Крестовый поход в Европу - Дуайт Эйзенхауэр

В таких условиях только такой исключительно исполнительный и смелый командир, как Андерсон, мог взяться за выполнение этой операции. В ответ на мои настоятельные требования он начал боевые действия 11 ноября, сразу же, как только высадился на берег.

Учитывая, что войска генерала Андерсона были укомплектованы почти исключительно англичанами, я всегда находил удивительным то, что он не произнес ни одного слова возражения, принимая этот приказ от американца. Он был истинным союзником и мужественным солдатом. Из Алжира по суше и морю он направил войска на восток и в результате серии быстрых бросков захватил порты Джиджелли, Филинвиль и Бон и, одновременно продвигаясь в глубь страны, подошел к городам Сетиф и Константина. Авиация и подводные лодки держав «оси» постоянно наносили удары по нашим судам и небольшим гаваням, которые мы захватили, но никогда не было проявлено никаких колебаний ни со стороны адмирала Каннингхэма, командовавшего союзными военно-морскими силами, ни со стороны генерала Андерсона, продолжавшего свое продвижение, несмотря на все опасности. Из района Бон и Константина английская 1-я армия двинулась дальше на восток через Сук-Ахрас и Сук-эль-Арба, где она впервые вошла в соприкосновение с сухопутными силами держав «оси».

Переводя свой штаб из Гибралтара в Алжир 23 ноября, я воспользовался этим случаем, чтобы совершить инспекционные поездки в войска. На аэродроме у Орана я натолкнулся на такие условия, которые мучили нас всю тяжелую зиму. Мы успешно сели на взлетно-посадочную полосу с твердым покрытием, но затем из-за непролазной грязи не могли отвести самолет в сторону. Тогда солдаты подвели большой трактор, подложили огромные доски под колеса нашей "летающей крепости" и после этого оттащили ее на несколько ярдов от посадочной полосы, чтобы другой прибывающий самолет мог сесть. Операции по высадке войск закончились, и я провел утро, знакомясь с проблемами снабжения, размещения личного состава и питания.

По прибытий в Алжир в тот вечер я обнаружил, что отданные ранее распоряжения усилить армию Андерсона любыми американскими частями, находящимися в районе Орана, не были выполнены с должной оперативностью. В штабе, когда я вернулся, находился бригадный генерал Лунсфорд Оливер, командир боевого командования «Б» американской 1-й бронетанковой дивизии. Произведя разведку дорог, он установил, что железнодорожная линия не может обеспечить быструю доставку его войск в нужный район, и теперь добивался разрешения перебросить часть его войск на полугусеничных машинах за семьсот миль между Ораном и Сук-эль-Арба. Штабной офицер, к которому он обратился, хорошо знал технические возможности этих машин и отказал в его просьбе на основании того, что в итоге покрытия такого расстояния полугусеничные машины израсходуют половину своего ресурса.

Этого молодого штабного офицера нельзя было порицать за такое решение. Ему на протяжении всей его службы в мирное время усердно внушали мысль о необходимости постоянной экономии, о недопущении расточительства. Тренировка в мирное время была возможна, как это было хорошо известно ему, только тогда, когда расходы логичны. Он еще не усвоил основных суровых реальностей войны и не понял, что каждое позитивное действие требует затрат. Вся задача состоит в том, чтобы определить, как во времени и пространстве расходовать материальные средства для достижения максимальных результатов. Когда это сделано, материальные средства должны быть пущены в дело щедрой рукой, особенно если их стоимость может быть измерена ценою сохранения жизни солдат.

Настойчивость генерала Оливера, его желание побыстрее добраться до поля сражения, его мольбы скорее разрешить ему мучительный марш произвели на меня большое впечатление. Через каких-нибудь пять минут он уже действовал в соответствии с теми приказами, каких добивался.

В эту и следующую ночь Алжир подвергался непрерывным бомбардировкам. Самолеты противника появлялись последовательно небольшими группами, но беспрерывный грохот взрывов не давал возможности уснуть, и отсутствие ночного отдыха вскоре отчетливо отразилось на лицах работников штаба. Основными объектами налетов были наши корабли в гавани в четверти мили от нашего отеля. Падавшие на город бомбы вызывали некоторые человеческие жертвы, среди местных жителей началась паника.

