Полюби меня красного - Алексей Дунаевский

Следует отметить, что Фюрер не сразу обратил внимание на нашу ошарашенность, и я бы удивился, если бы было иначе, но когда он все-таки вперил в нас свой взор, то услышал четко сформулированный экс-хоккеистом Джимми извечно русский вопрос «Кто виноват и что с ним сделать?».

Не моргнув глазом Никит-ах выпалил: «Это Найс Гай[72] мне такую куртку подарил!» — указав тем самым на потенциальную жертву Джимми, исполнявшего на ледовых площадках роль полицейского.

Хмурый Джимми в ответ молча скинул на тротуар свои безразмерные краги (о которых еще пойдет речь, и не раз), но за неимением Найс Гая довольствовался проходящими мимо иммигрантами и ни в чем не повинными дверями и витринами.

Так вот, мало того, что уважаемый и приличный с виду Найс Гай подарил Фюреру куртку XXXXL размера, которая даже мне была велика на пару сайзов, так еще и снабжена она была умопомрачительной надписью. Аршинными буквами от плеч до колен на куртке было выведено: «ЯНКИЗ». По-моему, по-английски.

И это непотребство красовалось на Фюрере российского «МЮ»-фанатизма! Когда ветер стихал и мегакуртка немного сдувалась, буквы из слова «ЯНКИЗ» изламывались, становясь еще больше. Складывалось впечатление, что они жили сами по себе, представляя собой некий выставленный перед Никит-ахом забор, затруднявший вражеское нападение. Однако щедрый Найс Гай не учел, что наброситься на Вождя могли и соратники, настолько раздражала нас надпись на его шарообразном кителе.

И только теперь, дорогие читатели, можете улыбнуться. Несмотря на обструкцию и, я бы даже сказал, жесткий коллективный обсер найсгаевского подарка, Никит-ах как ни в чем не бывало продолжал расхаживать в нем по Лондону, следя с гордым видом за реакцией прохожих. И они действительно реагировали, разбегаясь во все стороны.

Глядя на происходящее, я вспоминал иллюстрации из детской книжки про Синьора Помидора.

Вскоре проявила себя еще одна смешная деталь во всем этом безобразии. Когда нападки на новый китель Фюрера приобрели очертания «охоты на ведьм», Никит-ах с волнением в голосе сообщил, что никогда не снимет с себя подарок Найс Гая. Последний, видите ли, настолько любит нашего Красного Поджигателя Войны, что воспринимает его пропорции как ленинские. Помните, как северные народы, проживавшие за Полярным кругом, воспринимали Великого Ильича? Правильно — как исполинского роста богатыря, в честь которого они выстругивали своих громадных деревянных идолов. А затем приносили им в жертву целые племена, когда рыба и белые медведи в ужасе попрятались.

Впрочем, во что бы ни был одет наш Вождь, это не помешало нам тронуться с места и, выстроившись в цепочку, последовать за гигантской спиной Фюрера, грозно увеличивавшейся вместе с порывами ветра.

Зрелище выдалось — просто загляденье. Подобным образом вообще-то движутся в Англии небольшие мобы, и нам, не скрою, такая аналогия нравилась. Поэтому на протяжении всей нашей многочасовой прогулки мы так и шли друг за другом с нескрываемым высокомерием на лицах. Саппорт «МЮ» все-таки, а не каких-нибудь там калдырей.

Правда, с нами шел человек, всем своим видом напрашивавшийся на отдельное описание. Не стану бродить вокруг да около. Человеком этим был Джимми. Поэтому я вновь присвою себе исключительное право Никит-аха указывать мне, о ком и сколько писать.

Если вы посчитали, что одним только хоккейным прошлым нашего повара-ресторатора исчерпываются все мои шуточки в адрес этого фаната всего безобразного в футболе, то вы ошибаетесь. Джимми нарывался на остракизм и другими своими пристрастиями. Не говоря уже о некоторых деталях одежды, которые до сих пор угнетают меня до невозможности. Надеюсь, что и вас, но только позвольте мне начать с начала.

Первым делом, конечно, остановлюсь на деталях его одежды и уже потом — на нюансах характера и бесчисленных странностях.

Скорее всего, на поведение Джимми продолжает влиять его амплуа бывшего хоккейного полицейского. Иной причины я не нахожу. И проявляло себя Джиммино прошлое уже с головного убора, который он, поверьте на слово, припас исключительно ради поездки в Англию. Как выяснилось в аэропорту, появление этой шапки стало ответом на мою лекцию о шифровке, прочитанную всем RR-овцам накануне вылета.

