Враги за рубежом (ЛП) - Грей Р. С.

— Джузеппе, Одри. Одри, Джузеппе.

Джузеппе, рядом с которым я втиснулась, — итальянец, которому на вид где-то около пятидесяти — шестидесяти лет. У него фантастические усы с проседью, белые, взъерошенные, как у Эйнштейна, волосы и большая дружелюбная улыбка. Его руки испачканы маслом, и от него пахнет резиновыми покрышками. Он одет в комбинезон, едва прикрывающий его круглый живот, но у меня нет ощущения, что он хочет меня убить, так что это хорошо.

После слов Ноя Джузеппе протягивает мне руку и крепко пожимает мою ладонь. Он с таким энтузиазмом трясет мне руку, что все мое тело дергается вместе с ним.

— Джузеппе владеет автомастерской в нескольких милях отсюда, — объясняет Ной. — Он согласился помочь починить нашу машину, но сможет сделать это только утром. Он беспокоится, как бы эвакуатор не застрял в этой неразберихе. Сегодня вечером мы остановимся у него дома.

— Вау. Это очень мило.

Я рада, что мне удается говорить достаточно спокойно, потому что сама себе я сейчас напоминаю детектива, потерявшего след в деле. Владелец мастерской. Шина. Утро. Дом. Что?

— Да, в смысле, я думаю, что все именно так. Есть небольшая вероятность, что некоторые вещи могли ускользнуть от меня при переводе. Я мог понять все совершенно неправильно.

— Идти домой, — произносит Джузеппе на английском с сильным акцентом. — Кушать.

Он жестами показывает, как кладет еду в рот, и, честно говоря, пока что мне нравится, к чему все идет.

Мы выезжаем на шоссе, и я с тревогой смотрю на маленький канареечно-желтый Фиат с пробитым колесом.

— За ночь с ним ничего не случится?

— Не должно, — уверяет меня Ной. — Дороги становятся все хуже. Мы ничего не можем сделать.

Мне приходит в голову, что Ной делал это весь вечер: успокаивал меня, решал наши проблемы, оставался собранным вместо того, чтобы психовать.

Я поворачиваюсь к нему и прижимаюсь плечом к его плечу.

— Спасибо.

Ной смотрит на меня сверху вниз, и я могу только догадываться о том, что он видит: болотного уличного ежа, лупоглазого испуганного котенка, ничтожное существо, которое нуждается в нем сейчас больше всего на свете.

С неподдельной искренностью во взгляде Ной кивает, а затем быстро, словно смутившись, отводит глаза.

Джузеппе живет в итальянской деревушке, где-то между Сперлонгой и Римом. У него маленький, старый дом, наполненный всеми признаками счастливой жизни: там и запах какой-то готовящейся на кухне вкуснятины, рыскающий у Джузеппе между ног черный кот, расставленные на столике у двери фотографии в старинных рамках, с которых на нас смотрят светящиеся улыбками лица.

Джузеппе зовет кого-то, и в гостиную заходит его семья: жена и взрослая дочь с младенцем на бедре и двумя цепляющимися за ее ноги малышами. Пока Джузеппе тараторит на итальянском, они приветствуют нас круглыми от любопытства глазами. Мое воображение пускается во все тяжкие.

«Сегодня нам выпала большая удача. Я привез нам этих двух тупоголовых американцев. Мы зажарим их, порежем и сварим из них рагу. Здоровяка хватит нам на всю зиму».

Так как мы все еще мокрые (благодаря пробежке от грузовика Джузеппе до входной двери дома), первым делом надо раздобыть сухую одежду. Жена Джузеппе — Ева, произносится «э-ва» — сразу же берет меня за руку и ведет нас через дом и вверх по шаткой лестнице в комнату, которая, похоже, раньше была чердаком.

Она сажает меня туда вместе с Ноем и протягивает руку, как бы говоря: «Стой».

Так мы и делаем.

Дом Джузеппе старый, практически средневековый, и комната, в которой мы находимся, — это своего рода переполненное, всеобъемлющее пространство. У одной стены составлена всякая мебель. Антикварный комод с мраморной столешницей выглядывает из-под лошадки-качали и детского табурета, причем, похоже, что оба сделаны вручную. В углу стоит несколько коробок, видимо, заполненных семейными реликвиями. Сваленная стопка книг. В углах виднеется немного паутины и комочков пыли. Потолок скошен таким образом, что Ной может стоять в полный рост только на одной стороне комнаты, у окна.

