Князья Ада - Барбара Хэмбли

его кровь смешалась с кровью Иных. Он – мы оба – уже знали, что вещества, опасные для вампиров, оказывают точно такой же эффект на плоть и этого вида немёртвых – разные виды боярышника, аконит, серебро… А составлять из них препараты, призванные остановить обращение в вампира, учёные начали задолго до меня.

– И эти препараты помогали?

– Да, – в голосе старого профессора послышались страдальческие нотки – чувствовалось, что он сдерживается из последних сил. – Мы наблюдали, мы ждали… – он умолк и некоторое время шёл вперёд, спрятав скрюченные руки в карманы сине-зелёного пальто. Эшер слышал, как старик дышит, силясь выровнять дыхание.

– Когда это случилось?

– В августе девятьсот одиннадцатого. Через несколько месяцев после того, как ты приехал в Прагу. Однажды утром Матьяш не явился ко мне. А через несколько дней я услышал об аресте группы «Молодая Венгрия». Матьяш сбежал – так мне сказали его друзья. Сбежал – и покинул страну.

– И вы принялись наблюдать, – проговорил Эшер после долгого молчания. – Просматривать медицинские журналы и заметки в газетах в поисках упоминаний о том, не встретилось ли кому-то где-то существо, способное оказаться Матьяшем.

– А что ещё мне оставалось делать? – с отчаянием воскликнул Карлебах, разводя руками, на мгновение остановившись.

– Вы надеялись, что сможете помочь ему? Обратить процесс превращения вспять?

– Я сам не знаю, на что надеялся, Джейми, – профессор направился дальше, к дверям гостиницы, неуместно-мрачной в своём неоготическом великолепии под лучами яркого пекинского солнца. – Но одно я знал наверняка – я не могу бросить его. И не смогу отыскать его в одиночку.

Швейцары в ливреях услужливо распахнули перед ними двери, а клерк у стойки передал Эшеру записку от Пэй Шэнь Кана с письмом – скрупулезно переведённым, – от Ан Лу-таня, в котором тот приглашал Джеймса посетить Восемь переулков через пару дней. Вторая записка пришла от сэра Гранта Гобарта – тот просил о встрече сегодня, в три часа пополудни.

Эшер оглянулся на спутника:

– Это о Матьяше вы пытались разузнать вчера вечером в австрийском посольстве?

– Я запрашивал судовые реестры, – губы Карлебаха, прикрытые густыми белыми усами, скривились. – Как видишь, я всё-таки кое-что да вынес из всех твоих рассказов о шпионаже, дружище. И да, человек, в котором я подозреваю Матьяша, «сбежал с корабля» – судя по всему, с «Принца Хайнриха» в Тяньцзине после того, как в сентябре записался на борт в Триесте.

Они дошли до лестницы, и Карлебах добавил:

– Когда греки говорят, что последней из ларца Пандоры вылетела надежда – после всех горестей, бедствий и несчастий, что были ниспосланы в наказание человечеству, – они представляли её не как единственный лучик света среди чёрных туч, Джейми. Это выдумали заботливые нянюшки, чтобы можно было рассказывать детям сказку о ларце, не боясь разбить их маленькие сердечки. Надежда – это самое страшное из всех бедствий, самая горькая из всех горестей, какую только боги могли выдумать для людей.

С этими словами профессор развернулся и первым направился вверх по лестнице.

Глава двенадцатая

– Эшер, чёрт бы тебя побрал, что за идиотскую игру ты затеял? – спросил Гобарт, поднимая глаза от бумаг, как только слуга-китаец закрыл за спиной гостя дверь кабинета. – Когда я попросил тебя спасти Рика от лживых обвинений, я не имел в виду сбор самых грязных сплетен!

Кто проболтался? Пэй? Или это один из трёх неизменных соратников Ричарда по шалостям решил поделиться с товарищем, что Эшер выспрашивал о развлечениях его отца… и о его слугах?

– Британский суд не снимет с твоего сына обвинение в убийстве, пока фраза «это точно сделали китайцы» будет единственным аргументом со стороны защиты.

Гобарт по-прежнему занимал те же комнаты, что и до Восстания – восемь помещений вокруг маленького дворика в ветхом старом дворце, прежде принадлежавшем самому британскому посольству. Красные колонны покрывал свежий лак, с потолка исчезли пятна копоти, однако потемневшую позолоту на древних стропилах никто трогать не стал. А в самом дворике, чистом и аккуратном, не было ни цветов, ни деревьев, ни птиц в клетках, ни водоёмов с золотыми рыбками, – ничего из того, что обычно в изобилии заводили давние китайские резиденты, чтобы эти странные постройки хоть как-то напоминали жилой дом.

– С него бы сняли обвинения, если бы ты занимался своим делом, а не шатался по горам, собирая страшилки о призраках! – Старший переводчик вскочил из-за стола, отшвырнув ручку.

– Дело, которое ты мне поручил, заключается в том, чтобы доказать невиновность твоего сына, – спокойно ответил Эшер. – Естественно, для этого необходимо выяснить, кому понадобилось подставлять Рика таким жутким способом, а чтобы это узнать, необходимо понять, зачем это могло понадобиться.

– «Зачем»? – Гобарт весьма убедительно сделал вид, что не понимает, о чём речь, однако Эшер заметил в его глазах явный испуг. – В смысле – «зачем»? – переспросил он, слегка запнувшись. А затем вскинул руки и заорал:

– Да ты никогда не поймёшь, зачем китайцы что-то делают, идиот ты чёртов! Они мыслят не так, как мы! Да боже правый, эти люди на полном серьёзе верят, что волшебные повязки на голове делают их неуязвимыми для пуль! Они верят, что их почившие предки могут оказывать им милости с того света!

– Предлагаю тебе посетить спиритический сеанс в любом уголке Лондона, – ответил Эшер, – и посмотреть на таких же людей, беседующих с почившими предками. Или пообщаться с верховным командованием французской армии, чтобы услышать, как высокий боевой дух защищает от немецких пулемётов. Полицейское расследование всегда проходит одинаково, не важно, в Пекине или в Лондоне, и если кто-то из нас двоих не сумеет придумать убедительную причину, почему какой-то конкретный китаец захотел отправить твоего сына на виселицу, то судьи в Лондоне будут смотреть на имеющиеся факты. А имеющиеся факты таковы, что галстук твоего сына болтался на шее девушки, которая обманом пыталась затащить его под венец.

Гобарт открыл рот, чтобы в очередной раз гневно возразить, но Эшер спокойно выдержал его взгляд – он уже привык к этим вспышкам за те месяцы, пока учил сэра Гранта китайскому. Не желая терять обещанные пятьдесят фунтов – а с ними и возможность завершить обучение, – Эшер уклонялся от летевших ему в голову книг, уворачивался от кулаков, стоически выдерживал потоки отборнейшей площадной брани. Любопытно, что Гобарт, остывая, как будто вовсе не помнил, что говорил и что делал в минуты ярости. И оправдывался абсолютно общими фразами – мол, ну, вот такой вот я, что поделать…

Интересно, а ту девчонку, надругавшись над ней, он простыней задушил тоже потому, что «ну, такой вот он»?..

– Ты же сам понимаешь, что Эддингтона не удовлетворит ответ «это сделал какой-то китаец», – продолжил Эшер и выразительно замолк, как бы говоря – «так что это ты мне расскажи, почему «каким-то китайцам» так хочется,