Путешествия по Китаю и Монголии. Путешествие в Кашгарию и Куньлунь - Михаил Певцов

Когда все гости собрались, слуги поставили посреди комнаты большой квадратный стол и принесли множество тарелок и блюдечек с различными сластями и закусками. Хозяин, по обычаю, подошел к столу, взял с него две костяные палочки, употребляемые вместо вилок, скрестил их и, приблизившись к нам с товарищем, игравшим на этом пиру роль почетных гостей, слегка поклонился, на что мы тоже отвечали общим поклоном. Потом он наполнил вином чашечку и, держа ее в руках, вторично поклонился нам. Затем, указав нам места направо и налево от себя, остальных гостей просил разместиться по усмотрению. Между последними началась церемония: старшие из вежливости предлагали свои места младшим, а те из почтения не хотели сесть выше старших. Эта церемония продолжалась по крайней мере минут десять. Сам хозяин занял целую сторону квадратного стола, не имея никого рядом с собой.

Обед начался сластями, потом пошли всевозможные закуски: грибы соленые и маринованные, маринованное мясо с огурцами, мясо тушеное, рыба и т. п. Затем следовал уже настоящий обед, когда стали подавать по одному блюду. Все ели из одной фарфоровой общей чашки. Обед состоял из 5 супов, 4 или 5 соусов и не менее 6 жарких с соями, пикулями, маринованными грибами и огурцами. Потом подали 3 или 4 пирожных и, наконец, последнее блюдо — разварной рис. За обедом слуги постоянно подливали гостям подогретое вино. Если кто-нибудь отпивал хотя глоток из своей чашечки, слуга тотчас же выливал остаток в чайник и из него же наполнял гостю чашечку. Два мальчика, поставленные у противоположных углов стола, сгоняли с него мух, поминутно помахивая деревянными палками, усаженными короткими перьями. Перед каждым новым блюдом, поданным на стол, хозяин отпивал глоток вина из своей чарки и приглашал гостей последовать его примеру, произнося несколько раз «чива» (кушайте), потом просил кушать, указывая на поданное блюдо, и снова повторял несколько раз «чива». Жидкие кушанья китайцы едят тонкими, круглыми ложками, у богатых серебряными или же фарфоровыми, имеющими форму башмачка. Куски же мяса, рыбы и т. п. и рис — двумя костяными палочками, ловко сжимая их пальцами, но употребляют для этой цели также и вилки о двух рожках. Ножей к столу не подают, так как кушанье приносится уже разрезанным.

После обеда, конца которого мы, признаюсь, ожидали с нетерпением, подали мокрую салфетку, и гости поочередно вытерли ею рот и руки, а потом принесли чай и кальян.

Мы так плотно пообедали у почтенного генерала, что сочли не излишним проехаться домой в лагерь крупною рысью и дорогою немало изумлялись вместимости и крепости желудков китайских чиновников, обедавших с нами, из которых каждый съел по крайней мере вдвое больше того, что мы с большими усилиями, уступая просьбам хозяина, могли одолеть вдвоем.

Желая определить высоту снежной линии и пополнить свой гербарий представителями горной флоры, я с топографом и 10 казаками отправились рано утром 16 июля по направлению к Тянь-Шаню, отстоящему от Гучена в 40 верстах. Отъехав версты две в южном направлении от города, мы вступили в полосу высокого чия (Lasiagrostis sp?){39} почти скрывавшего наших лошадей. Местами этот злак разросся так густо, что мы не без труда пробивали себе путь чрез его насаждения. Около 10 верст ехали мы этим чием и, наконец, выбрались на равнину, усеянную щебнем и галькой и прорезанную во многих местах сухими руслами временных потоков, направлявшихся со стороны гор. На этой каменистой равнине паслось множество сайги (Antilope saiga), большею частью попарно, но встречались и стада штук до 50.

Верстах в 15 от подножия Тянь-Шаня нам стали встречаться полуразрушенные фанзы, и чем ближе мы подвигались к горам, тем чаще попадались они на пути. На некоторых развалинах заметны были следы огня. Около них стояли иссохшие деревья, на которых уныло ворковали голуби и горлицы. Сухие арыки бороздили бывшие поля, обратившиеся теперь в бесплодные пустыни. На дворах и внутри этих покинутых жилищ валялись обломки посуды, клочки одежды и обуви, свидетельствовавшие, что еще не так давно они были обитаемы. Ближе к горам картина видоизменилась: здесь многие фанзы были уже восстановлены, и в них жили поселяне, везде струились арыки и виднелись засеянные поля и тучные луга.

