Чудеса и трагедии чёрного ящика - Игорь Губерман

Иногда приступы глубокой тоски сменяются маниакальным возбуждением. Это вовсе не тот подъем, котоpый именуют вдохновением, – болезненно приподнятое настроение непродуктивно. Ставился точный эксперимент: за время, что человек в обычном рабочем состоянии просматривал несколько тысяч печатных знаков, маниакально возбужденный успевал в полтора раза меньше, совершая гораздо большее количество ошибок.

Таким болезненным расстройством психики страдал писатель Гаршин. Периоды возбуждения, веселости и невероятной активности сменялись у него днями безысходного отчаяния и беспросветного мрака. В подобные минуты человек особенно легко поддается мыслям о бренности и бессмысленности существования, о необходимости искупления собственной жизнью всего мирового зла, о бесцельности борьбы. Гаршин покончил с собой, бросившись в пролет лестницы.

Анализ такого рода навязчивых состояний и привел ученых к мысли, что многие разновидности бредовых состояний – расстройства не рассудка, а сферы эмоций. Беспричинная тоска, отчаяние, неодолимый и необъяснимый страх служат, возможно (и вероятно!), стержнем, на который разум услужливо наматывает подходящие мысли – о преследовании, о бренности существования, об искуплении зла – и десятки других идей, разнообразие которых зависит от уровня интеллекта.

Что происходит в здоровом организме, в котором волей судьбы (по душевному складу или стечению обстоятельств) постоянно преобладают положительные эмоции? Кажется, ничего плохого, хотя лично автору не доводилось видеть людей нормального разума, настроенных постоянно благодушно (тут уместно привести две мысли: «Тот, кто постоянно ясен, тот, по-моему, просто глуп» и «Оптимист, снабженный информацией, быстро становится пессимистом»).

Что же касается эмоций отрицательных, то их длительное преобладание явно не сулит хорошего. В Сухумском обезьяньем питомнике ученые проделали великолепный эксперимент, о котором снят фильм, поучительный и печальный.

Огромный и красивый гамадрил Зевс имел все основания испытывать довольство и счастье: в стаде он был сильнее всех и ходил в вожаках, его подруга Богема была нежна и послушна, и на упоительное единовластие никто из стада не покушался.

Время от времени люди забирали Зевса из групповой клетки в камеру, где обучали условным рефлексам: по звонку он нажимал на рычаг, на белый свет бежал к кормушке, а на красный делал что-то еще; всему он научился быстро и снисходительно выполнял требуемое, неукоснительно получая награду – кусок яблока или конфету. И, довольный собой и миром, возвращался на свой начальственный пост.

Для начала его лишили верховодства – вместе с Богемой он был отсажен в отдельную клетку. Бедняга, он так привык руководить! Из своей клетки он с тоской видел, что его пост занял другой самец, существо, без сомнения, жалкое, бездарное и тупое, – что нашло в нем глупое стадо обезьян? Хорошо хоть, что оставалась Богема – ее покорность частично удовлетворяла его вожацкие замашки. Он еще не знал, что лишение власти – только первый шаг по уготованной ему дороге душевных испытаний.

Вернувшись с очередных занятий в камере условных рефлексов, он обнаружил, что Богема сидит в соседней клетке. Это уже было слишком! Он кидался на решетку грудью, рвал ее лапами, звал Богему к себе. Все было напрасно.

Испытания продолжались в виде неслыханного оскорбления: Богеме первой дали еду! Раньше Зевс неторопливо съедал все самое вкусное, а стадо почтительно толпилось вокруг, ожидая своей очереди. Тот же порядок соблюдала, естественно, и Богема. Теперь, несколько минут недоуменно просидев возле еды, она опасливо стала есть первой. Зевс, бессильно рыча, метался по своей клетке, неспособный ввиду отсутствия словарного запаса произнести шекспировское «О женщины, вам имя вероломство!»

Дальше – больше. Его начали отрывать от сна. Как будто кто-то свихнувшийся, перепутавший день и ночь, заставлял теперь и Зевса вращаться в том же противоестественном колесе работы в ночное время. Его безжалостно будили, уносили выполнять заученное и только потом давали спать снова.

Однажды, вернувшись из камеры, он увидел в клетке Богемы нового повелителя. Какая это была образина, какой урод и кретин! А Богема ласкалась к нему, как некогда к Зевсу, и напрасно Зевс кидался на решетку, и кричал то яростно и злобно, то жалостно и тоскливо.

