Порок сердца - Антон Соя

— Нет, Гриша, — перебила его Катя, — это мне тебя Бог послал. Где бы я сейчас была? Кто бы смог меня к новой жизни возродить, кто бы моего ребеночка спас?

Они остановились посреди небольшой рощи и наконец осмелились посмотреть друг другу в глаза. Их руки сплелись. Не зная, что еще добавить к сказанному, они просто стояли и, не отрываясь, вглядывались в лица друг друга.

ГЛАВА 6

Ничто не предвещало беды в этот февральский день. С утра погода наладилась, накануне прошел сильный снег, но когда они проснулись, небо было синее-синее, не видно ни облачка. Мороз был не очень сильным, и было приятно разгребать снег возле избы, прокладывая дорожки. Они здорово веселились, валяясь в снегу, и чуть было не растеряли весь инвентарь, потом долго пришлось лазать по сугробам, разыскивая лопаты. Сперва Катя не обратила внимания на неприятные ощущения внизу живота, но после того как они начали усиливаться, она не смогла больше терпеть и обратилась за помощью к Татьяне. Татьяна была не тем человеком, что пускает все на самотек, она осмотрела Катю, сказала «лежи, не вставая, — я за помощью», бросилась к игумену — только у него был телефон — связь с большим миром. Татьяна вбежала к отцу Амвросию, запыхавшись, и торопливо объяснила, в чем дело. Она первым делом набрала телефон «скорой помощи». Оказалось, все не так просто: «скорая» была одна на всю область, и как раз сегодня она была на срочном вызове в далеком от монастыря районе. Следующий звонок Татьяна сделала Григорию, на ее радость, он взял трубку и обещал приехать, как только сможет.

Григорий дико разволновался — Катя так ни разу и не была у врача, наотрез отказывалась возвращаться в город, и он не смог ее убедить в необходимости такого посещения. Она упрямо твердила, что все в руках Божьих. Григорий роздал всем на отделении указания, а сам рванул в монастырь. К большому сожалению, дорога была не расчищена, снег сделал ее небезопасной, и, хотя он вел машину на предельно возможной для таких условий скорости, ему казалось, что едет слишком медленно. Всю дорогу он молил Бога, чтобы все обошлось, чтобы это была ложная тревога, и с Катей все было в порядке. Когда он приехал в деревню, его не хотели пускать в дом, и он силой прорвался внутрь. Сперва он увидел в доме непонятную пустоту — ни Кати, ни звонившей ему Татьяны нигде не было видно. В чулан к Кате женщины проводили какую-то местную бабку. Григорий прорвался туда через перекрывавших ему дорогу женщин — Катю готовили к родам. Первой его мыслью было — не может быть, еще не срок, но, видя всю серьезность приготовлений, он включился в общий процесс и, как мог, помогал бабке-повитухе и Татьяне. Сам он запомнил все как в тумане. Слава богу, Катя родила вполне здоровую семимесячную девочку. Это событие отмечали всем монастырем, все ходили и поздравляли друг друга, как будто это был их общий ребенок. Григорий уговаривал Катю поехать с дочкой в больницу, но она отказалась. Пришлось обустраивать молодую маму с младенцем в деревне. Григорий сразу же сообщил добрую весть отцу Пантелеймону и обратился к нему с просьбой окрестить девочку, о чем они тут же и сговорились.

Катя слушала рассказ, не прерывая отца Пантелеймона вопросами, только сейчас задумчиво произнесла:

— Значит, не было никакого аборта.

— Слава Богу, нет на тебе, Катенька, такого греха.

— Так получается, что Гриша Анечке не родной отец. Господи, а ведь никогда ни полслова! Он так привязан к ней. Иногда мне кажется, что он ее любит сильнее, чем я.

— Да, Катя, повезло тебе с мужем. Но я не рассказал про аварию. Я собирался на крестины к вам выезжать, а тут Лена Павлова приехала ко мне, сказала, что исповедаться срочно хочет. Ей уже со дня на день срок рожать был. Говорила, что боится она очень. У нее здоровье-то было не очень хорошее, порок сердца, врачи не давали гарантии успешных родов. Все могло случиться. Вот и решила она покаяться. Говорила, что у всех, кого обидела, прощения просит, хочет, если что случится, чистая к Богу прийти. Раскаивалась она во всем содеянном. Так что задержался я малость, а тут и ты звонишь: Григория срочно вызвали к тяжелому больному, но меня ты все равно ждешь. Вот я и поехал. Но, увы, если бы чуть пораньше выехал, может, беды бы и не случилось. Нашел я тебя всю разбитую на дороге возле деревни, где ты жила. Тебя в машину положил, ребеночка забрал да и помчался в больницу, хорошо, Григорий уже там был. Но в тот вечер не одна ты пострадала, чуть позже и Лену привезли — ее Павлов прибил, за что и сидит сейчас. Но ей не повезло, ребеночка ее спасли, а ее не смогли.

