Пираты в Сомали. Повстанец - Алексей Птица

А как же без этого? Играть надо правдоподобно и со всей отдачей, иначе зритель останется недовольным, а пациент не выздоровеет. Тут уж коллективное выше индивидуального.

Наконец, по моему разумению, зелье оказалось готовым и, опустившись без сил на землю, я осторожно снял котелок с огня и поставил рядом с собой. Теперь отвару нужно хоть немного дать настояться. Тихонечко помешивая его ложкой, я продолжал напевать разные заклинания и украдкой бросил в него смолу ладана. Остывающий отвар немного загустел и от него распространился приятный аромат.

Визуально зелье стало выглядеть эффектнее, а по целебным свойствам оставалось почти таким же. Ну, кашу маслом не испортишь. Примерно через час отвар остыл, разошлись и невольные зрители, остался только Лакша, что уже с уважением смотрел на меня. При нём я демонстративно попробовал своё варево, закусив его жареным змеиным мясом, которое оказалось весьма неплохим и, возможно, полезным.

Забрав котелок, я вошёл с ним в палатку. Нацедив целую кружку, заставил напиться Мухамеда и, отогнав женщину, начал ухаживать за больным, самолично утирая с больного выступивший обильный пот. Таким образом я поил его ещё три раза, просидев с ним практически до самого утра. Напоследок остатки варева забросил в чистую тряпицу, положил на лоб больному и незаметно для себя задремал, сидя возле него.

— Эй! Ээээй! — я проснулся. На меня смотрели удивлённые глаза Мухамеда.

— Мне лучше. Ты лечил меня, сомалиец?

— Я. Меня зовут Башир, по прозвищу Мамба. Это было нетрудно. Нетрудно для меня, — уточнил я во избежание, так сказать, недоразумений.

— Спасибо! Ты спас Мухамеда, Мухамед этого не забудет и поможет тебе.

— Не нужно. Хозяин каравана сказал, что расплатится со мной.

— Он — да, но и я помогу тебе. Позови Лакши.

— Я здесь, Мухамед, — тут же вырос из-за моей спины Лакша, что оказывается, всё время отирался рядом.

— Скажи хозяину, что я выздоровел и чувствую себя намного лучше. Даже лучше, чем прежде.

Тот кивнул и посмотрел на меня.

— Ты можешь идти отдыхать, Башир. Ты выполнил свою задачу и сдержал слово. Хозяин не забудет этого.

Я тоже кивнул и, с трудом встав на затёкшие от неудобного сидения ноги, отправился к себе.

— Ну, что там? — первым делом спросил меня Мхара, — Мухамед жив?

— Да, я спас его. А теперь позволь мне немного отдохнуть! — и я завалился в повозку спать.

Глава 12 В городе

Поспать мне удалось недолго. Вскоре караван тронулся в путь, но отношение к нам кардинально изменилось, и первый раз мы почувствовали это во время обеда. Если раньше нам доставались остатки пищи, то теперь самые лучшие куски отдавали мне, а потом уже Мхаре и дальше остальным.

До Харгейсы мы шли ещё неделю, попали в песчаную бурю, спрятались в пещерах, на которых я с удивлением обнаружил отлично сохранившиеся наскальные рисунки (см. Лаас-Гааль (Верблюжий колодец) — пещерный комплекс горах Наса Хаблод недалеко от города Харгейса. Открыт в 2002 г). Укрывшись там, мы начали заниматься всем подряд. Кто, чистил оружие, кто просто дурака валял, а кто рассказывал разные истории. Рассказывали в основном об одном и том же. О семье, о еде, о женщинах и о оружии. О работе или войне не говорил никто. Не любят негры работать, а оттого и говорить не о чем. Но вот в один из дней, ожидая пока буря не закончится, кто-то начал рассказывать у костра сказки.

Я сидел недалеко от них и поэтому прекрасно слышал их рассказы. Сказки у них были короткие и совсем не интересные.

Например, вот такие.

«Лев и мышь».

Мышь пробежала по голове спящего льва. Лев проснулся, схватил ее и сказал: — Я тебя убью. Как ты посмела разбудить меня? Мышь испугалась. — Это вышло случайно, — сказала она. — Прости меня и отпусти. Когда-нибудь я тебе пригожусь. — Не думаю, что мне понадобятся твои услуги, — засмеялся лев. — Но я тебя отпускаю, беги! Вскоре лев попал в сеть, поставленную охотником. Он бился и рычал, но порвать веревки и вырваться из ловушки не мог. Рычание льва услыхала мышь. Она прибежала и сказала: — Не горюй, я тебе помогу. Мышь прогрызла в сети дыру и освободила льва.

Они и дальше травили свои байки, пока один из них не рассказал прелюбопытную сказку… — А я вот что хочу вам рассказать. Все женщины в моём роду слыли колдуньями, но самой бесстрашной была моя пра-пра-бабка. Она-то и рассказала эту историю моей бабке. Когда-то, очень давно жил в самом центре Африки добрый колдун по имени Тёмный. Был он страшен на вид и силён, как тысяча львов. А главное: его любили духи Африки. Он умел с ними разговаривать, и они помогали ему. Велик был колдун и настолько могуществен, что уважали его даже белые и служили ему, боялись, но служили. И англичане боялись, и американцы.

— А французы? — внезапно спросил один из слушателей. — Французы тоже боялись, — отмахнулся от него рассказчик. — Дело не в этом! С радостью служили Тёмному как чёрные, так и белые. Хоть и жесток он был, но справедлив, как сам Аллах. Лечить умел, но мог и убить, средства всякие знал и яды. Но уничтожили колдуна злые завистники. Они ненавидели Тёмного, ведь создал он крепкое государство, объединив многие народы. Но погиб, и дело рук его сгинуло в пучине времени. Бабка рассказывала, что больше всех его не любили арабы, потому что он разбил их в бою и правил ими тридцать лет. За это они стёрли всю память о нём. Сначала говорили, что он слабый, а потом и вовсе всё уничтожили. И семья его исчезла.

— А как его убили? — Никто не знает того. Всех, кто знал, тогда убили. Даже за пересказ этой сказки страшная смерть ждала смельчака: арабы уводили рассказчика, и никто не вернулся! Бабка рассказывала, что он похоронен в горе Килиманджаро, но все, кто его хоронил, погибли разной смертью. Больше никто и ничего не знает. Всё стёрли, даже имени его никто не знает, Тёмный и всё. — А кто стёр память о нём? — Я не знаю, много лет с тех пор прошло. Белые, наверно, приказали арабам, а те поубивали всех, кто о нём знал или молчать заставили.

— Да, страшная сказка, — отозвался второй слушатель, — но всё же сказка. Не было такого никогда. — Может, и не было, а может, и было. Мне рассказала бабка, а больше я ничего не знаю. На минуту воцарилась тишина, но люди не любят долго переживать, и вскоре у костра зазвучали новые