Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938–1939 - Майкл Пауэлл

До Монтевидео река широка и судоходна, а неизбежные отмели и банки нанесены на карты, но выше судоходный фарватер уже обозначен буями, а для судов с большой осадкой приходится вести дноуглубительные работы. Реки Парана и Уругвай, собирающие воды четырех стран, ежегодно приносят огромное количество ила с Мату-Гросу и Гран-Чако. Эти две реки и их притоки образуют гигантскую массу воды, известную латиноамериканцам как Рио-де-ла-Плата, а жителям Северной Америки и консервативным англичанам как река Ла-Плата. Тысяча миль – сущий пустяк для американской реки, речные пароходы легко проходят это, и даже большее расстояние, особенно по высокой воде. Но хотя линейные суда и даже крупные танкеры доходят до самого Буэнос-Айреса, очень немногие военные корабли рискнут зайти в эти воды, чтобы посетить аргентинскую столицу. По этой причине аргентинская военно-морская база располагается в Баия-Бланка, по этой же причине англичане, флот которых базировался в порту Стэнли на Фолклендских островах, сделали своим основным портом захода в Южной Америке Монтевидео. А поскольку их в Монтевидео всегда хорошо принимали, они привыкли чувствовать себя здесь как дома и считали этот порт своим.

Эти мысли, так же как и многие другие, вертелись в голове у Джока Маккола, когда он несколькими часами позже летел из Буэнос-Айреса в Монтевидео на гидросамолете, совершающем регулярные утренние и вечерние рейсы между двумя городами. В Буэнос-Айресе бышо посольство, а в Монтевидео только дипломатическая миссия, поэтому военно-морской атташе постоянно находился в Буэнос-Айресе, хотя многие вопросы часто требовали его присутствия в Монтевидео. Это означало, что ему приходилось много ездить. Макколу нравилось летать на гидросамолете, тем более что единственной альтернативой было ночное путешествие на одном из двух паромов, волшебных творений в стиле Эдуардов, построенных Кэмелом Лэрдом в 1905 году. Основной их чертой была богатая отделка и вычурные, вульгарные украшения. Там был выполненный в соответствующем стиле китайский салон, а также роскошная каюта для новобрачных, пребывание в которой способно было превратить брачную ночь в бесконечный кошмар. Эти трехпалубные суда были построены из лучшего тика и красного дерева, их двигатели были в нормальном рабочем состоянии, и создавалось впечатление, что они будут ходить по реке вечно, являясь неотъемлемой частью пейзажа. Если бы какой-нибудь ретивый хозяин судоходной компании вдруг решил их заменить современными судами, скорее всего, общественное мнение стало бы на их защиту. Если не считать коротких периодов политических бурь, два города были так же тесно связаны между собой, как, к примеру, Гамбург и Куксхафен. Что же касается романтических историй, ссор и драм, начавшихся и завершившихся в стенах этих плавучих отелей, их число было невозможно даже представить. Если когда-нибудь они завершат возить людей, их следовало бы сохранить по одному в каждом порту в качестве памятников истории для будущих поколений.

Маккол хорошо знал маршрут полета, поэтому предусмотрительно занял место по правому борту, откуда открылся великолепный обзор на стоящий на внешнем рейде карманный линкор. Пассажиры, сидевшие вдоль левого борта, подскочили и нетерпеливо заглядывали за плечи счастливчикам, имевшим места справа, которым все происходящее внизу было видно гораздо лучше. Маккол, обязанный местом исключительно собственной прозорливости, ни за что не соглашался ни на сантиметр отодвинуться от иллюминатора. Он из влек из портфеля морской бинокль и жадно рассматривал немецкий линкор.

– Ну дайте же мне посмотреть, – дернула его за рукав дама, сидевшая напротив. – Боже мой, как он красив!

– Да, сеньора, – пробормотал Маккол, не сдвинувшись с места, – смотрите оттуда.

– Могу я посмотреть? – с победной улыбкой обратилась к нему другая дама, ни секунды не сомневавшаяся в ответе.

– Извините меня, сеньора, – рассеянно проговорил Маккол, не отрываясь от бинокля. Он как раз занимался подсчетом количества пробоин в надстройке «Графа Шпее», – но у меня особый интерес к этому кораблю.

– Да? – удивилась дама и с сомнением уставилась на невежу. На нем был легкий костюм с галстуком Американского клуба. На полке лежала шляпа. В общем, ничего особенного. И только цепкие пальцы, ястребиный профиль и проницательные черные глаза выделяли его из толпы.

Дама окинула его неприязненным взглядом, но любопытство все же победило.

– Этот корабль, он очень большой? – спросила она.

– Да, – ответил Маккол и тихо добавил: – И стоит в нашей гавани.

