КОМ-3 (Казачий Особый Механизированный, часть 3) - Ольга Войлошникова

цельный лоток. И весь брусничный взвар, какой у неё с собой был, в наш пустой термос перелили. Вы бы видели бабулкин разинутый рот — чай не часто у неё с шагоходов печево покупают! А и хорошо! Хаген там же чаю попил да снова в кресло первого пилота залез, «Саранчу» вдоль тракта ведёт, я сижу, чаёк ягодный из термоса прихлёбываю, пирожками заедаю. Лепота!

Через час проскочили Ачинск — городок небольшой, но гордый, со строгим указателем, что всей тяжёлой технике полагается в обход города по окружной дороге пилить. Ну, полагается — так полагается, мы и попилим.

ЛЕТИМ!

На съезде с окружной на основной тракт Хаген остановил шагоход и попросился отдохнуть. И правильно, мы ж не в боевом выходе, чего чрез меры преодолевать-то? Поменялись, я пристегнулся, шлем одел — и как накатила ностальгия, и-е-ех! Быстрей, быстрей… дело к вечеру уже, дорога пустая, считай — так и тянет разбежаться!

На очередной развилке у сельца небольшого вильнули — а дальше тракт прямой, как стрела.

— Ну что, посмотрим, каковы мы на пределе скоростей? — спросил я Хагена, который на крышу не полез, а пристраивался уже во втором кресле вздремнуть. Он на меня глаза вытаращил, давай на всякий случай страховочными ремнями пристёгиваться.

Короче, полетели мы вообще на все деньги.

Честно скажу, на ста пятидесяти на шагоходе уже страшновато. Этакая бандура несётся! Сто восемьдесят я на пробу после замены движка в чистом поле выжимал. А тут — лес густой по краям дороги вплотную стоит. Хорошо, вдаль видать, что нет никого — летим посреди!

— Сто девяносто два! — сообщил Хаген напряжённым голосом.

— Эх, мне бы наверх залезть — все двести выжали бы!

И тут через дорогу лось как ломанётся!

Ядрёна колупайка!

Вильнул я непроизвольно — руки от неожиданности дрогнули. И прыгнул на чистых рефлексах. «Саранча» на обочину выскочила, землю взрыла… Затормозить я смог у самых деревьев.

Матерились мы хором от души минуты три, пока пар не выпустили.

— А этой скотине рогатой хоть бы что! — сердито завершил свой относительно культурный спич Хаген.

— И не говори! Ладно, поигрались и будет. Спокойно побежим.

А то тут, знаете, разной толщины деревья есть. Некоторые и «Змея» остановят.

Таким макаром к девяти вечера долетели до Красноярска, снова зарулили на заправку.

Фон Ярроу покосился на знак, запрещающий технике входить в город без специальной защиты, и предложил:

— Может, наденем наши «галоши» да найдём приличную ресторацию?

А то немножко пирожков у нас, конечно, осталось. Но двоим здоровым молодым мужчинам хотелось бы чего-то посущественнее.

— Давай тогда в карман, вывески выглядывай, а я тогда покрадусь.

Мы обули защиту на опоры и с максимальной аккуратностью вошли в город. Разборок с городовыми по поводу якобы порчи мостовых (и связанных с ними задержек) мне, извините, никак не хотелось.

Я приопустил «Саранчу», чтоб она нормально вписывалась, и повёл её вглубь жилых кварталов. Ну не может же быть, чтоб нормальной едальни не было! На ресторан, конечно, я не особо рассчитывал, но уж хороший трактир-то должен быть. И на Семафорной улице Хаген мне в крышу замолотил:

— Вон, вон, трактир!

Оказалось, вовсе даже не трактир, а чебуречная. Как уж сюда греки крымские попали, про то мне неведомо. Но я в первый раз это блюдо в Крыму едал, по малолетству, когда в один из редких батиных отпусков мы всей семьёй на море ездили. Смешно эти чебуреки переводились: «сырой пирожок». И вовсе не сырой. И если у вас такого размера пирожки, то какого ж нормальные пироги?

Поставил на парковку шагоход. Слава Богу, ни одной лошади не было, а то перепугаешь, лови их потом…

— Пошли покушаем, Хаген.

Закрыли люки и убрали лестницу — бережёного, как говорится, Бог бережёт. Оно, наверное, никто такую здововущую технику не сопрёт, но чтоб шариться полезли, тоже не хотелось, лучше поберечься.

В чебуречной, названной немудряще — «Чебуреки», кроме самих «сырых пирожков» подавали недурной плов и на запивку чай или компот. Судя по хитрой подмигивающей роже трактирщика можно было и чего покрепче попросить, но хмельным управлять «Саранчой» — дураков нет.

Поели.

— Ну что Хаген, дело к вечеру. Поскакали дальше или спать будем? Тут вон у них написано: койки сдаются

— Фрайгерр Коршунов, если вы спрашиваете моего мнения, — я нетерпеливо кивнул головой, вот же любит Хаген всякие политесы разводить! — я бы продолжил путь. Мы оба опытные пилоты. Нужно просто чаще меняться ночью. Предлагаю часа через три. Как вам?

— Да я то, вообще — «за», тут твое мнение важно, могу и сам, в одну каску проскакать.

— Это излишне. Нам не рекорды ставить, а до дома быстрее бы добраться и в целости-сохранности.

— Ту ты прав. Давай, допивай свой компот, оправляемся — и поскакали!

— Яволь!

ПРОВИДЕНИЕМ ПОСЛАНЫ. АГА…

Ну «яволь», так «яволь».

Вышли из трактира, а у «Саранчи» какие-то подозрительные личности ошиваются.

— А ну милсдари, свалили бы вы по-хорошему!

— Господин хорунжий, мы ничё плохого не хотели, токмо на диковинную технику посмотреть. Когда ещё такое чудо увидишь?

— Ну ладно, посмотрели — и будет.

Повернул скобу, выдвигающую ступеньки.

— Говорил я тебе, Митяй, по ноге ейной залезают! — обрадовался один из глазельщиков. — А ты: «Ле-естницу принесут, лестницу…» У-у балда, ни разу не образованная!

Сел я за рычаги, Хаген спать завалился. Наш брат, военный, приучен спать в любой момент, когда случай представляется: хоть трясёт, хоть шумно — всё едино, лишь бы отдохнуть успеть.

В Канске на заправке Хаген проснулся и потеснил меня с пилотского кресла.

— И куда ты? Ты семь часов, почитай, рулил, а я всего четыре?

— Ничего. Решили же ночью чаще меняться — так и будем.

И выпер меня из-за рычагов! Ну и ладно, сопротивляться не буду, полпервого уже. Давану немножко.

Хаген мягко пилотирует, оно как в люльке укачивает. Я в пелерину завернулся да дрых себе. На дороге время от времени попадались путники, а вот со светом было как-то не очень. Не желая кого придавить, Хаген скинул скорость до шестидесяти, а фонари «Саранчи» выкрутил поярче. Так с иллюминацией и скакали.

Четыре часа я честно продрых, а у Алзамайской заправки также Хагена с пилотского места бортанул. Ибо нечего тут. Четыре часа порулил? Изволь подвинуться.

А ещё через три часа, когда на выезде из Тулуна я размышлял, стоит ли мне заправиться, или