Жаворонок - Андрей Столяров

Кстати, не все в российском правительстве согласны с такой точкой зрения. Разумеется, никаких документальных свидетельств об ожесточенных дискуссиях, вспыхнувших внутри правительственных структур, мы не имеем: слишком близко пока еще к нам это время, слишком свежи впечатления и слишком влиятельны люди, тем или иным образом связанные с ситуацией, но по некоторым очень косвенным сведениям, просочившимся в прессу, можно судить, что намерение «сдать» Севастополь – конечно, чисто дипломатически, выторговав за это некоторые уступки, – было весьма настойчивым и анализировалось всерьез. Причем, людям, отстаивавшим данную точку зрения, не откажешь ни в здравом смысле, ни в практической сметке. Просто они считают, что надо смотреть на вещи реально. А дальнейшая судьба Севастополя – это уже как получится. И здесь надо отметить, вне всяких сомнений, решающую роль Кармазанова. Смелость, по-видимому впервые, победила в нем осторожность. Он доказывает, умоляет, требует, подлаживается, интригует; вступает во временные, на несколько часов союзы с одними людьми, а потом их бросает и заключает такие же соглашения с их противниками. Никогда раньше не наживал он себе сразу стольких врагов и никогда так сильно не рисковал своим положением. И все это, чтобы утвердить достаточно очевидную истину: можно, конечно, сдать Жанну прямо сейчас и получить взамен некие политические уступки, например, по вопросу о расположении баз Черноморского флота, но если не торопиться, если не глушить ситуацию специально, то она, как зерно, прорастет и нальется спелыми соками, и тогда разговаривать с Украиной можно будет иначе и предполагаемые уступки станут намного весомее. Наше преимущество в том, что ничего делать не надо; время за нас, следует лишь помедлить, чтобы собрать урожай. В будущем мы получим гораздо большие дивиденды. Он говорит на языке выгоды и потому его понимают. Или не понимают, но смутность по отношению к СНГ стала уже чертой новой России. Никогда не делать и даже не обещать ничего конкретного. Это – метод, дающий простор для политического маневра. Точка зрения Кармазанова укладывается сюда, как правильно поставленная деталь. И отчаянная его настойчивость тоже, по-видимому, дает результаты. В заявлении президента России, выдержанном в весьма невнятных тонах, осуждается сепаратизм, но вместе с тем и всякое применение силы, выражена надежда на сдержанность и благоразумие обеих сторон и содержится призыв начать немедленные переговоры. Россия смотрит на ситуацию как бы сквозь время. Такая позиция раздражает Киев сильнее всего.

И тем не менее долго Севастополю не продержаться. Сенсация, чем бы она ни была, не живет больше недели. Слишком много всего в набитом информацией мире, слишком много трагических катастроф, войн, бедствий, волнений. События в Севастополе – щепка на стремнине водоворота. Да и обстановка в Европе не способствует успеху сепаратистских движений. Конечно, Украину нельзя назвать истинно великой державой, но большой потребительский рынок ее уже привлекает внимание. Перспективы здесь обнадеживают; прибыли нарастают и весьма ощутимо. Европа не будет ссориться с ней из-за какого-то Севастополя. К тому же, горение духа – вещь исключительно ненадежная. Подавляющее большинство людей не способно на длительное усилие. Жертвенность хороша один раз, но не каждый день. Время гасит в себе и не такие протуберанцы.

Собственно это и происходит в Крыму уже на второй неделе противостояния. Первоначальный порыв, несмотря на ураганную силу, иссяк. Быт, разрушенный референдумом, перестал быть надежно тикающим механизмом и теперь в свою очередь проедает иллюзию близкой победы. Уже чувствуется апатия даже в ближайших сторонниках, уже тянутся разговоры, что, может быть, лучше заключить с Киевом какое-нибудь почетное соглашение; например, добиться для Севастополя федерального статуса; и уже нет надежд на символическую хотя бы поддержку России. Видно, как редеет толпа на утренней процедуре перед зданием горисполкома, как слетают со стен листовки и пламенные воззвания, как отводят и опускают глаза те, с кем «сестры» пытаются заговаривать о великой цели. Что ждет их в ближайшие дни? Чем поддержать людей, теряющих веру? Ситуация, вероятно, выдыхается окончательно. Снова, будто почуяв, появляется на горизонте киевский представитель. Он теперь занимает этаж в здании, предоставленном ему одним из коммерческих банков, и чиновничий взгляд его, как магнит, притягивает некоторых депутатов. Он еще не рискует сместить Комитет спасения и арестовать Жанну. Но и ей, и другим понятно, что эти действия не за горами.

Они как будто поменялись ролями. Драма тихого небытия теперь охватывает здание горисполкома. Прекратились заседания Комитета, которые раньше занимали день и часть ночи, исчезают из коридоров те, кто еще недавно ловил взгляд Девы, затихают бетонные лестницы и холлы с цветами, не звонят телефоны, растаяли сумасшедшие очереди просителей. Жанна словно бы уже никому не нужна. Как сомнамбула, сопровождаемая меланхолическим дядей Пашей, бродит она с этажа на этаж по быстро пустеющим кабинетам, вдыхает мертвенный воздух, видит незапертые столы и брошенные бумаги, уклоняется от вопросительных и беспомощных глаз Зайчика, выслушивает утешения Гоши насчет того, что ерунда, все наладится. Она отчетливо понимает, что ничего уже не наладится. В жаркой солнечной тишине здания больше нет жизни. Она проиграла; предназначение оказалось губительным миражом. Время ее истекло. Рассчитывать больше не на что.

И все же судьба есть судьба, и возникает она, как правило, вопреки здравому смыслу. Энергия жизни сильнее временных неудач. Киев подводят амбиции, свойственные вообще бывшей провинции. У него, что сомнению не подлежит, есть свои информаторы в окружении Жанны, свои люди, свои агенты, свои добровольные осведомители. Никакая божественная благодать на чиновников, конечно, не действует, и когда во второй половине мая поступают на Крещатик известия о разброде в стане противника, Киевское правительство не колеблется ни единой секунды. Слишком много было сделано раздражающих самолюбие заявлений и слишком долго реяло над Севастополем трехцветное мятежное знамя. Момент, по его мнению, наступил. Болезненная заноза должна быть выдернута, пусть даже с мясом. Очаг пожара – потушен и присыпан землей. В тот же день уходит в Севастополь приказ об аресте Жанны и о доставке ее в следственную тюрьму города Киева; исполнение приказа возлагается на командира спецназа, министр МВД Украины связывается с ним лично, и командный тон разговора не оставляет возможностей для сомнений. Сделать и немедленно доложить! Никакие иные соображения во внимание не принимаются. Министр уверен в успехе и даже подготовил для прессы релиз о политическом экстремизме.