Весьма упитанная дама, сидевшая впереди, очевидно партизанка одной из стран оси, с обожанием взиравшая на карманный линкор, не смогла сдержать эмоций:

– Что за корабль! Вы только посмотрите! Какая роскошь! Какая мощь! Какая красота! Друзья! В мире нет людей, подобных немцам! Они непобедимы!

Подобные заявления всегда вызывали у Маккола чувство неловкости. Он понимающе улыбнулся и вновь поднес к глазам бинокль. Зато его сосед воспринял эскападу в штыки:

– Что вы имеете в виду, сеньора? Разве это не англичане загнали немецкий корабль в Монтевидео?

– Это был стратегический отход! – взвизгнула дама и, решив перейти от слов к делу, нанесла немецкой газетой, которую держала в руке, удар, который, несомненно, обратил бы в бегство самого коммодора Харвуда.

– Вы говорите как Гитлер, – изрекла соседка Маккола, которой так и не удалось взглянуть в бинокль. – Полагаю, ваши непобедимые немцы сами прострелили в своем корабле побольше дыр, чтобы произвести впечатление на нас, нейтралов.

– Нейтралов? Ха-ха-ха! Вы только послушайте ее. Где ее нейтралитет, хотела бы я знать?

– А где ваш? – сдержанно улыбнулась дама.

– Да как вы смеете? Я – гражданка Уругвая!

– А как смеете вы? Я тоже.

К этому времени пассажиры разбились на два лагеря (забавно, но обошлось без нейтралов), и Маккол, на берегу вполне мирный человек, уже приготовился нырнуть под сиденье, видя, что дело идет к рукопашной. К счастью, вмешался стюард, сообщив, что необходимо пристегнуть ремни. Самолет начал снижение.

Политическую дискуссию временно прекратили (позднее, в помещении таможни, она снова разгорелась), и гидросамолет, сделав круг над гаванью, пошел на посадку. Маккол не сводил глаз с «Графа Шпее» с тех самых пор, как он появился в поле зрения. Но только сейчас, когда самолет летел над заполненными людьми молами и причалами, когда стали видны сотни лодок и маленьких катеров, словно магнитом притянутых линкором, он понял, какую сенсацию произвел вошедший в нейтральные воды «Граф Шпее». Перед глазами Маккола разворачивалась настоящая международная драма, в которой ему предстояло быть одним из главных актеров. Самолет сделал вираж. Он летел на высоте нескольких сотен футов, а прямо под ним располагался склон холма, на котором находился бар «У Маноло». На склоне было полно народу, но Маккол успел заметить радиокомментатора с микрофонами и записывающей аппаратурой и лениво подумал, как этот шустрый парень успел так рано занять превосходную позицию.

Примерно то же самое, хотя и в более сильных выражениях, думал Маноло. Утром, зевая и потягиваясь, он вышел на солнышко и обнаружил, что на террасе змеятся, как лианы, кабели, а Майк устроился со своими микрофонами в лучшем углу – с видом на гавань – и теперь проверял прямую линию с Нью-Йорком. Полиция сдерживала натиск толпы. Маноло не слишком жаловал полицию, да и какой владелец бара или ночного клуба ее любит? Поэтому вид целого отряда полицейских, охраняющего Майка, привел его в ярость. Он решительно направился к захватчику, который на разные голоса вещал в микрофон:

– Привет, Нью-Йорк! Привет, Нью-Йорк! Здравствуй, Нью-Йорк! Говорит Майк Фаулер. Я нахожусь в гавани Монтевидео. Проверка. Проверка. Проверка. Проверка. Раз. Два. Три. Четыре. Вы меня слышите? Вы слышите?.. Эй, Поп, ты чем занимаешься? Работай, черт возьми! Что говорят технари? Нас слышат?

В фургоне раздался взрыв возбужденных голосов, потом Поп высунул голову из двери и меланхолично сообщил:

– Говорят, пока нет. Продолжай проверку.

Майк подчинился и снова затянул:

– Привет, Нью-Йорк…

В это время подошел Маноло и, к немалому удовольствию толпы, разразился яростной тирадой на испанском языке.

– Привет, Маноло, – не меняя интонации, сказал Майк, – рад тебя видеть. Как дела? Эй, Поп, тащи свою задницу сюда и растолкуй Маноло, что происходит. Я занят. Привет, Нью-Йорк. Это ваш репортер Майк Фаулер передает из гавани Монтевидео. Проверка. Проверка…

Он продолжал бубнить, а Поп неспешно выбрался из фургона и подошел к Маноло, который уже кипел от ярости. Пока тот демонстрировал безукоризненное владение ненормативной лексикой, Поп прислонился к ограждению террасы и принялся сворачивать сигарету. Чем громче кричал Маноло, тем преданнее становилось выражение лица Попа. Он всем своим видом демонстрировал полное согласие с хозяином бара. Несколько минут он молча кивал, потом доложил Майку: