Книги крови V—VI: Дети Вавилона - Клайв Баркер

— Говорите потише, — посоветовала Ванесса.

Гомм опомнился и кивнул.

— Я хочу получить немного свободы, пока я жив. Мы все хотим. И, верите ли, нам кажется, вы можете нам помочь. — Он посмотрел на нее. — Что-то не так?

— Не так?..

— Почему вы так на меня смотрите?

— Вы нездоровы, Харви. Не думаю, что вы опасны, но…

— Подождите минутку, — попросил Гомм. — Что, по-вашему, я вам рассказал?

— Харви, это чудесная история…

— История? Что вы называете историей? — произнес он с обидой. — О… понимаю. Вы мне не верите, да? Так и есть! Я только что рассказал вам величайшую тайну мира, а вы мне не верите!

— Я не утверждаю, что вы лжете…

— Да? Вы думаете, я безумен! — взорвался Гомм. Крик его раскатывался эхом вокруг прямоугольного мира. Почти сразу же раздались голоса из нескольких построек и вскоре — грохот шагов.

— Вот, смотрите, что вы наделали, — воскликнул Гомм.

— Я наделала?

— Мы в беде.

— Послушайте, Харви, это не значит…

— Слишком поздно для сожалений. Вы останетесь там, где есть, а я собираюсь направиться к ним. И отвлечь их.

Перед тем как уйти, он поймал ее руку и поднес к губам.

— Если я сумасшедший, — сказал он, — таким меня сделали вы!

Затем он удалился. Короткие ноги старика пересекли двор с приличной скоростью, однако не успел он дойти до лавровых деревьев, как прибыла охрана. Ему приказали остановиться. Поскольку он этого не сделал, кто-то выстрелил. Пули избороздили камень у ног Гомма.

— Все в порядке, — завопил Гомм, замирая и вытягивая в пространство руки. — Mea culpa![9]

Выстрелы стихли. Охрана расступилась, когда вперед вышел начальник.

— А, это вы, Сидней, — сказал X. Г. капитану.

Тот заметно дернулся, когда к нему обратились при подчиненных подобным образом.

— Что вы делаете здесь ночью? — требовательно спросил Сидней.

— Смотрю на звезды, — ответил Гомм.

— Вы были не один, — проговорил капитан.

Сердце Ванессы оборвалось. Вернуться назад в ее комнату, не пересекая двор, нельзя. Теперь, когда объявлена тревога, Джиллемо наверняка уже пришел с проверкой.

— Точно, — отозвался Гомм. — Я был не один.

Не оскорбила ли она старика настолько, что теперь он собирается выдать ее?

— Я видел женщину, которую вы схватили.

— Где?

— Она перелезала через стену, — сказал Гомм.

— Иисус скорбящий! — вскрикнул капитан и повернулся крутом, чтобы отдать приказ о погоне.

— Я говорил ей, — сочинял Гомм, — что она свернет себе шею, перелезая через стену. Лучше подождать, пока откроют ворота…

Откроют ворота. Он не так уж безумен.

— Филиппенко! — приказал капитан. — Проводи Харви обратно в его спальню.

Гомм запротестовал.

— Мне не нужна сказка на сон грядущий, спасибо.

— Иди с ним.

Охранник подошел к X. Г. и повел его прочь. Капитан помедлил лишь затем, чтобы пробормотать едва слышно:

— Ну, кто умница, Сидней? — А затем последовал за ними.

Двор опять опустел. Лишь лунный свет и карта мира.

Ванесса подождала, пока не замер последний звук, и затем выскользнула из укрытия и отправилась тем же путем, что и удалившаяся охрана. Вскоре она оказалась в том самом месте, которое смутно помнила по прогулке с Джиллемо. Воодушевленная, она заторопилась по проходу, и тот вывел ее во двор, где стояла богородица с электрическими глазами. Ванесса прокралась вдоль стены, пригнулась, чтобы не попасть в поле зрения статуи, и в конце концов вынырнула перед воротами. Они действительно оказались открыты. Как и говорил старик во время их первой встречи, охрана была ненадежной. И Ванесса поблагодарила за это Бога.

Когда Ванесса побежала к воротам, то услышала скрип ботинок по гравию и, оглянувшись через плечо, увидела капитана, шагнувшего из-за дерева с винтовкой в руке.

— Хотите шоколада, миссис Джейп? — спросил мистер Клейн.

— Это сумасшедший дом, — сказала она после того, как ее проводили в комнату для допросов. — Сумасшедший дом, не больше и не меньше. У вас нет никакого права держать меня здесь.

Он не обратил внимания на ее жалобы.

— Вы говорили с Гоммом, — произнес Клейн, — и он говорил с вами.

— А если и так?

— Что он вам сказал?

— Я спрашиваю — ну и что, если так?

— А я спрашиваю, что он вам сказал? — взревел Клейн. Ванесса и не предполагала, что он на такое способен. — Я хочу знать, миссис Джейп.

Она вдруг обнаружила, что против собственной воли дрожит, напуганная его гневом.

— Он молол какую-то чушь, — ответила Ванесса. — Он безумен. Думаю, вы все безумны.

— Какую именно чушь он вам рассказал?

— Сущий вздор.

— Мне бы хотелось знать, миссис Джейп, — сказал Клейн. Ярость его поубавилась. — Посмешите и меня.

— Сказал, что здесь работает нечто вроде комитета, решающего вопросы мировой политики. Что он один из членов этого комитета. Вот так. Бессмыслица.

— И…

— И я предложила ему выбросить это из головы.

Мистер Клейн выдавил улыбку.

— Конечно, совершеннейшая фантастика, — согласился он.

— Разумеется, — продолжала Ванесса. — Господи, не обращайтесь со мной так, будто я слабоумная, мистер Клейн. Я взрослая женщина…

— Мистер Гомм…

— Он сказал, что был профессором.

— Еще одна галлюцинация. Мистер Гомм — параноидальный шизофреник. Он может стать чрезвычайно опасным, если ему представится возможность. Вам сильно повезло.

— А другие?

— Другие?

— Он не один. Я их слышала. Они тоже шизофреники?

Клейн вздохнул.

— Они все безумны, хотя состояние их различно. В свое время, каким бы странным это сейчас ни казалось, они были убийцами. — Он остановился, давая Ванессе время впитать информацию. — Некоторые из них убивали многократно. Вот для чего существует это уединенное поселение. Вот почему служащие вооружены…

Ванесса открыла рот, чтобы спросить, зачем охранники переодеты в монашек, но Клейн не предоставил ей такой возможности.

— Поверьте, мне так же неудобно задерживать вас, как и вам — оставаться здесь, — сказал он.

— Тогда отпустите меня.

— Когда мое расследование будет завершено, — ответил он. — А пока мы оценим ваше содействие. Если мистер Гомм либо кто-то другой из пациентов попытаются втянуть вас в то или иное предприятие, пожалуйста, сообщите мне немедленно. Вы сделаете это?

— Я полагаю…

— И пожалуйста, воздержитесь от попыток бежать. Следующая может оказаться роковой.