Битва за Кавказ - Анатолий Корольченко

Такой удар последовал. 7 сентября части 11-го гвардейского стрелкового корпуса, взаимодействуя с 62-й стрелковой бригадой и 417-й стрелковой дивизией, нанесли по противнику решительный контрудар. Ему предшествовали налёты нашей авиации и массированный удар артиллерии.

Бой продолжался весь день и обошёлся ему дорого. Оставив на поле сражения до 800 трупов солдат и офицеров, 20 танков, 7 орудий, 10 миномётов, он отошёл на двенадцать километров к северу, в район Терской и Предмостного.

С трудом отбивая наши атаки, гитлеровцы смогли-таки удержаться на плацдарме. Отбросить их за Терек не удалось.

Поединок

Команда на выезд поступила неожиданно. На землю опустились сумерки, в расположение батареи прикатила дымящаяся кухня, и к ней потянулись с котелками артиллеристы. В это время и прибыл командир дивизиона.

   — Старший лейтенант Кольцов, ко мне!

Когда тот предстал перед начальством, капитан распорядился:

   — Батарее на ужин пятнадцать минут и ещё столько же на сборы. Через полчаса чтобы вас здесь не было. А выехать батарее вот куда. — Он достал из планшетки потёртую карту и ткнул карандашом в развилку дороги. — Сюда. К утру оборудовать позиции и быть в готовности отразить атаку танков. Остальные батареи к утру тоже подоспеют.

Старший лейтенант внимательно вгляделся в маршрут: вначале дорога шла по Алханчуртовской долине, вдоль канала, потом сворачивала вправо, к Терскому хребту, пролегала через большую станицу Вознесенскую и далее направлялась к Моздоку. На этой дороге и находилась нужная развилка.

   — Запомнил? — нетерпеливо спросил командир дивизиона.

   — Я сейчас на свою карту нанесу, — невозмутимо ответил Кольцов и стал делать на карте отметки.

Он понимал, что нужно торопиться, но привычка делать всё без спешки и основательно взяла верх и на этот раз.

В темноте тягачи с противотанковыми пушками подкатили к безымянному хуторку, у которого дорога сворачивала вправо и, петляя, ползла по крутому склону наверх. Миновали большую станицу и уже на перевале солдаты увидели вдали пылавший Моздок и то и дело взлетавшие у Терека ракеты. На остановке ветер донёс едва слышимые выстрелы.

В кузове одного из тягачей лежали солдаты первого орудийного расчёта. Закутавшись в плащ-палатки, они тесно прижимались друг к другу, поёживаясь от ночной прохлады, идущей от затерекских песков. В расчёте было четверо.

Командовал расчётом сержант Сотников — угрюмый, сутуловатый человек с жёлто-бурыми усами на простоватом, в глубоких складках лице. Служил он в армии давно, лет пять. Участвовал в боях и на Халхин-Голе, и под Выборгом. Войну встретил на западной границе и с боями шёл до Ростова. Трижды был ранен и трижды награждён.

Наводчиком был ефрейтор Одинцов, высокий, худой, со спокойным, будто утомлённым взглядом. В прошлом Одинцов учительствовал, знал много интересного, и все к нему относились уважительно, нередко называя Иваном Владимировичем.

Заряжающим числился Лагутко — чернявый солдат с острыми, глубоко посаженными глазами и шрамом на щеке.

Подносчик в расчёте — Арсен Карумов. Он лежал рядом с сержантом и, чувствуя как локоть Лагутко упёрся ему в бок, терпел, боясь побеспокоить товарища. Он пробовал заснуть, но сон не шёл.

Сам Арсен местный. Его станица неподалёку от Грозного. И в армию его призвали три месяца назад, зачислив в истребительно-противотанковый дивизион, который ставят на самые опасные участки, чтобы огнём преградить путь вражеским танкам.

Они лежали и каждый думал о своём. Сержанту припоминались его далёкие проводы в армию из неприметного алтайского селения Лепестки. И ещё вспоминалась жена и трое ребятишек, что ждали его там.

Ефрейтор Одинцов тоже думал о доме. Он размышлял о том, что после войны станет жить совсем иначе, чем жил до сих пор, и что с удовольствием будет учить детей и расскажет им о горе, которое принесли народу война и фашизм, о боях и обо всём, что видел за этот год. И вообще жить в мире — это великое счастье.

А Арсену вдруг вспомнилась черноглазая и стройная, как молодой тополёк, соседская дочь Соня. Ещё он подумал, что здорово будет, если вернётся после войны в родное селение с орденом и медалями, как у сержанта Сотникова. И непременно отпустит усы. Плохо только, что на лице пока пробивается редкий волос и бреется он всего раз в неделю и далее реже...

