Падение "ангелов" (СИ) - Кирнос Степан Витальевич

— Дорогие Афиняне, граждане и правители Аттики, мои братья и сестры, я прошу вас внять не только моим сухим отчётам, в которых вы можете увидеть данные разведки, но и личным рассказам моих агентов и шпионов.

— Ну давай послушаем тебя, Фемистокл, — недовольно заголосил один из правительствующих мужчин. — Но не думай, что мы тебе вот так вот поверим… во всяком случае, прорицатели и жрецы богов говорят, что ничего страшного нас не ждёт.

Недовольный сдержанный рык Мастер-защитника едва не был пойман микрофоном и не ретранслирован в колонки.

— Боги… как будто старый пантеон знает, что необходимо нам.

— Не богохульствуй! — раздались сорванные крики какой-то женщины. — Наши боги указывают нам правильные пути и даёт нам истинные ориентиры, указывают пути и плетут наши судьбы.

— Боги… где были боги, когда пали западные рубежи? Где были боги, когда мы потеряли Великий Коринф? Где были боги, когда наши граждане в море были убиты пиратами? — отчаянно вопрошает Фемистокл. — Ну ладно, давайте поговорим о шпионах, — мужчина коснулся планшета и парой кнопок активировал файлы, став их сухо зачитывать. — Перикл сообщает, что Турецкий Султанат готовится к налёту и захвату на западные рубежи для создания плацдарма для захвата Афин и всей Греции. Султан отправлял депешу Оман-паше, заведующему западным флотом, чтобы он готовился к войне с пиратами и афинянами.

— И?! — вскричала одна из женщин. — Я чувствую, куда вы клоните, Мастер-защитник. Вы хотите объединить разрозненную Элладу в Греческую Конфедерацию, хотите, чтобы Ареопаг, и мы дали вам денег на защиту! Но извольте, — недовольно поморщилась дама. — Мы должны тратить наги бюджеты на людей и их потребности, мы должны тратить наши бюджеты на то, чтобы те, кто участвует в делах политических и экономических, чувствовали себя как можно было лучше! Милитаристской политике едва ли место среди достопочтенной политике граждан Аттики!

Фемистокл сжал губы от потаённой злобы. Он любит свою родину, но ныне на ней кандалы из слабых политиков, и он искренне завидует своим соседям — Новой Спарте и Коринфу, Аргосу и Криту, где люди воинственны и яростны. Все эти слова о благополучии граждан — пустое сотрясение звука, ибо он, идя сюда видел покошенные здания и разваленки, кривые узкие улочки пронизывают полуразрушенный град подобно полумёртвым артериям, по которым бегут нечистоты.

— Что ж, — подавив вспыхнувший гнев и прокашлявшись в кулак, Фемистокл спокойно продолжил, — вот тогда вам доклад Антониуса — «Цари Новой Спарты, и воители Аргоса в союзе с некоторыми африканскими бандитскими кланами готовят план по покорению всей Греции и Балкан. Находясь в воинских структурах, становится виднее, что наши прошлые союзники занимаются подготовкой войны против нас. Я сообщаю — объединённые силы Аргоса и Новой Спарты, поддержанные десятками тысяч наёмников Африки, Афинам не удержать.

— Ложь! Наглая ложь! — взревела какая-то женщина, наполнив пространство пронзительным наглым голосом. — Вы всего лишь требуете из нас денег! Вы хотите отобрать блага у народа!

— Тише-тише! Ради всех богов! — раздался громкий басовитый голос председателя. — Господин Мастер-защитник, скажите, что вы нам хотите предложить?

Фемистокл окинул залу, где половина человек готова была его растерзать. В их глазах он видит только яркую пылающую злобу. Тут сидят представители всех партийных фракций Аттики — социалисты, демократы, либералы, социал-либералы, зелёные, анархисты, феминистки, представители меньшинств и горсть правых сил, которые взирают на него снисходительно. Он знает, что большинство политиканов на него смотрит на как человека, высасывающего деньги и отбирающего их у народа. Они думают, что армия это — куча мужиков и женщин с автоматами, на которых можно не тратиться, ведь народ требует развлечений и забав в этом безумном мире.