— Какой же у меня муж золотой: чужую дочку растит, со мной, дурой-инвалидом, мучается. Спасибо вам, святой отец. Пора мне домой возвращаться. Сыта я по горло правдой и прошлым своим боевым. — Катя отодвинула остывшую чашку и поднялась из-за стола. — Поеду мужа расцелую.

— И за меня расцелуй! И дочку расцелуй. А Женьке-дураку, что в машине у церкви сидит, скажи, пусть смелости наберется да заходит. Бог его давно простил, детишек спас. Скажи ему, если мы с ним по душам поговорим — легче ему станет.

— Скажу. Только вы не думайте, что у меня с ним опять чего — я его близко не подпущу. Пусть домой меня отвезет и идет с Богом в прошлое, в мертвую зону.

— Молодец, Катя. Что приехала — молодец, выдержала все. Любящее сердце все перенесет.

— Все, побежала. — Катя сделала пару шагов, но неожиданно остановилась и повернулась обратно. — Ой, последний вопрос: бывшая Гришина жена, Ким, вы ее знали — куда она пропала?

Отец Пантелеймон на секунду задумался, как будто припоминая:

— Столичная штучка она была. Скучно ей было в нашем болоте — со скуки и с Женей схлестнулась, обидела Гришу. Ну а как вскрылась измена — испугалась да сбежала в Москву. Я так думаю. Взбалмошная была, экзальтированная, прямо птица тропическая.

— Она красивее меня? — не очень уверенно спросила Катя.

— Нет, деточка. Рядом не стояла. Езжай с Богом. Маме кланяйся, хотя нелегкое ты испытание для сердечка своего устраиваешь…

— Нет, я решила — маму навещу. Восемь лет не виделись. Какая она ни сумасшедшая, а я ее видеть хочу. И не отговаривайте, отец Пантелеймон, — я решила.

— Ну, если ты чего решила — это все. Это я точно знаю. Ты хоть Женю с собой возьми. И Гришу не суди за мать — ради тебя он на обман пошел, лечение ее оплачивает.

— Я все понимаю. Теперь — все понимаю, слава богу. Спасибо вам, святой отец, побежала я.

ГЛАВА 7

Петелино. Дурка 10.09.2006 16:00

Больницу нашли легко — кто в их краях не знает знаменитую на всю округу психушку. Дети про нее друг другу страшные истории рассказывали, про маньяков, что живут в ее стенах, а учителя любили сравнить своих «любимых» учеников с ее пациентами. Располагалась психиатрическая лечебница, как и многие подобные заведения в России, в старом особняке, принадлежавшем когда-то местным землевладельцам. Дом был большой, в три этажа, от основного здания, украшенного многочисленными колоннами, отходило два крыла. Вокруг особняка был большой, когда-то ухоженный, а ныне пребывающий в запустении сад. В хорошую погоду там выгуливали тихих пациентов. Имелась рядом и церковь с колокольней, звон которой разносился в хорошую погоду на многие километры.

Вот и сейчас, когда Катя с Женей прибыли на место, первое, что их встретило, был колокольный перезвон, который сопровождал их всю дорогу до палаты. Катю с Женей с недоверием и любопытством проводили в палату мамы Кати — за восемь лет в больнице они были ее первыми посетителями. В палате сухонькая седая женщина в синем больничном халате сидела на кровати в полной индифферентности к происходящему и смотрела в окно. Ирина Александровна никак не отреагировала на открывающуюся дверь и даже не обернулась к входящим. Катя всю дорогу морально готовилась к встрече, но, войдя в палату, поймала себя на мысли, что все равно, как ни старается, не может узнать свою собственную мать. Не выдержав увиденного, а может быть, от полного бессилия соотнести в своей памяти образ матери с этой жалкой страдалицей Катя расплакалась. На звук ее плача Ирина Александровна равнодушно оглянулась — Женя обнимал Катю, пытался ее успокоить, уговаривал, что все нормально. Внезапно лицо больной перекосила гримаса, в глазах появилось выражение, она поднялась со своего места и, указывая пальцем на Женю, начала медленно к нему приближаться.

— Ты?! Ты — за мной пришел, подлец! Дочь мою загубил, за мной пришел! А-а-а-а! — Она сорвалась на жуткий крик и сделала попытку вцепиться ему в лицо, но на шум из-за двери тут же примчался санитар, который ловко ухватил безумицу и попытался ее урезонить.

Но не тут-то было, Ирина пришла в дикое возбуждение — она вырывалась, выла, плевалась, что-то бессвязно кричала, — санитару пришлось звать помощь. Прибежала подмога, и санитары уже вдвоем пытались успокоить больную женщину, которая в этот момент напоминала разбушевавшуюся ведьму. Катю и Женю попросили на выход. Катя, не в силах выдержать этой сцены, кинулась к матери, попыталась ей объяснить сквозь слезы: