Светло-чёрная магия (СИ) - Татьяна Русакова

Почти сразу выяснилось, что оттенки цвета, которые пленили меня, когда я разглядывала невесомые наряды островитянок, зависят от того, что ел паук. Я всегда считала, что пауки — хищники, но, оказалось, что они не брезгуют и нектаром местных цветов. Подозреваю, что эти цветы и обладали волшебными свойствами, менявшими что-то в пауках. Иначе как получалось, что цветок, нектаром которого лакомился паук, был алым, а нить паутины на выходе — голубоватой?

Некоторое время я мучилась, пытаясь найти закономерность, но в конце концов махнула рукой. Оставив на совести Робинзона все эти загадки, я сумела дотолковаться, чего жду от гейрянок, и с головой ушла в собственные дела.

Через два дня гейры принесли мне настоящее платье. Оно было тонким и лёгким, однако всё же гораздо более плотным, чем у других женщин. Ткань, вернее паутина, переливалась на свету сдержанным серебром, мерцала загадочными искрами в глубине, подчёркивая многослойность материала. Это было так красиво, что я затаила дыхание, разглядывая шедевр.

Не удержавшись, переоделась тут же, в лаборатории. Идеально! Платье облегало, как вторая кожа, нисколько не сковывая движений. И, в отличие от женщин-гейров, моя нагота под ним только угадывалась, а не была видна. Конечно, такое полупрозрачное платье в городе выглядело бы провокацией, а вот для Острова было в самый раз. Оно прекрасно продувалось ветерком, значит, и дышать коже позволит, и от солнца защитит.

Я распорядилась изготовить ещё несколько платьев, нарисовав на песке то, что хочу видеть. Гейрянки долго потешались над длинным, и мне даже не надо было переводчика — наверняка, обсуждали, как я запутаюсь в подоле и шлёпнусь, перелезая через упавшее дерево. Я не обращала на это внимание: всё равно объяснить аборигенам, которые не были нигде, кроме Острова, что где-то есть совсем другая жизнь, было невозможно.

Длинное платье в любом случае будет нелишним — если мир, в который я когда-нибудь выберусь, будет похож на мой — прекрасно, у меня будет вечерний наряд, а если здешнее общество застряло веке этак в девятнадцатом — так и вовсе в длинном платье не буду казаться белой вороной.

Глава 12

Период созревания второго урожая запомнился для меня не бесконечными опытами, к которым я, честно говоря, уже привыкла, а зубрёжкой. Решив вернуться к цивилизации во всеоружии, я вплотную занялась магией.

К тому времени я знала уже немало заклинаний, отработанных на практике. Почти все формулы были бытовыми, и восхищали меня колоссальной экономией времени. К примеру, теперь мне не нужно было тратить полдня на уборку дома и наведение порядка в лаборатории. Пол сиял чистотой, простыни хрустели от свежести и приятно пахли морозцем, пробирки и колбы были идеально прозрачны, в начищенные казаны можно было смотреться, как в зеркало.

Всё это, конечно, было приятно, но я подозревала, что в новой жизни мне предстоит столкнуться не только с бытовыми проблемами. Один желтоглазый был способен вытрясти из меня душу, пойми он, что я присвоила то, что он рассчитывал хорошо продать. А ведь он наверняка понял, когда я отказалась вернуться. Каким-то образом, колдуну было известно, когда я собрала первый урожай, не зря корабль появился точно в срок.

Я хоть и старалась не думать о том, как буду объясняться с этим типом, но избежать этой встречи мне вряд ли удастся — иных способов выбраться с Острова я не знала.

Формул защиты в свитке оказалось более сотни. Я начала с простейших, освоив защиту от мелких бытовых неурядиц — ожогов, порезов, ушибов. Эти заклинания оказались как никогда кстати. Любая ранка в условиях влажного жаркого климата несла угрозу заражения.

Первые формулы дались мне легко, как всё, что я применяла на практике в своей ежедневной работе. А вот на защите от нападения я застряла, и надолго.

Хищные звери на Острове мне до сих пор не попадались. Правда, я регулярно слышала их крики и рёв в ночной тиши, но то ли Робинзон позаботился, чтобы эти товарищи обходили человека десятой дорогой, то ли это были лишь звуковые эффекты — не знаю. Гейры, очень дружелюбные и трепетно внимательные при обращении со мной на роль врагов тоже не годились, и, потому как я не чувствовала себя в опасности, мысли всё время съезжали на первоочередные задачи.

Ох, и намучалась же я! Пока не придумала, как моделировать вполне реальную опасность. Привела одного из гейров-подростков, самого шкодливого, к дереву, по размеру больше напоминающему здоровенный куст, сплошь усыпанному небольшими вонючими плодами. Помнится, поначалу гейры на эти плоды приманивали рыбу, но я от той рыбы отказалась — запах въедался намертво.

А вот для того, чтобы заставить меня научиться парировать удар, эти крошки-вонючки подходили вполне.

— Будешь обкидывать меня, пока не запрошу пощады, — предупредила я.

Глазёнки у шельмеца блеснули предвкушением. Конечно, ему казалось, что справиться с девчонкой, тем более, неумехой из пришлых — проще простого.

Ну-ну, посмотрим! Я не зря полдетства провела с мальчишками во дворе. По консервным банкам стреляла метко. Да и снежные баталии разворачивались перед школой такие, что только держись.

И всё же покрутиться мне пришлось — ой-ей-ей!

Плоды летели в меня с такой частотой и силой, что я только успевала уворачиваться. Или не успевала. Моя белоснежная простыня очень скоро потеряла свой щегольский вид, и это наконец рассердило меня настолько, что я отбила очередной вонючий снаряд прямо в посмеивающегося гейра.

Он раздосадовано взвыл, стряхивая с себя вонючую слизь и перешёл в яростное наступление. Но я уже поймала волну. Некоторые плоды взрывались в воздухе, забрызгивая противника, другие пропадали бесследно, уничтоженные сложным заклинанием, которое мне никак не давалось раньше. Но самым эффективной в моём случае оказалась возвратка. Получать в ответ своими же снарядами мальчишке не понравилось. Некоторое время он ещё держался, пытаясь забить меня за счёт скорости и силы удара, но скоро сдался и удрал к морю смывать следы своего поражения.

Я отправилась следом. Мы долго полоскались на отмели, вымывая останки плодов-вонючек из волос. Убийственный запах был до того сильным, что мне хотелось пройтись по коже песочком в надежде счистить его с кожи.

В конце концов,