— Я, со всей скорбью в сердце, — аккуратно и сдавленно заговорил мужчина, — со всей жалостью в душе, вам сообщаю — на западе, грядёт новый порядок. На севере, вы же помните Вольный Союз? Вы же помните, что там раньше было множество народов и стран? Так вот — теперь они часть единого механизма Рейха, страны, за которой тянется новый порядок. Я буду короток — с учётом того, что нас готовятся сокрушить на юге, с учётом того, что с востока сабли точат Турецкий Султанат и Аравийцы, я предлагаю нам самовольно вступить в состав Империи Рейх!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сию секунду раздался такой ужасный ум и гам, и шквал неистовых проклятий обрушился на него. Фемистокл стоял будто оплёванный, терпя и превозмогая тот ушат помоев, который на него вылили и продолжают лить под громогласное и неистовое улюлюканье и страшные, истошные вопли недовольства. Лишь тихий шёпот сорвался с губ Фемистокла, которого никто не услышал:

— О, боги, я клянусь… когда-нибудь, я верну свободу нашей великой стране.

Мастер-защитник оторвался от воспоминаний, подняв отяжелевший, полный скорби и ненависти взгляд на киберария, подавленно произнеся:

— Да, я помню… всё помню. Помню, как их умалял, помню, как говорил, что они итак станут частью Рейха, только не по воле росчерка пера, а по воле меча и огня, который несёт с собой Рейх. Помню, как отговаривал их от глупых предложений советоваться с волхвами и жрецами…

— То есть вы больше не верите в богов?

— А вы как будто верите?! — недовольно и вопросительно буркнул Фемистокл, смотря на холодного воителя железа.

— Да, — донёсся неожиданный ответ Андронника. — Вера во Христа разжигает тлеющий уголь моего существования, она поддерживает меня и её свет стал мне маяком в жизни, — киберарий взглянул на металлическую ладонь, утянутую перчаткой. — Она — всё, что у меня осталось.

— Хах-ха, — просмеялся Фемистокл, и приложил ладонь к бороде. — Как же я тебя сразу не признал… как же…

— Вы о чём?

— Рыцарь Ордена из Торрента, Военный Прелат Рима, Глава Папской Кибер-гвардии и посол Апостолов Информакратии на Балканах… это было давно, но я помню, как ты был в Афинах… я тогда был ещё ребёнком, но я помню тебя и как ты разговаривал с моим отцом о членстве в каком-то Ордене.

— Что ж, это те истории жизни, о которых мне говорить не хотелось бы, господин Мастер-защитник Фемистокл, — голос Андронника стал ещё холоднее и железнее. — А теперь позвольте мне откланяться… я аудиосенсорами уловил, что вот минут пять у вас возле дверей топчется человек и ждёт вашего приёма.

— Хорошо, — сел за кресло мужчина. — Позови его, а сам… ступай.

Киберарий покинул комнату и его место занял другой человек, вид которого вызывает удрученное стояние на душе. На два размера больше тёмная мрачная кофта стоячим воротником упирается в щетину. На лице, которое похоже на маску человека, лившегося всего, в глазах, которые смотрят на мир потухшим взглядом обречённости и ненависти, можно прочесть сказ о самой великой потере, которую может понести человек. Грязные брюки уходят в потёртые, покрытые тонким слоем пыли сапоги, видимо давно не чищенные и не мытые. Фемистокл бросил взгляд на ладони мужчины, когда те легли на бока кресла и заприметил лёгкую дрожь, а комната наполнилась практически не распознаваемыми нотками перегара.

— Господин Герцог Доуху Рэ, вы просили у меня аудиенции… так вот, что же вы хотите у меня попросить? — строго спросил Фемистокл.

Вместо ответа сначала Мастер-защитник испытал на себе сверлящий взгляд, полный немой благодарности, перемешанный одновременно с непониманием и подавленной злобой. Сложив на груди дрожащие руки, герцог сохранял ещё пару десятков секунд молчание, прежде чем заговорил:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Господин Фемистокл, я вам благодарен, что вы тогда пришли ко мне на помощь, — несмотря на поставленную речь, в ней ощущается дрожь. — Вы тогда спасли меня…

— Ох, — слащавая легла на губы Фемистокла. — Не нужно, в самом деле, я всё понимаю и сожалею вашей… утрате. Но я хотел бы вам предложить отвлечься от проблемы.

— Забуха… простите, я не должен был так говорить. Я имел в виду то, что обильными возлияниями нельзя исправить ситуацию.