Мастер Загадок - Патриция Маккиллип

Он чувствовал, что Хар смотрит на него, и сказал тихо и неохотно:

– Я попытаюсь, потому что обещал тебе. Но сомневаюсь, получится ли: ведь все мои инстинкты против этого.

– Ах твои инстинкты....

В глазах короля неожиданно, точно в глазах дикого зверя, отразился огонь, заставив Моргона вздрогнуть.

– Упрям же ты... Повернувшись к горе Эрленстар, уйдя на тысячи верст дальше от Хеда, чем уходил когда-либо любой хедский князь, имея в своем распоряжении арфу, ты все еще цепляешься за прошлое, как птенчик за родное гнездо. Да что ты знаешь о своих инстинктах? Что ты вообще знаешь о себе? Ты что же, хочешь обречь нас всех на гибель своим отказом заглянуть в себя и назвать словами все то, что ты видишь?

Моргон крепко вцепился руками в край скамьи. Ровно, стараясь изо всех сил, чтобы его голос не дрожал, он произнес:

– Я землеправитель Хеда, Мастер Загадок и Звездоносец, в таком порядке...

– Ну уж нет. Ты – Звездоносец. Нет у тебя другого имени, кроме этого, нет иного будущего. У тебя есть способности, с которыми не рождался еще ни один из правителей Хеда. У тебя глаза, которые видят, разум, способный творить. Твое чутье позвало тебя прочь с Хеда прежде, чем ты понял, почему это произошло, – с Хеда в Кэйтнард, в Аум, в Херун, в Остерланд, где короли не имели жалости к бежавшим от правды...

– Я был рожден...

– Ты был рожден Звездоносцем. Мудрому известно свое собственное имя. Ты ведь не дурак, ты не хуже меня способен ощутить, что зарождается в нашем мире немыслимый хаос. Перестань же цепляться за свое прошлое, оно бессмысленно. Ты можешь прожить без землеправления, раз это необходимо, это не так уж существенно...

Моргон оказался на ногах еще прежде, чем осознал, что пошевелился.

– Нет!

– У тебя есть очень способный земленаследник, который спокойно останется дома и будет заниматься делами вместо того, чтобы отвечать на непонятные загадки. Твоя земля может просуществовать без тебя; но, если ты убежишь от своего собственного предназначения, ты, вероятнее всего, погубишь нас всех.

Хар умолк. Моргон непроизвольно издал глухое, рвущееся из самого сердца рыдание без слез. Лица Айи и Хугина при свете огня казались высеченными из белого камня, и только лицо короля было подвижным, как ни у одного из людей и ни у одного из животных. Задыхаясь, Моргон прошептал:

– Какова, по-твоему, стоимость права земленаследия? Какой стимул, ты полагаешь, заставит меня нарушить земельный закон? Какую цену заплатишь ты мне за все то, что я люблю больше жизни?

Светлые, мерцающие глаза короля-волка были неподвижны.

– Пять загадок, – сказал Хар. – Монета для человека, у которого нет ничего. Кто такой Звездоносец и что связанное он развяжет? Что одна звезда вызовет из тишины, одна звезда – из тьмы и одна звезда – из смерти? Кто придет в конце времен и что он принесет? Кто заставит звучать арфу земли, молчащую с Начала Времен? Кто принесет звезды из огня и льда в Конце Времен?

Руки Моргона медленно опустились. В зале царило безмолвие. Моргон почувствовал, как слезы, точно пот, текут по его лицу.

– В каком Конце?

Король-волк не отвечал.

– В каком Конце?

– Отвечать на загадки – твое дело. Сут однажды задал мне эти загадки как человек, который передает на хранение другу свое сердце. Со времени его исчезновения я повторял их много раз – и нет ответов.

– Где он их узнал?

– Только он об этом знает.

– Тогда я спрошу у него.

Лицо Моргона оставалось бескровным, свет от языков пламени прочертил на нем полосы; его глаза не отрывались от лица короля, которое казалось ему абсолютно безжалостным.

– Я разгадаю для тебя эти загадки. И я думаю, что, когда я это сделаю, ты до последнего своего вздоха будешь жалеть, что я когда-то оставил Хед и пустился в странствия.

На следующее утро Моргон сидел в круглом каменном сарае позади дома Хара, ожидая, когда разожженный Хугином костер прогреет обледенелый пол. На князе Хеда была короткая льняная рубашка, ноги оставались босыми. В углу стояли кувшины с вином, разбавленным водой, кубки—и больше ничего, ни еды, ни постели. Дверь была закрыта, в стенах не было окон, лишь дыра в крыше, сквозь которую уходил дым. Напротив Моргона сидел Хар с неуловимым и постоянно меняющимся в свете пламени выражением лица. За его спиной, скрестив ноги, восседал Хугин – неподвижный до такой степени, что казалось, юноша даже не дышит.

