» он был неподражаем. Как зрителю, мне было очевидно, что человек, который мог так сыграть злодея, должен был досконально изучить историю, вжиться, стать своим героем. А как артист, я понимаю, насколько это тяжело — впустить в себя этот разрушающий образ и не сломаться!

Думаю, мне безумно повезло стать его другом. Другом этого трогательного, иногда даже сентиментального, искреннего человека, который легко может заплакать, если его что-то растрогало, и сделать это без стеснения. Он никогда передо мной не актерствует, не играет…

Удивительно, но среди огромного количества людей, которых я с гордостью могу назвать своими друзьями, Слава Гришечкин стоит немного особняком. Он показал мне, как еще вчера незнакомые люди вдруг, по «щелчку» становятся друг другу совершенно родными. Как мы с ним. Это — высший пилотаж отношений. Это честь, совесть, это правда жизни, это боль, это — умение быть рядом, когда необходимо.

Искренность отношений сегодня во многом утеряна. Иногда я думаю, что если бы все люди, независимо от пола, возраста, ориентации, национальности, чего бы то ни было, дружили искренне, заботились друг о друге, в мире все было бы совсем по-другому.

Больше, чем директор

Эта книга — рассказ о моей жизни. Со всеми ее взлетами, падениями, неприглядными сторонами, скелетами в шкафу. Мне нечего скрывать от своих зрителей и читателей. Ведь, по сути, главное, что с нами происходит в жизни, — это любовь. Любовь близких людей, родственников. Именно она дает силы и надежду на спасение.

Мой нынешний директор Саша трижды спасал меня от смерти. И это — не фигура речи. Как его за это не уважать? Он стал для меня тем, кем когда-то я стал для Гали.

Проект «Жестокие игры» на Первом канале. Я в финале. Съемки проходили в Буэнос-Айресе. Одно из последних испытаний — полоса препятствий. Задание — удержаться на маленькой платформе на высоте четырех метров, уклоняясь от ходящего взад-вперед маятника. Столбы с этими платформами стоят в воде. В какой-то момент я не удержал равновесия и упал с четырех метров в воду. Правда, последний из всех. В целом, упал удачно, лишь чуть-чуть повредил ногу. Царапина, ничего серьезного. Не учел только одного — вода была очень грязная. Прилетел вертолет «Скорой помощи», обработали рану, съемки закончились, нужно возвращаться в Москву.

Александр у меня тогда работал водителем, а директором был Р. Но я уже тогда чувствовал, что с этим человеком мне не по пути. Было необъяснимое ощущение предательства, что, кстати, потом подтвердилось, и неоднократно.

Мы вернулись в Москву, все было хорошо. Но через несколько дней я заметил на поврежденной ноге небольшое покраснение. Не обратил особого внимания, решил, что само пройдет. Еще через три дня пятна стали разрастаться, а нога — чернеть. Думаю, о, надо что-то делать. Звоню в Бурденко. Говорят — приезжайте. Меня везут в больницу Р. и Саша.

Р. небрежно кидает:

— Саш, в машине сиди, я сам доведу.

Кое-как доковылял до кабинета. Доктор — специалист по гангренам — осмотрел мою ногу. И — я прямо почувствовал дежавю — опять эта фраза, как тогда, с Галей:

— Срочно в операционную! Будем резать ногу!

А на дворе — ноябрь месяц, у меня подписаны контракты на новогодние выступления…

— Ампутация срочная! У вас гангрена.

— Стоп, какая гангрена? У меня «ёлки»!

— Какие «ёлки»?! Вы что, не понимаете?

— Нет! Я — без ноги?

— Да!

— Нет! Делайте, что