Дракон в море - Фрэнк Герберт

— Это общепринятый факт? — спросил Боннетт.

— Нет, так считают только некоторые из них.

— Теперь мы это проверим, — заметил Гарсия. — Получим полное представление о реакциях четырех человек на атмосферное давление 400 фунтов в подводной лодке класса «демон глубин» с техническими комментариями, зафиксированными самописцами.

Рэмси вздрогнул и посмотрел на красную метку на шкале счетчика статического давления, показывающего внутреннее давление «Тарана»: 297 фунтов на квадратный дюйм.

— Уровень содержания CO2 составляет 26,6 %, — Рэмси взглянул на браслет-«вампир». — Человеческий организм не выдерживает при 5,4 %.

— Для начала установим внутреннее давление 350 фунтов, — сказал Боннетт и, открыв пневмораспределитель, увеличил установленное значение подкачки ангидразы.

— Две минуты до цели, — произнес Рэмси. — Это высокий и узкий подводный хребет, его гребень располагается параллельно нашему курсу на протяжении примерно десяти миль.

— Давление установлено, — сказал Боннетт. — Сколько времени до момента, когда мы попадем в зону досягаемости наших преследователей?

— Пятнадцать минут.

— Теперь мы проверим, насколько прочно сделаны «демоны глубин», — произнес за его спиной Спарроу.

— Меня больше интересует, насколько прочно сделано мое тело, — сказал Гарсия.

— Замечу, что Господь сделал чудесное творение, ничего не упустив, — произнес Боннетт.

«Странно слышать от него такое замечание. Подобное свойственно скорее Спарроу».

— Господи, просим Тебя, будь милостив к нам, недостойным просить Тебя. Аминь, — произнес Спарроу.

— Выровнять угол скольжения, — сказал Боннетт.

Гарсия выровнял нос.

— Гарсия, зажги два прожектора и включи «глаза» носа.

Основной экран на пульте ожил: два световых луча прорезали зеленую воду. Вокруг них слабо фосфоресцировали бледные тени.

Рэмси взглянул на показания счетчика внутреннего давления: ровно 400 фунтов.

— Теперь медленно спускаемся, — сказал Боннетт.

Палуба качнулась.

Значение внешнего давления на счетчике миновало отметку 3400 фунтов… 3420 фунтов… 3440 фунтов…

Рэмси почувствовал, что не в силах оторвать взгляд от шкалы.

3500… 3520… 3540…

— Диффузия CO2 в норме. У кого-нибудь есть болезненные ощущения? — спросил Боннетт.

— Чувствую себя идиотом, — сказал Гарсия.

— Это нормально, — ответил Боннетт.

— Будьте готовы к перенасыщению кислородом, — заметил Спарроу.

Стрелка на шкале прошла отметку 3600 фунтов… 3620…

— Выровнять угол скольжения, — распорядился Боннетт.

Гарсия выполнил приказание.

— Далеко до дна?

Рэмси заставил себя взглянуть на приборы.

— Пятьдесят футов.

— Вниз, — скомандовал Боннетт.

Палуба снова накренилась.

Теперь весь экипаж не отрывал глаз от огромного экрана, расположенного под счетчиком давления.

— Есть! — воскликнул Гарсия.

Казалось, что из зеленого тумана перед ними вынырнуло, вырванное прожекторами из темноты, подобие пирога, состоящего из красного ила. По нему шли диагональные однотипные чешуйчатые полоски. И никаких признаков животного или растительного мира.

Гарсия выровнял плоскости носовых рулей, и «Таран» мягко опустился на дно, подняв облако красного ила, которое тут же заволокло экран.

— Заглушить двигатель, — сказал Боннетт.

Рука Гарсии уже лежала на выключателях. Моторы замолчали.

— 8640 футов, — прошептал Рэмси.

— Новое мировое достижение, — произнес Гарсия.

Спарроу вышел на середину отсека.

— Благодарю Тебя, Господи, — произнес он.

— Я пришел к выводу, что я — обыкновенный трус, — сказал Рэмси. — За всю свою жизнь это первый случай, когда я пришел к этому выводу с такой легкостью.

— Кто-нибудь ощущает последствия высокого давления? — спросил Спарроу.

— Я все еще чувствую себя дураком, — сказал Гарсия.

— Кто-нибудь еще?

Рэмси кивнул и принялся внимательно изучать показания приборов на пульте.

— Диффузия 21,4 %, — сказал Боннетт.

— О великий Боже на небесах!

— А где бы еще ему быть? — спросил Гарсия.

— Здесь идет холодное течение, прямо через нас, — ответил Рэмси.

— Господь распростер над нами свой покров, — сказал Спарроу.

— Свора преследователей к югу от нас на расстоянии восьми тысяч ярдов, — сказал Рэмси.

— Что-нибудь указывает на то, что они нас почуяли? — спросил Боннетт.

— Ничего.

— Они не будут искать нас там, где они точно уверены, что нас нет, — сказал Гарсия и усмехнулся. — В этом нет ничего удивительного. Мне тоже не верится, что я здесь.

— Исчезаем под холодным течением, — сказал Рэмси.

— Командир и Господь Бог — старые приятели, — заметил Гарсия. — Хорошие старые друзья. Постоянно делают друг другу приятные сюрпризы, — он слегка пошатнулся.

Рэмси схватил Гарсию за запястье, посмотрел на показания его «вампира».

— Диффузия в норме. Что это…

— Различные реакции на кислород, — отозвался Боннетт.

— Что это с вами? — голова Гарсии покачнулась, и он вылупив глаза уставился на них.

— Спокойно, Джо, — попросил Спарроу.

— Спокойно? Я знаю тебя, командир! — он скосил глаза на Спарроу. — Ты вновь пришедший Царь Давид. Я услышал тебя, — он тряхнул осоловелой головой и высоко поднял правую руку. — «В тесноте моей я призвал Господа и к Богу моему воззвал, и он услышал из святого чертога Своего голос мой, и вопль мой дошел до слуха Его».[21]

— Все в порядке, Джо. Пойдем и ляжем в кроватку.

Взяв Гарсию за локоть, Спарроу повел его к двери.

— Пусти меня, — сказал Гарсия. Он оттолкнул руку Спарроу, качнулся, но удержался на ногах и повернулся к Рэмси.

— Я все о тебе знаю, мистер долговязый Джон Рэмси. Ты суешь нос в мои дела! Считаешь, что что-то знаешь обо мне. А ты ничего не знаешь, ничего!

— Достаточно, мистер Гарсия, — в голосе Спарроу послышались железные нотки, слова прозвучали резкой командой.

— Простите, командир, — он повернулся к двери. — Пойдем. Я устал.

Спарроу внимательно посмотрел на Рэмси, а затем, повернувшись, повел Гарсию к выходу.

В отсеке центрального поста повисла тишина, прерываемая лишь слабым жужжанием механизмов.

— Долговязый Джон? Откуда у тебя такое прозвище? — спросил Боннетт.

«Чертово прозвище! Это означает, что Гарсия знает о моем прошлом, моем настоящем прошлом».

— Я спросил… — повторил Боннетт.

— Да, я слышал тебя. Так окрестил меня офицер-снабженец. Сказал, что я пират, худший, чем долговязый Джон Сильвер. Вот и все.