После 40-верстного перехода мы достигли подножия хребта и въехали в живописную поперечную долину, среди которой стремительно неслась горная речка, осененная высоким ильмовником (Ulmus pumila) и тополем (Populus lau-rifolia?), а также множеством разнообразных кустарников, из которых мы можем назвать: Rosa cinnamomea, Spiraea crenata, Rubus idaeus, Cotoneaster vulgaris et Lonicera tatarica. Параллельно реке, но гораздо выше ее, шел по широкому карнизу крутого горного ската весьма большой арык, выведенный из верхних частей реки. Этот арык, по-видимому, оставался некоторое время сухим, на что указывали иссохшие деревья, тянувшиеся мертвой аллеей по берегам его. Эти деревья были буквально унизаны голубями (Columba livia) и горлицами (Columba turtur), которые водились тут в изумительном множестве. Травянистая растительность долины также отличалась разнообразием: в течение двух часов мы собрали тут около 30 видов цветковых. На берегу речки под кущей высоких ильмовых деревьев мы расположились на ночлег и занялись охотой на голубей, доставившей нам сытный ужин.

Рано утром я с топографом и 5 казаками направился далее в надежде в тот же день достигнуть снежной линии. По мере движения вверх по речке долина суживалась, а лес и кустарники становились гуще. Верстах в пяти от ночлега мы встретили на левом берегу несколько необитаемых фанз, сгруппированных на тесном пространстве в виде маленького поселения, против которого на противоположном берегу стояла пустая кумирня. На окрестных высотах также видны были кое-где фанзы, оставшиеся как бы во свидетельство того, что и в этих высоких областях жило не так давно трудолюбивое, неугомонное китайское население.

Подвигаясь далее по долине, мы вступили в густые заросли деревьев и кустарников, перепутанных вьющимися растениями, через которые с трудом пробивались, переправляясь много раз то на тот, то на другой берег реки. На соседних горах показалась кое-где уже невысоко над нами тянь-шаньская пихта (Picea Schrenkiana), лентообразные насаждения которой тянулись по дну лощинок, ниспадавших к долине. Наконец, верстах в двенадцати от бивуака, почти у нижней предельной линии хвойных деревьев, долина сузилась в дикое ущелье, из которого с яростью стремилась речка, и мы должны были остановиться.

Дальнейший подъем нам предстояло совершать пешком, так как движение по крутым склонам на непривычных лошадях было невозможно. Поэтому, оставив 3 казаков при лошадях, мы вчетвером с палками в руках, имея с собой барометр и ружья, вскарабкались по крутому, но короткому подъему в отлогую лощину, склонявшуюся к долине, и пошли по ней постепенно вверх, достигнув вскоре нижней границы пихты. Около часа шли мы по этой лощине, имевшей не более 15° падения, и вышли на широкую террасу, откуда, как нам казалось, недалеко оставалось уже до ближайших снежных вершин. Чтобы достигнуть их по прямому направлению, нужно было взбираться вверх по крутому, скалистому гребню хребта, склонявшемуся к террасе, на которую мы вышли. Отдохнув с четверть часа, мы начали второй, очень трудный подъем по этому гребню. Налево от нас скат хребта падал под углом градусов в пятьдесят, а направо противоположный склон его представлял почти отвесный обрыв, по которому лепились как бы одно над другим пихтовые деревья. Часто нам приходилось тут карабкаться по гольцам, выдававшимся на гребне, порою мы спускались осторожно несколько шагов под тени пихт, лепившихся по обрыву, и здесь, благодаря теплопрозрачности разреженного горного воздуха, находили полную прохладу. Более часа продолжалось это утомительное шествие, пока нам не удалось достигнуть расширения гребня в виде наклонной плоскости, по которой подъем был уже гораздо легче и притом в тени пихт, образующих тут густой темный лес. В этом лесу мы встретили множество грибов и кустарники барбариса (Вег-beris heterepoda), жимолости (Lonicera tatarica), альпийской смородины (Ribes atropurpureum) и можжевельника (Junipe-rus sp?), а потом вскоре появились альпийский мак (Papaver alpinum) и фиалки (Viola biflora). Пройдя около полуверсты лесом, который выше стал заметно редеть, мы вышли на небольшое холмистое плоскогорье, покрытое кое-где группами низкорослых иссохших пихт, как бы опаленных огнем, и, продолжая по нему движение, достигли через четыре часа подошвы массивной куполообразной горы. Здесь уже кончились верхние пихты, и перед нами раскрылась альпийская область. Остановившись на несколько минут, мы определили барометрически верхний предел пихт, оказавшийся здесь на высоте 9487 футов над уровнем моря. Потом мы стали подниматься по отлогому склону на гору, принадлежащую уже к альпийской области, на склонах и вершине которой росли: Papaver alpinum, Alchemilla vulgaris, Stellaria Glau-ca, Anemone narcissiflora и Ranunculus hyperboreus. Но замечательно, что во всей этой области мы нигде не встретили альпийских роз.