Ситуация с кроватью — о которой я старалась не думать — как и ожидалось: неловкая.

Только один единственный матрас на короткой раме в углу комнаты, втиснутый туда, по всей видимости, на скорую руку.

Ной там и один не поместится.

А мы вдвоем уж точно.

На улице небо освещает молния, а следующий за ней гром гремит так громко, что я слегка вздрагиваю.

Ной стоит у окна спиной ко мне и, уперев руки в бедра, смотрит на дождь. У меня сложилось впечатление, что он пытается придумать, как нам выбраться из этой ситуации, но мы застряли здесь на всю ночь.

Ситуация с кроватью его, вероятно, тоже не впечатляет. Скорее всего, он уже представляет себе, с какими болями проснется завтра утром. Хотелось бы придумать, как ему помочь.

Раздается тихий стук в дверь, и входит Ева с пакетом одежды в руках.

Она говорит по-итальянски, видимо в надежде, что мы что-нибудь поймем, но, когда становится ясно, что мы не врубаемся, женщина подходит и легонько пихает одежду мне в грудь, чтобы было понятно, что это для нас.

Меня вдруг поражает, насколько щедры Джузеппе и его семья, которые впустили нас в свой дом, дали нам свежую одежду, еду, сухое место для сна.

Ева собирается уйти, чтобы дать нам возможность переодеться, но я хватаю ее за руку.

— Grazi.

Мне кажется, что этого недостаточно. Хотела бы я знать больше слов, чтобы поблагодарить ее по-итальянски. Я повторяю это снова и снова. Она улыбается и наклоняет голову.

— Vestire32, — говорит Ева, указывая на одежду. Затем немного подумав, пытается сказать на английском. — Приходите на cena33… эмм, — Ева старается вспомнить слово, и когда у нее получается, усмехается. — На ужин.

Мы с Ноем снова благодарим ее, и она выходит из комнаты, закрыв за собой дверь.

Я бросаю одежду на кровать и перебираю ее. Здесь длинное темно-синее летнее платье и свитер для меня, брюки и льняная рубашка для Ноя.

Это не идеальный вариант. У меня нет ни лифчика, ни трусов, которые я могла бы надеть, когда сниму купальник и накидку. Ной наверняка не влезет ни в брюки, ни в рубашку. Он почти на фут выше Джузеппе.

Мы переглядываемся и пожимаем плечами, приходя к одному и тому же выводу: нищим выбирать не приходится.

Я беру свою одежду и обхожу Ноя так, чтобы оказаться к нему спиной. Я останавливаюсь на безопасном расстоянии и бросаю платье на стопку коробок, затем начинаю стягивать накидку.

Мы даем друг другу личное пространство, чтобы переодеться. Пока Ной расстегивает свои шорты и надевает одолженную одежду, я не вижу ни сантиметра его кожи, но все слышу. И все представляю.

Сняв с себя купальник, я какое-то время стою полностью обнаженная, и у меня бешено колотится сердце. Кожа пылает, я быстро натягиваю через голову платье и одергиваю его вниз, полностью прикрыв свое тело. Затем опускаю взгляд и бледнею. Без свитера мое декольте выглядит непристойно. Мне самое место в особняке «Плейбоя».

Ной смеется, и я оглядываюсь через плечо. В слишком обтягивающей рубашке и слишком коротких штанах он напоминает трансформирующегося Халка, который вот-вот посеет хаос среди милых людей Вселенной Марвел. Одежда, должно быть, из тех времен, когда Джузеппе был намного, намного моложе.

Я разражаюсь смехом, Ной оглядывается, видит меня в платье, и улыбка исчезает с его лица. О, точно. Схватив свитер, я быстро натягиваю его через голову. Он колючий, толстый и слишком теплый для летней ночи в доме без кондиционеров, но у меня нет выбора. Без него я не могу спуститься к ужину.

— Жаль, что у меня нет камеры, чтобы это заснять, — говорит мне Ной, когда мы заканчиваем и поворачиваемся лицом друг к другу.

— Точно, — я подхожу ближе и указываю на его наряд. — Потенциал для шантажа бесконечен.

Ной хмыкает.

— Я уже вижу. Школьный бюллетень. В первом ряду, в центре моя увеличенная фотография.