В мире исканий - Вадим Охотников

Афанасию Кондратьевичу еще не было известно, сколько неприятностей доставила собаке вода под землей.

— Теперь воды хватит даже на десять рудо-добывающих предприятий! Как вы думаете? — обратилась Мария Ивановна к профессору Полозову, одетому в безукоризненно опрятный костюм и потому снова производившему впечатление кабинетного ученого.

— Конечно, конечно… А остальные пути выхода пара на поверхность мы так и не проследили… не проследили… А было бы очень интересно! — ответил Полозов рассеянно.

— Вам, наверно, жалко вездеход, оставшийся под землей? — продолжала Мария Ивановна, обращаясь к Дорохову. — Не следует грустить. Вы думайте о результатах вашего путешествия. Они стоят тысячи ценнейших машин.

Инженер с удивлением посмотрел на нее:

— Неужели вы думаете, что машина навеки останется под землей? Извлечем, конечно! Меня беспокоит другое. Возьмите хотя бы коробку скоростей… А упорные лопасти? Одним словом, настоящий инженер беспрерывно, в любых условиях должен беспокоиться о каких-либо изменениях конструкций и об усовершенствованиях! — с гордостью ответил Дорохов. — Удастся ли когда-нибудь сделать так, чтобы вместо пустыни тут снова был цветущий край?.. Помните, как восемь веков назад…

— Для наших людей ничего невозможного нет, — гордо ответил Костя. — Люди у нас замечательные… Иногда сразу и не видно, насколько они замечательные. Вот хотя бы профессор. Помните, я думал, что он белоручка и трус? А что оказалось!..

В этот момент со всего ходу невдалеке остановилась гусеничная автомашина. Из нее выскочил человек и бросился бежать к стоящим на песчаном бугре. Это был один из участников спасательной экспедиции, отправлявшейся к тому месту, где река уходила под землю.

Человек не добежал нескольких шагов до собравшихся, остановился, задыхаясь, и закричал:

— Товарищи! Река Янгиер вышла из берегов… Вода постепенно заполняет прежнее русло… Значит, недалеко то время, когда река вернется сюда, в пустыню!

В воздухе, сухом и удушливом, пронеслось громкое и радостное «ура».

Воображение рисовало вместо раскаленного песка — зеленеющие берега, покрытые буйной субтропической растительностью.

История одного взрыва

— Хотите, расскажу вам одну историю? Можно сказать, необыкновенный случай, — как-то предложил лейтенант Воронов.

Это было в тот период, когда мы, работники исследовательского института, находились еще на казарменном положении. Перед тем как ложиться спать, мы часто собирались в маленькой, уютной комнате, чтобы побеседовать на самые разнообразные темы.

— Ну что ж, давайте! — ответил я. — Только что-нибудь посмешнее.

Долговязый лейтенант, большой шутник и балагур, полез за портсигаром в карман и, стараясь быть серьезным, начал свой рассказ приблизительно так:

— Территорию научно-исследовательского института, к которому я был прикомандирован в начале войны, вы, может быть, знаете…

Так вот, вам только трудно будет себе представить, насколько уныло она выглядела после эвакуации. Всюду пусто. Валяется хлам. Полное впечатление разоренного гнезда.

Оборудование уже отправлено. Люди тоже уехали. Оставались временно лишь я и механик Петя Янин — простой такой парнишка и замечательный товарищ.

В то время мы уже не были сильно заняты. Упаковывали кое-какую мелочь, бродили по опустевшим корпусам, чтобы посмотреть, не осталось ли чего нужного, и ждали самолет для отправки. В общем, свободного времени у нас было много.

Появилась у Пети в то время одна забава, если так можно выразиться. Собственно, из-за нее все это и произошло…

Находился у нас неотправленным обыкновенный аппарат для записи звука на граммофонные пластинки. Сколько раз я говорил: «Петя, упаковывай аппарат в ящик. Придет неожиданно машина — задержишь ты меня с этим делом!» А он возражал, клялся, что не задержит, и продолжал свое.

Что же он с ним делал? Да очень простую вещь. Как только бывало услышит сигнал воздушной тревоги, так сразу микрофон вытаскивает на двор или высовывает в окно. Ну, а в это время, как вам известно, что обычно творится в атмосфере? Самолеты гудят, зенитки палят, бомбы воют и рвутся, иногда даже очень близко от нас. А он сидит себе у прибора и все эти звуки записывает на пластинку.

Проделывал он это довольно часто.

«Хочу, — говорит, — оставить нашему потомству звуковую память об этих днях».

Вообще, конечно, вещь интересная! Но только уж очень надоел он мне с этим. Воздушных налетов в то время было много, и чуть ли не после каждого из них показывает мне Петя пластинку. Это такой прозрачный диск.

«Вот, — говорит, — замечательная звуковая картина запечатлелась, товарищ Воронов. Те, кто не был в эти дни в Ленинграде, получат полное представление. Хочешь прослушать?»

Ну, я обычно начинаю сердиться и опять напоминаю, чтобы аппарат был немедленно упакован.

Особенно же надоедал он мне по вечерам, когда заставлял прослушивать свою коллекцию пластинок на электрическом граммофоне, с большим, очень мощным репродуктором. Звук получался настолько громкий, что в комнате создавалось впечатление настоящей бомбежки.

Жили мы тогда в одной из комнат нижнего этажа корпуса «Б». Это старинное здание с бесконечными узкими коридорами, в которых можно даже заблудиться.

Так вот, вся эта история начала разворачиваться на моих глазах именно там…

Рассказ лейтенанта о происшествии на территории известного научно-исследовательского института заинтересовал нас, хотя ничего необыкновенного в нем пока не было.

Мы пытались представить себе ленинградскую блокаду, пустующее здание института, расположенного на окраине города, и всю ту обстановку, о которой говорил Воронов.

Убедившись в достаточном внимании к своему рассказу, лейтенант явно приободрился.

— Как-то раз во время воздушной тревоги, днем, — продолжал он, — я находился в одной из комнат на втором этаже этого самого корпуса «Б» и смотрел в окно. Тревога, должен сказать, была какая-то несерьезная. Вообще, конечно, слышно было, как немецкий самолет гудит наверху своим характерным звуком. Но был он, возможно, очень высоко и из-за сплошной облачности не виден совсем. Зенитки молчат. Бомбы тоже не падают. В общем, не налет, а так себе, пустяк…

Вдруг, слышу, раздается издалека громкий, но очень уж странный взрыв. Даже не знаю, можно ли это назвать взрывом.

Вообще различных взрывов я наслышался очень много. Все их хорошо знаю и отличаю друг от друга. А здесь что-то совершенно необычное: непрерывные раскаты с воем и очень резким свистом. Одновременно замечаю, что где-то у нас в здании зазвенели осколки стекол.