– Я проникну в твое сознание, – донесся до Моргона голос с другой стороны костра. – Я увижу то, что ты держишь в секрете. Не пытайся сопротивляться моему взгляду, но, если ты захочешь ускользнуть от меня, просто предоставь своим мыслям отхлынуть от себя, как вода, стать бессвязными, невидимыми, словно ветер.

Моргон почувствовал легкое прикосновение, как будто кто-то осторожно перебирал его мысли. Оторванные друг от друга мгновения, давно случившиеся события возникали перед его внутренним взором: Руд, занимающийся вместе с ним поздно ночью при свете коптящей свечи, госпожа Эриэл, ласково разговаривающая с ним в темном зале, его пальцы, скользящие по последней, самой толстой струне арфы, Тристан с грязными босыми ногами, поливающая свои розовые кусты, Лира, хватающая меч, становящийся в ее руках живым и меняющим облик. Он позволил Хару остаться у себя в голове без борьбы, пока неожиданно во тьме своих воспоминаний не увидел, как тело незнакомого страшного арфиста, удерживающее в неподвижности текучие, колеблющиеся цвета моря, пытается увернуться от него, и вот лицо пронзенного копьем музыканта меняется, делается ясным – на одно лишь мгновение, после чего он падает.

Моргона сотрясла непроизвольная дрожь. Глаза Хара не мигая смотрели на него из пламени.

– Нет там ничего, с чем нельзя было бы справиться. Начнем сначала.

Воспоминания жизни Моргона пробегали перед его глазами потоком медленно сменяющих друг друга сцен, некоторые из них Хар, кажется, задерживал из любопытства. По мере того как проходили часы, не измеряемые ничем, кроме золы сожженных дров, Моргон терпеливо принимал то, что его сознание изучают, осваивая умение уклоняться, не теряя воспоминаний, лежащих глубоко в его душе. Потом, утомленный, он начал чаще ускользать от этих нескончаемых поисков, он давал своим мыслям прятаться от него самого, становиться путаными и мутными, словно утренние туманы. Наконец неожиданно он обнаружил, что шагает взад и вперед, как животное, в крошечном помещении, не думая ни о чем, кроме голода, тревожащего его внутренности, кроме холода, который жег ему ноги при каждом шаге, кроме крика всего тела, подобного непрекращающемуся, невыносимому плачу ребенка, который хочет спать. Моргон расхаживал по маленькой комнате, не слыша Хара, который что-то говорил, не видя Хугина, не сводящего с него глаз, не замечая, как открывается дверь, впуская в сарай глубокую ночь, когда Хугин вышел за очередной вязанкой дров. Потом Моргон почувствовал, как в мозгу у него всплывает что-то, к чему Хар еще не успел прикоснуться, самый личный момент его жизни: тревога, растущий ужас, ощущения такого безмерного горя, что в любой момент он мог бы утонуть в нем. Моргон старался ускользнуть от вторжения прощупывающего, безжалостного сознания короля-волка, он чувствовал, как жгучее горе захватывает его, разрастается внутри, он яростно сражался с ним, с Харом, – безуспешно, пока снова при свете костра не увидел неподвижные любопытные глаза. И тогда он предпринял единственный доступный ему шаг, ускользнув от собственных мыслей за пределы чужого мозга.

Похоже было, что он вступил в иной мир. Теперь он видел сарай глазами Хара, он чувствовал, что стоит в тени, застигнутый врасплох. Поколебавшись, он продолжил движение в воспоминания, сохранившиеся в глубине памяти короля-волка. Он увидел молодую женщину с волосами цвета солнца и понял, что это Айя и она наблюдает за тем, как вымачивают и изгибают дерево, которым будут обшивать стены ее нового дома. Он увидел, как волшебник с седыми волосами и серо-золотыми глазами стоит на снегу босиком и смеется, прежде чем исчезнуть в обличье волка. Он увидел потаенный мир Остерланда: лисью нору в теплой земле под снегом с выводком рыжих лисят, гнездо белой совы в дупле высокого дерева, стадо голодающих оленей на скудных холодных окраинах, простой дом земледельца, деревянные стены, увешанные инструментами и кухонной утварью, увидел детей, перекатывающихся, подобно щенкам, с боку на бок возле огня. Он прошел за Харом через его королевство, иногда в облике зверя, иногда в обличье простоватого с виду старика, острый ум которого по крупицам собирает знания и сохраняет их в своей памяти навсегда. Продолжая посещать те места, по которым бродил Хар, Моргон понял, что он не довольствовался своими странствиями по Остерланду. В сознании Хара возник знакомый дом: с неимоверным удивлением, которое мгновенно привело его в себя, Моргон узнал порог своего родного дома.