Тогда я настоятельно просил соратников избавить меня от созерцания желтых эмблем, гербов и значков «МЮ», красующихся на их лбах, и, как мне казалось, достиг понимания в этом вопросе. Даже упрямый Джон пообещал засовывать свою микроэмблемку «МЮ» внутрь шапки, если мы будем находиться не в Манчестере. Но, как вы помните, в дальнейшем он действовал назло своим спутникам, выставив смертельно опасную эмблему на всеобщее обозрение в… Ливере.

Но бог-то с ним, ирландским народом, не ведающим, что он творит. Сейчас дело в Джимми.

Так вот, приперся он в аэропорт в черной трикотажной шапке, на которой была вывязана здоровенная кривая надпись «Синий медведь» (вроде бы по-английски), указывающая не столько на некий спортивный клуб (пригрезившийся почему-то Белычу), сколько на владельца этого изделия. В ответ на мою негативную реакцию Джимми стал уверять собравшихся, что это не более чем шведская хоккейная команда и все будет о’кей.

«Какой, на хуй, о’кей, хоккей! — поэтично возразил я. — Ведь „синих медведей“ там захотят отпиздить все без исключения! Ради такого дела объединятся даже непримиримые! Даже „Миллуол“ с „Челси“!» — «Пущай только попробуют», — вспылил в ответ бывший полицейский и зачем-то сбросил на пол свои краги.

«Ладно, — думаю, — черт-то с ней, с этой шапкой. Может, еще и напугает там наших врагов до смерти. С такой наглостью они, наверное, еще не сталкивались, и, пока будут приходить в себя, мы успеем сдриснуть по-тихому». Но едем дальше.

Дальше шел упомянутый выше коричневый кожан с густым до неприличия меховым воротником. Что помешало Джимми поехать в Англию в пропитке, я не знаю, возможно, остатки совести, но и здесь меня начинают одолевать сомнения. Если у него сохранилась какая-то часть неизуродованного в хоккейных драках разума, то почему он так искусно врал про восход Солнца над Каррингтоном? Вот в чем вопрос!

Заприметив мое неприятие кожана, Джимми резко повернулся, чтобы продемонстрировать всем свою спину, на которой красовалась криво пришитая табличка с надписью «Петрофф», после чего впился в меня торжествующим взглядом. «Понял нах!» — выдохнул крайне довольный собой Джимми, наконец-то поставивший на место своего извечного оппонента. «За кожан еще ответишь», — напророчил ему я, однако Белыч, смущенный жестким наездом на хоккеиста-копа, полез подбадривать Джимми и успокаивать его на предмет возможности огрести по полной.

На мой же взгляд, пиздюли стали роем сгущаться над головой Джимми уже на паспортном контроле, когда черная как смоль пограничница вообще не стала задавать ему никаких вопросов. Да и на хуй их задавать смертнику?! Ну а Джимми отдался во власть убаюкивающих басен Белыча, пока в один прекрасный день не столкнулся с лидсовской шпаной, много чего интересного рассказавшей нам о кожаных изделиях и их носителях, а также о толстенных вязаных кофтах из кашемира. Последнее, как вы догадываетесь, также красовалось на Джимми.

А теперь представьте себе описанных выше йоркширских ублюдков. Не кажется ли вам, что в чем-то они были правы? Или вообразите себе ситуацию, когда зачмыренный врагами за ношение кожана фанат «МЮ» в сердцах срывает его с себя, оказываясь при этом в индопакистанской кофте? Еще бы сари с паранджой на себя напялил! Да уж, тут не смеяться, тут рыдать надо. Причем во весь голос, хотя и это еще не все.

По всей вероятности, Джимми решил довести меня и Джона до гроба раньше времени. Чтобы, как вы догадываетесь, вместе с вечно пьяным и близоруким Никит-ахом (ничего не видящим на экране помимо мечущихся красных пятен) свести все наши телепосиделки к восхвалению самого законченного ублюдка, которого я когда-либо видел на футбольном поле.

Итак, о кожане и кофте я вам поведал, и остается главное. В данный момент я подошел к самому смертоубийственному из всех описаний — к Джимминым лапам. И если кто-то из вас счел это банальностью, так как многим известны размеры ручищ нашего клюшкодержателя, то вы опять попали впросак. Нет, лапы его следует понимать в переносном смысле, хотя от прямого, надо отметить, они ушли не так уж и далеко. Лапами мы были вынуждены назвать перчатки нашего Джимми, с которыми он не расставался всю поездку, и нам остается лишь вычислить, кого он больше любит — краги свои или измятого ими всмятку мишку.

Лапы действительно были страшными. Особенно когда Джимми любовно укладывал их на столе, за которым мы ели. С этого момента поглощать пищу становилось невозможно ввиду того, что лапы непрерывно двигались, крутились на месте, падали и появлялись на столе снова, попадали в суп и яичницу, перемещались на другие столы и стулья, чтобы вновь оказаться брошенными нам в тарелки. Периодически они вызывали у нас истерики.