А в ночное время его продолжали будить, и часто обносили едой, и Богемы уже не было, а от восторгов власти остались лишь мучительные воспоминания.

Вся гамма отрицательных эмоций была, наверно, проиграна этими неприятностями на несложной психике Зевса.

Зевс запечалился и затосковал. Он уже не знал теперь, с какой стороны и когда последуют новые напасти. Постоянный страх, подозрительность и покорное ожидание бед стали спутниками его угрюмого существования. Куда девалась его былая веселость, общительность и доверчивость! А былая работоспособность и смекалка! Он выполнял теперь задания кое-как, лишь бы отделаться, часто путался, ленился, стал часами угрюмо и апатично сидеть в углу – лишь бы отбыть в камере заданий положенное время, а потом прозябать в одинокой клетке.

Приборы беспристрастно зафиксировали: прединфарктное состояние. Испорчено сердце, высокое кровяное давление, повышенная раздражительность, общее ухудшение здоровья.

Эксперимент продолжался: Зевса пожалели. Ему вернули Богему (о, как быстро она была прощена!) и обоих подсадили к стаду. Двумя ударами Зевс поставил на место карьериста-недоумка, вздумавшего руководить вместо него, от радостного волнения съел тройную порцию еды (стадо почтительно сидело вокруг) и… полностью выздоровел.

Вот что делает с организмом преобладание отрицательных эмоций. Здесь работал разный набор: ярость и страх, ревность и зависть, злоба и тоска, обида и растерянность.

Американские психологи даже попытались некогда помочь людям выместить, отработать такие эмоции – как из котла выпускают лишний пар (общеизвестно, что порой, когда выругаешься или поплачешь, становится легче). Был заведен целый музей резиновых фигур, разнящихся лишь ярлыками-этикетками: домовладелец, полицейский, начальник, мастер, жена, теща, завистник, клеветник, сосед. Фигуры можно было щипать, кусать, обливать кипятком, бить, бросать в них тухлые яйца. Как развлечение это действовало, успокоению помогало мало.

А факты поступают, поступают из самых различных областей человеческой деятельности. Ученые еще прошлого века заботились скорее не объяснить происхождение и назначение эмоций («все от бога»), а научиться фиксировать, найти какой-нибудь объективный показатель чувств, которые переживает человек. Задача была не из легких.

Глаза – зеркало души.

Толстой описал восемьдесят пять оттенков выражения глаз и девяносто семь разновидностей улыбки. Глаза и мимика – основное, с древних времен известное отражение эмоционального состояния.

Кроме них, есть движения, жесты, интонация, дыхание – косвенные показатели, по которым мы судим о чувствах собеседника. А помимо этих внешних показателей? При отсутствии мимики и сдержанности движений? Тем более, что у индейцев, например, всегда возводилось в доблесть непроницаемое выражение лица, и тому же учила старая школа дипломатии.

Биение сердца, пульс, кровяное давление.

Еще один индикатор эмоций – зрачок. Его живая и мгновенная реакция на все, что происходит вокруг, а также на внутреннее душевное состояние не осталась незамеченной. Размер зрачка пытались измерить циркулем, снимали при молниеносной вспышке (он все-таки успевал реагировать), но только бесшумная кинокамера (раньше стрекотание двигателя вспугивало зрачок), снимающая в невидимых глазу инфракрасных лучах, положила начало объективным исследованиям.

Изменение размеров зрачка помогло выяснить, как реагирует мозг на цвет и звук, на тишину, боль и движение. Было бы естественно предположить, что и настроение человека, его эмоции зрачок тоже как-то выдает.

(Обратная задача – какие эмоции вызывает зрачок у наблюдателя – была экспериментально решена еще в средние века молодыми женщинами, вполне научные поиски которых имели целью успешное обольщение. Оказалось, представители сильного пола бессильны перед большими зрачками. Поэтому женщины издавна применяли для искусственного расширения зрачка беладонну – это название ядовитой травы, а по-итальянски – красивая женщина.)

Современные эксперименты строго показали, что эмоции влияют на зрачок.

А недавно появился прямой способ измерения чувств. На шкале прибора, созданного для таких измерений, нельзя было бы обозначить страх или ненависть, любовь, жалость и тоску, но точно разделить эту шкалу на чувства положительные и отрицательные удалось бы вполне. Недавнее это (почти случайное) открытие станет важным инструментом дальнейшего познания.