Толкин и его легендариум - Ник Грум

class="p1">Жутковатое ощущение дежавю помогает придать «Властелину колец» оттенок обреченности. Персонажи обращаются к событиям «Хоббита». Гэндальф намекает Бильбо на важную, если не определяющую роль высших сил: «Ты ведь не перестал верить в пророчества только потому, что сам помогал их осуществить? Неужели ты считаешь, что совершил все свои подвиги и побеги просто благодаря удаче, только ради себя самого?»

Гэндальф ссылается на судьбу часто и с осторожностью. Когда Фродо выздоравливает после ранения Моргульским клинком, он замечает, что хоббиту «помогла удача или судьба». Но что из этого направило Фродо и отвело мертвую руку Короля-колдуна? Судьба или удача? И то и другое? Ни то ни другое? Гэндальф колеблется в нерешительности. Через несколько страниц тайна углубляется. Гэндальф начинает рассказывать Совету Элронда о предательстве Сарумана: Кольцо было обнаружено в год, когда Саурон в виде Некроманта был изгнан из Лихолесья. «Странное совпадение, если только это совпадение», — рассуждает он. Гэндальф продолжает размышлять над загадкой судьбы и никак не может ее постичь. Галадриэль предупреждает, что «волны судьбы уносят нас дальше», но все же дает приют Братству Кольца на четыре недели. Средиземье колышется под действием непостижимых сил, которые даже полубожественные герои не в состоянии понять в полной мере. Даже сам Моргульский клинок — всего одна из множества неизвестных угроз. Читателю так толком и не объясняют, какого рода опасность он представлял.

Позже Гимли предполагает, что Пиппину улыбнулась удача, когда в момент атаки всадников Рохана он сумел схватить отброшенный клинок, перерезать путы и ускользнуть от урук-хаев. Гном отмечает, что для спасения важно не терять присутствия духа в отчаянных обстоятельствах. «Можно сказать, ты обеими руками ухватился за этот шанс», — играет словами гном. Случай порождает новую загадку, так как хоббитов к краю леса Фангорн нес орк Гришнак, и они не оставили следов. Пиппина сорок страниц спустя опять спасает «счастливый случай», когда он вглядывается в палантир. Это поворотный момент сюжета, поскольку Саурон, еще не знающий о поражении Сарумана, начинает беспокоиться, и это его очень сильно отвлекает. Удача вступает в игру и когда Сэм невольно раскрывает Фарамиру тайную цель похода Фродо. Фарамир жалеет (опять это чувство) незадачливого Сэма: «Утешься, Сэмвайс! Коль ты и ошибся, считай, что это судьба».

Возможно, он и прав, но у крепкого узла удачи, участи и судьбы есть свое название — рок. Рок тяжелым грузом лежит на «Властелине колец» и является целью антипоиска в буквальном смысле. Путь ведет к Амон-Амарту, он же Ородруин, или Роковая гора, а потом внутрь этой огненной вершины, заканчиваясь у самой Роковой расселины. Рок тревожит Гэндальфа: после битвы при Хельмовой Пади он осознаёт, что неизбежное свершится, и после этого волшебство в большой степени уйдет из Средиземья. То же самое предвидела и Галадриэль, говоря Фродо, что он явился «поступью самого Рока».

В этом — тайна трех колец эльфов. Саурон не касался их, но они все равно связаны с могучим Кольцом Всевластья, и эльфы не знают, что будет, если его уничтожить. «Лучше бы эти три кольца никогда не существовали», — считает Элронд. Аналогично последний поход энтов сопровождается громогласной песней:

Мы идем на Изенгард, вестники судьбы.

«Мы движемся навстречу своей судьбе», — говорит Древень, но, даже если бы энты ничего не делали, судьба все равно настигла бы их. Наконец и Фродо понимает, что Кольцо для него — это не только бремя, но и судьба и что Сэм не сможет его прикрыть. Удача и шанс помрачнели, стали участью и роком. «Мы понадеялись на удачу, — говорит он, — а она обманула нас». Сэм настроен более позитивно: во время символичного восхождения на Роковую гору, кроме удачи, у них не остается ничего. Впрочем, как Гэндальф неохотно признаётся Пиппину на стенах Минас-Тирита: «Особенной надежды никогда не было. Так, глупые чаяния».

Английское слово doom, «рок», происходит от англосаксонского dóm, а то берет начало в древнегерманских языках, к которым относились древнесаксонский и готский. Прежде чем приобрести грозное значение «судьба, удел, неотвратимая участь… редко в хорошем смысле», оно относилось к законам. В «Оксфордском словаре английского языка» отмечено, что фраза crack of doom, по которой названа Роковая расселина — The Cracks of Doom, — архаична и обозначает «трубный глас в Судный день». Этот гром так ужасает Макбета, увидевшего в зеркале Ведьминого котла — недоброго предшественника зеркала Галадриэли, что королевский род Банко «тянется вплоть до Страшного суда». Здесь слово crack — «громовые раскаты», но Толкин переосмысливает его как место, природную щель, где земля сходится с огнем, и место, название которого может раскрыть свой истинный смысл — и судьбу — лишь после взрыва и разрушения.

Поход к Роковой горе обречен на поражение и терпит поражение, ведь Фродо не выполняет данного ему задания. Это неизбежно утешает, так как доказывает, что речь идет о борьбе против гнета, господства и тирании. Англосаксы верили, что сражение против хаоса на стороне богов обречено на неудачу, но неудача здесь не равна поражению. Речь о героическом усилии воли в отчаянном положении. Хаос настанет, но ему все равно надо сопротивляться. И удивительным образом обречено оказывается само Кольцо.

Такой поворот сюжета, счастливое бедствие от последнего вмешательства Голлума, Толкин назовет «эвкатастрофой» (не удача или шанс, а неожиданное благополучное завершение)[62]. Предмет исчезает в огненной пучине, вулкан извергается, «небо ответило громом и молниями» — раздался поистине трубный глас. Как выразился литературовед Питер Шакель, «эвкатастрофа не исключает горя и неудачи. Она отрицает, скорее, всеобщее окончательное поражение».

◆

Колебания и случайности в сюжете «Властелина колец» отчасти связаны с тем, что Толкин нащупывал путь, открывал эту историю в процессе ее написания. В начальных версиях текста Арагорн был хоббитом-следопытом в деревянных башмаках и звался Троттером — «Ходоком», а Древень был злым существом, во многом похожим на свое альтер-эго, Старый Вяз (он же старец Ива) из Старого леса (в начале четвертой главы эти изменения обсуждаются подробнее). Но когда Толкин продвигался по хитросплетениям сюжетных линий, им начало руководить противоречивое ощущение резонанса с древними источниками, понятными лишь посвященным.

В своей работе Толкин явно ссылается на философию Средневековья, а не классического периода и эпохи Возрождения. Как убедительно продемонстрировал Том Шиппи, он развивает свою модель невыразимой обреченности, соединяя две ключевые философские теории зла. Центральное место здесь занимают взгляды Аниция Боэция (ок. 475–477 годов н. э. — 526 (?) год н. э.), римлянина, жившего в VI веке в государстве готов. Его сочинение «Утешение философией» (De Consolatione Philosophiae) стало для англосаксонской и средневековой мысли важнейшим текстом в этой области. Возможно, оно было переведено королем Альфредом,