Лишь Лагутко спал, примостившись на мягком брезенте и уперев локоть в бок Арсена. При каждом толчке голова солдата качалась из стороны в сторону, но он не чувствовал этого. Солдат спит, служба идёт...

Не знали и не могли знать ни Арсен, ни сержант Сотников, ни Одинцов и Лагутко, что в предстоящей битве им была уже определена задача. И не кем другим, а самим командующим Северной группой генералом Масленниковым. Остро заточенным карандашом тот вычертил на карте скобочку с артиллерийским значком. Скобочка пересекала дорогу вблизи развилки и помещалась на направлении главного удара врага.

И солдаты мчались к рубежу, где должны были стоять насмерть, мчались, чтобы упредить вражеские танки.

В полночь батарея достигла развилки.

   — Ваша позиция здесь, — послышался голос старшего лейтенанта Кольцова. — К утру, сержант, чтобы всё было готово.

   — Всё будет в точности исполнено, — ответил Сотников.

Остаток ночи они рыли окоп, стараясь глубже в землю укрыть и себя, и эти длинноствольные пушки, прошивающие насквозь броню вражеских танков.

К утру окоп был почти готов. Он находился возле дороги. Она шла от Моздока к Малгобеку, дома которого виднелись позади в туманной дали. Город располагался на самом хребте, и по склонам возвышались нефтяные вышки с работающими круглые сутки качалками. Станица Вознесенская, которую расчёт проехал ночью, просматривалась левее.

— Да ведь это танки! — закричал Лагутко и отбросил лопату. — Танки, товарищ сержант! Вот они! Вот!

Теперь уже и Арсен узнал в неясных предметах смутные очертания танков. Они выползали из тумана то далеко справа, то там, где дорога открывалась. За танками редкой цепью бежали автоматчики.

Послышался нарастающий свист, и неподалёку от окопа разорвался снаряд. Ещё один взорвался перед бойцами, потом позади.

А танки шли. Угловатые, приземистые, с торчащими стволами орудий, они стреляли и продолжали ползти. Казалось, ничто не могло остановить их.

Прильнув к прицелу, замер Одинцов. Руки его напряглись. Они медленно, едва заметно вращали механизм наводки. И наведённый в танк ствол тоже двигался. Укрывшись за броневым щитком, напряжённо смотрел Лагутко. Пилотка у него сбилась на затылок, беззвучно шептали губы.

   — Без команды не стрелять! — Голос у сержанта был с хрипотцой. Он глядел на поле в бинокль.

Перед танками вдруг выросли разрывы снарядов. Поле заволокло дымом и пылью. Однако танки не перестали двигаться, и по мере их подхода приближались и разрывы. Наконец танки подошли так близко, что ясно обозначились не только их контуры, но и покачивающиеся стволы и даже чёрные кресты на бортах, когда машины чуть поворачивались в сторону.

Взлетела ракета.

   — Огонь! — крикнул сержант, и Одинцов дёрнул за спуск.

На броне ближнего танка мелькнула огненная вспышка, машина вздрогнула, остановилась и в следующее мгновение развернулась, подставляя борт.

   — Бей ещё! — приказал сержант.

Снова прогремел выстрел. Было видно, как снаряд угодил в цель.

   — Есть один! — закричал Арсен. — Давай ещё!

   — По серой заразе! — командовал сержант. — Беглым!

Карумов носился от сложенных ящиков с боеприпасами к пушке, едва успевая подавать снаряды. Их ловко подхватывал Лагутко и с лета вгонял в казённик.

Соседним орудиям удалось подбить ещё пять танков. Из них выскакивали гитлеровцы и бежали назад. А по ним и справа и слева стреляла невидимая пехота, отсекая от танков цепь автоматчиков. Остальные танки стали и начали медленно пятиться.

А через полчаса налетели самолёты. Они кружили в небе один за другим и каждый раз, подлетая к развилке, срывались вниз. В крутом пике, с воем они мчались к земле и сбрасывали на батарею бомбы.

Тесно прижавшись, солдаты лежали на дне окопа.

При каждом разрыве Одинцов вздрагивал и плотней прижимался к земле. Бормотал по-своему Арсен. Сержант краем глаза следил за чёртовой каруселью в воздухе.

Потом сквозь грохот они услышали пронизывающий тело вой. Он нёсся сверху и летел прямо на них. В мыслях каждого пронеслось: «Вот она, моя...»

Воздух рвануло совсем близко. В следующий миг Арсен почувствовал, как что-то тяжёлое медленно и неумолимо наваливается на него и давит, давит... «Конец», — отметило сознание. Прошла долгая минута, прежде чем он осторожно пошевелил рукой. Вторая тоже подчинилась. Ноги тоже были его. И тогда он понял, что жив.