Миссис де Уинтер - Сьюзен Хилл

Я решила было, что Максим не захочет, чтобы она увидела нас, и мы затаимся за высокими спинками диванов, пока она не пройдет в обеденный зал, а затем уйдем куда-нибудь поесть, где не так многолюдно. Однако к Максиму вернулось что-то от прежней уверенности, даже некая надменность; возможно, он не думал о последствиях, не чувствовал себя уязвимым - не берусь судить. Как бы там ни было, он наклонился и шепнул мне:

- Допивай бокал. Думаю, мы готовы выйти на сцену. Я бросила на него удивленный взгляд, Максим хитро улыбнулся, и я поняла, что он не просто намерен храбро встретить опасность, но даже хочет извлечь из этого удовольствие, и тут же вспомнила, как язвительно, умно и тонко он издевался над ней, когда я впервые его увидела.

Он поднялся. Лицо его представляло собой непроницаемую маску. Я с трудом удержалась, чтобы не захихикать.

- Не смотри на меня, - сказал Максим.

Подошел официант, чтобы провести нас в обеденный зал.

Не смотри. Я и не смотрела. Да и не было такой необходимости. Когда мы проходили с непроницаемыми лицами мимо миссис Ван-Хоппер, мы смотрели прямо перед собой; я услышала, как она ахнула и схватилась за лорнет, и это словно вновь вернуло меня в далекое прошлое.

- Ба! Да ведь это... о Господи! Остановите их, да встаньте же вы, глупый мальчишка! Ведь это... ну конечно же! Максим де Уинтер!

Разумеется, больше всего она хотела получить приглашение пообедать с нами. Она не изменилась, ее намерения были прозрачны, она осталась такой же напористой, как и раньше. Она попыталась попросить нас присоединиться к ней за ее столом.

- Сколько лет, сколько зим! Такие старинные друзья! Я не могу не воспользоваться этим счастливым случаем! Только не говорите, пожалуйста, "нет", я этот ответ не принимаю!

Тем не менее она вынуждена была с ним смириться.

- Мне очень жаль, - любезнейшим, безупречно вежливым тоном сказал Максим, - но сегодня совершенно исключительный случай. Мы в Венеции несколько дней, и сегодня у моей жены день рождения, поэтому мы заказали специальный стол. Я уверен, что вы простите нас.

Но она не простила. Я видела, как открывался и закрывался ее рот, пока она отчаянно пыталась найти слова, чтобы удержать нас и заставить изменить наше решение. Максим опередил ее:

- Однако мы будем рады, если вы согласитесь выпить кофе с нами после обеда, вы... - глаза Максима на мгновение озорно сверкнули, он изучающе посмотрел на молодого человека, который было поднялся с дивана, когда мы остановились, однако сейчас снова сидел с недовольным видом, - и ваш друг.

И тут же, без паузы взял меня под локоть и повел в обеденный зал. Меня подмывало оглянуться, увидеть выражение ее лица, однако я не дерзнула. Но я понимала, что молодой человек был вовсе не таким неловким и застенчивым, какой некогда была я, видела, что в нем достаточно самомнения и высокомерия, и поэтому не испытывала к нему сочувствия. Более того, я испытала непонятное чувство жалости, даже нежности к миссис Ван-Хоппер, ибо не думала, что он будет слишком долго демонстрировать ей свою терпимость и доброту. Она с помощью денег сделала его своим компаньоном, как когда-то сделала компаньонкой меня, но наши отношения носили исключительно деловой характер и не казались необычными, и даже то, что меня эксплуатировали, выглядело тоже вполне обычным в подобной ситуации. Люди вроде меня были своего рода прислугой, и ничего другого ожидать не приходилось. В данном же случае, подумала я, все может обстоять иначе.

Миссис Ван-Хоппер была пожилой женщиной, разнаряженной и разукрашенной, с редкими седыми волосами, с короткими оплывшими руками, с многочисленными перстнями на пухлых пальцах, с бесцветными глазами в провалившихся орбитах. Иными словами, она не изменилась, осталась такой же вульгарной, настырно любопытной и бездушной, как и раньше.

Их стол оказался в дальнем конце обеденного зала, далеко от нас, и это, видимо, ее не на шутку рассердило, поскольку она тут же подозвала метрдотеля и стала жестами показывать на другие столы. Однако ее атака не Увенчалась успехом. Метрдотель лишь отрицательно покачал головой, и миссис Ван-Хоппер со своим компаньоном вынуждены были сесть за свой стол; в течение всего обеда она то и дело подносила к глазам лорнет и откровенно нас разглядывала.