Противовоздушная оборона союзников только начинала развертываться; одно из наших судов, на котором везли основное техническое оборудование для управления истребителями противовоздушной обороны, было в пути потоплено немецкими подводными лодками. Однако к концу месяца мы частично выправили положение, и, после того как люфтваффе получили несколько ощутимых ударов, немецкие самолеты почти прекратили налеты на наши основные порты. Однажды ночью мы получили неоспоримое доказательство того, что экипажи вражеских бомбардировщиков стали побаиваться нашей противовоздушной обороны. Мы перехватили радиограмму от командира бомбардировочной эскадрильи, в которой тот сообщал на свою базу следующее: "Бомбы сброшены на Алжир, как было приказано". Но мы знали, что он сбросил их в море в тридцати милях от берега, потому что в это время наш истребитель завязал с ним бой. Такое свидетельство падения морального духа противника радовало наших людей и поднимало их настроение.

После трех дней интенсивной работы в штабе я выехал на фронт на автомашине, взяв с собой генерала Кларка. Ввиду господства противника в воздухе езда на машинах в прифронтовой полосе была опасным делом. Наблюдатели внимательно следили за небом, и появление любого самолета было сигналом покинуть машину и укрыться. Иногда, разумеется, самолет оказывался своим, но никто не решался мчаться вперед, пока не убеждался, что это действительно свой самолет. Все мы стали настоящими специалистами по распознаванию воздушных целей. Водители машин, саперы, артиллеристы и пехотинцы все время должны были следить за воздухом. Их неприязнь к такому положению отражалась в постоянных сетованиях: "Где же наша проклятая авиация? Почему мы видим в небе только фрицев?" При господстве противника в воздухе наземные войска всегда готовы проклинать своих летчиков.

Кларк и я застали Андерсона за Сук-Ахрасом, где все говорило о непрерывных и тяжелых боях. Почти в каждой беседе с встречавшимися на дороге солдатами я обнаруживал удивительные преувеличения: "Беджа разнесена в щепки бомбардировкой!", "Никто не сможет выжить на следующем участке дороги!", "Нашим войскам наверняка придется отступить!", "Люди не смогут выдержать в этих условиях!". И тем не менее в целом моральное состояние было хорошим. Преувеличения были не чем иным, как желанием отдельных людей рассказать другим о том, что они испытали на себе все ужасы и разрушения и выжили, но у них по было никаких помыслов уйти отсюда.

Солдаты и командиры не имели боевого опыта, но по смелости, мужеству и стойкости войска генерала Андерсона не уступали самым закаленным в боях ветеранам. Условия были физически почти невыносимые. Непролазная грязь с каждым днем усиливалась, все боевые действия велись вдоль дорог, которые на больших участках практически оказались полностью разрушенными. Зимние холода уже опускались на Тунисское нагорье. Доставка на фронт продовольствия, боеприпасов и другого боевого снаряжения превратилась в задачу, посильную для Геркулеса. И несмотря на все эти трудности и слабые силы, генерал Андерсон, войска которого насчитывали всего около трех пехотных и одну танковую бригаду с устаревшей техникой, шел вперед, занял Сук-эль-Хемис, Беджу и вышел к району, откуда уже были видны окраины Туниса.

После первого соприкосновения с противником бои с каждым днем принимали все более ожесточенный и упорный характер. Противник подбрасывал подкрепления более быстрыми темпами, чем мы.

Еще в самом начале я решил идти на дополнительный риск ослабления наших тылов, чтобы усилить войска Андерсона. Нехватка транспортных средств не позволяла сразу подвезти к фронту сильные подкрепления, и мы были вынуждены вводить их в бой мелкими частями, а опасность такого метода использования подкреплений очевидна даже самому неопытному новобранцу. Не было недостатка и в советчиках, предостерегавших меня относительно общественной реакции на «растранжиривание» американской армии. Меня часто спрашивали: "Как Першинг создал себе репутацию в Первую мировую войну?" Однако такие советчики забывали знаменитое заявление Першинга, сделанное им в марте 1918 года, когда для союзников сложилось критическое положение: "Каждый солдат, каждое орудие все, чем мы располагаем, в вашем распоряжении, и вы можете использовать это по своему усмотрению". Я считал, что здесь, в Тунисе, быть может, несколько в меньшем масштабе у нас сложилась обстановка, аналогичная критической ситуации 1918 года, и я был готов принять на себя весь огонь последующей критики, лишь бы союзные войска сумели взять Тунис и преподнести его в качестве новогоднего подарка нашему народу.