- Интересно, как долго этот молодой человек - полагаю, именно человек, а не джентльмен, - находится в ее упряжке? - задумчиво произнес Максим. Бедная миссис Ван-Хоппер! От тебя, вполне респектабельной молоденькой компаньонки, докатиться до этого. Какие ступени были у нее на пути этой деградации, как ты думаешь?

- Мне не нравится его вид, - сказала я.

- Неудивительно. Она относится к числу старых глупых снобов, однако такого не заслуживает.

Уголком глаза я увидела, как она повернулась, чтобы разглядеть пожилую пару, входящую в зал, но почти сразу опустила лорнет, выключив новых гостей из сферы своего интереса. Однако я по неясной мне самой причине продолжала наблюдать за ними, пока они усаживались за стол недалеко от нас. Мужчина был болезненного вида, кожа на лице сморщилась и пожелтела, руки длинные и костлявые, глаза слезились; женщина проявляла трогательную заботу о нем, она любовно и терпеливо помогала ему сесть, взяла у него трость и отставила ее, сказав при этом нечто такое, что его рассмешило. Она была его женой, я это видела, гораздо моложе его, хотя и не настолько, чтобы быть дочерью, а кроме того, в их отношениях присутствовала нежность, мгновенное понимание смысла взглядов и жестов, что едва ли возможно в отношениях между отцом и дочерью. Я подумала, что он скоро умрет, его отличала некая прозрачность, которая приходит к старикам незадолго до смерти, налет легкой отрешенности и задумчивости, как если бы они уже наполовину покинули этот мир. Я отвела от пожилой пары взгляд, посмотрела на Максима и увидела нас лет через тридцать, близких, любящих, однако ожидающих, как и эти двое, разлуки, увидела нас в изгнании, проживающих лишь в гостиницах, бездетных, ибо почему-то была уверена, что у этой пары тоже нет детей. Я быстро перевела взгляд и посмотрела в окно - по каналу проплывала гондола. Не буду думать об этом. В конце концов, я могла бы сейчас находиться в другом конце зала вместе с миссис Ван-Хоппер.

Во время кофе в гостиной Максим был с ней предельно любезен; он сидел рядом на диване, подавал ей чашку, внимательно ее выслушивал, и она кокетничала и краснела в ответ, игриво ударяла его лорнетом, я же вела себя спокойно, уверенно и терпеливо. Максим умело заставил миссис Ван-Хоппер говорить о себе, о том, как она все это время жила, о ее семье и даже о ее несчастном племяннике Билли, имя которого она уже однажды использовала в качестве предлога для того, чтобы познакомиться; она без умолку рассказывала о своих путешествиях.

- Не могу выразить, как это замечательно - вернуться назад в Европу после стольких томительных лет в Америке! Я так соскучилась по всему, по Парижу и Риму, по Лондону и Монте-Карло, опять же по светскому обществу и светской жизни! Я читала о вас такие жуткие и неприятные вещи, которые невозможно вынести.

- Да, в самом деле, - сказал Максим, - это, наверное, было ужасно.

Я тут же повернулась к молодому человеку. Он был американец, "дизайнер", как он сказал, не уточнив при этом, в какой области, и лишь сохранял видимость вежливости; я поняла, что мало его интересовала некрасивая, скучная женщина средних лет, не имеющая никакого веса в обществе. Однако я заметила, как он незаметно разглядывал Максима, бросал быстрые взгляды, оценивая его одежду, слушая и впитывая информацию.

Когда миссис Ван-Хоппер послала его за фотографией, которую хотела нам показать, она сделала это вкрадчиво, с оттенком просьбы - вовсе не таким безапелляционным тоном, каким приказывала мне. Он отправился без слов и в то же время дал понять, что мог бы и не пойти; после этого он стал мне еще более неприятен, мне стало еще больше жалко миссис Ван-Хоппер.

А затем внезапно, словно кошка, которая быстро и без предупреждения выпускает когти при виде потерявшей бдительность жертвы, миссис Ван-Хоппер застала Максима врасплох вопросом:

- Должно быть, вы были потрясены, когда сгорел Мэндерли? Мы читали об этом, об этом столько всюду говорили. Какой ужас, какая трагедия!

Я увидела, как он поджал губы, как лицо его слегка вспыхнуло.

- Да, - ответил он.

- Расскажите же, что случилось! Это был поджог? Впрочем, нет, конечно же, нет! Кто бы мог сделать такую чудовищную вещь? Я так полагаю, что это был несчастный случай, какая-нибудь горничная не закрыла заслонку камина. Весь ваш мир сгорел в этом пожаре, все бесценные сокровища!

- Да.

- Никто не погиб при пожаре? Я думаю, там в это время были люди.

- К счастью, никто не пострадал.

- Но вас, насколько я понимаю, там не было? Вы, кажется, были в Лондоне? На этот счет ходило столько разговоров, что я не берусь все пересказать.