Великая Отечественная – известная и неизвестная: историческая память и современность - Коллектив авторов

Впрочем, оговаривается цитируемый автор, «никто не думал о радикальных путях решения давно наболевших проблем» (курсив мой. – А. Г.). На самом деле и об этом, несомненно, думали, хотя, видимо, немногие. И далее: «Люди считали, что Правительство СССР, возглавляемое И. В. Сталиным, само убедилось в бесперспективности дальнейшего существования государственного устройства в довоенном виде. Одни рассчитывали на прозорливость Сталина, другие на содействие Запада. Распространялись нелепые слухи о том, что США и Великобритания якобы способны заставить Сталина отказаться от большевизма»[311]. Опять-таки, подобные настроения существовали, но были отнюдь не всеобщими.

Уже в сентябре 1941 г. в Москве были зафиксированы высказывания, скептически оценивающие перспективы послевоенного урегулирования: «Эту войну мы выиграем, но за ней будет вторая. Кончится первая война, сядут за стол сто дипломатов, в том числе пять наших. И сто будут диктовать условия пяти. Вот тогда и решится вопрос – кто кого… Мы можем, конечно, и победить, но что это будет нам стоить? Дело идет к тому, что нам придется валяться в ногах у Англии и Америки…»[312]

Одновременно представители московской интеллигенции высказывали опасения (которые, возможно, были одновременно и надеждами) на изменение как внешней, так и внутренней политики СССР после войны. Как уверяла собеседников артистка Х., «у нас должны произойти перемены в области политики». Артист оркестра И. был еще более безапелляционен: «В настоящей войне возможно поражение Германии, но в СССР все равно будет изменена форма правления под давлением Америки и Англии в сторону создания демократической республики по их образцу. Для этого будут использованы их войска, которые Америка и Англия ввели в пределы СССР»[313].

О том же говорили и в блокадном Ленинграде. Так, режиссер «Ленфильма» Б. в ноябре 1941 г. утверждал, что «войну Россия, как национальное государство, выиграет, но советскую власть проиграет (здесь и далее курсив документа. – А. Г.)… После окончания войны, которая закончится поражением Германии, благодаря усилиям Америки и Англии, несомненно будет установлена какая-то форма буржуазной демократии. О социализме придется забыть надолго»[314].

Впрочем, более распространены были ожидания лишь некоторого смягчения советского режима в результате союза с демократическими государствами. Академик В. И. Вернадский 15–16 ноября 1941 г. записал в дневнике: «Невольно думаешь о ближайшем будущем. Сейчас совершается сдвиг, и, вижу, многим тоже кажется – огромного значения… Союз с англосаксонскими государствами-демократиями, в которых в жизнь вошли глубоким образом идеи свободы мысли, свободы веры и формы больших экономических изменений с принципами свободы… Впереди неизбежны коренные изменения – особенно на фоне победы нашей и англосаксонских демократий…»[315] Позднее, уже в 1942 г., он добавил (редактируя дневниковые записи 1934 г.): «ясно и то, что 1944 год будет годом огромных изменений. Советский Союз – не сомневаюсь – победит и выйдет из испытаний усиленным. Союз с демократиями усилит у нас свободу мысли, свободу веры, свободу научных исканий. Полицейский режим ослабнет, а м. б. наконец уйдет в историю. После разорения – реконструкция»[316].

Появление в советской прессе большого количества позитивных, даже хотя бы чисто информационных, нейтральных по тону сообщений о жизни стран-союзниц, конечно, не могли не найти отклика в сознании советских людей. Вряд ли соответствующие инстанции не понимали этого (отсюда многочисленные ограничения, например, на распространение журнала «Британский союзник»), но в данном случае сделать ничего не могли.

Весной 1943 г. в Институт экономики АН СССР была представлена докторская диссертация Н. И. Сазонова[317] «Введение в теорию экономической политики». По мнению автора диссертации, соглашения и договоры с Англией и США «открывают широчайшие перспективы международного экономического сотрудничества»[318]. Диссертант выступал за отказ от монополии внешней торговли и привлечение в экономику страны иностранных капиталов. Вывод рецензента: «автор пытается теоретически обосновать необходимость возвращения России в систему капиталистических государств. Обстановка, созданная войной, как видно, начинает формировать определенную идеологию и с этой стороны работа заслуживает внимания» (курсив мой. – А. Г.)[319].

Материалы диссертации, равно как и рецензии на нее, попали в Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП (б) (УПА ЦК ВКП (б)), и там предложениям Сазонова была дана весьма жесткая политическая оценка: «Автор представляет собой певца капиталистического строя и проповедника реставрации капитализма в СССР… является мракобесом, восхваляющим реакционный, в том числе и колониальный империализм»[320]. В результате автор признал свои «ошибки», а диссертация была снята с защиты. Тем не менее, через год в развернутом письме на имя секретаря ЦК А. С. Щербакова глава УПА ЦК ВКП (б) Г. Ф. Александров в разделе, посвященном развитию экономических наук, еще раз вспомнил о диссертации Сазонова, «в которой проводится идея реставрации капитализма в СССР»[321].

В справке ЦК ВКП (б) о настроениях интеллигенции в только что освобожденном Харькове (весна 1943 г.) содержатся любопытные высказывания. По мнению профессора Харьковского университета Терещенко, «в политической жизни страны должны произойти, да, собственно, уже происходят, серьезные изменения». Он считал, что «изменения должны будут пойти дальше, в частности, в сторону демократизации жизни страны…». Доцент Селигеев в какой-то степени предвосхитил столь популярную впоследствии теорию конвергенции: «В процессе грядущего восстановления будет происходить то, что можно было бы назвать диффузией: лучшие мысли, идеи западной культуры не только в сфере науки и техники, но и в области морали и политики, в области мировоззрения неизбежно начнут проникать к нам и наложат свою печать на всю нашу жизнь». Любопытен вывод, который сделал автор справки: «Целый ряд ученых, в прошлом преклонявшихся перед западноевропейскими порядками и культурой, не понимая характера антигитлеровской коалиции, впадают в апологетику буржуазно-демократической политики и культуры»[322].

Любопытно, что военный корреспондент Д. В. Фибих чуть раньше, в январе 1943 г., с употреблением того же термина «диффузия», писал в своем дневнике: «Рассуждения (в редакции армейской газеты. – А. Г.) о будущем устройстве Европы. Возможна ли социальная революция? Я первый высказал предположение, что сейчас не исключена возможность своеобразной диффузии – каких-то новых форм государственного устройства, постепенного перерастания западноевропейской демократии в советские республики. Два года назад эта точка зрения была бы расценена как контрреволюционная ересь. Сейчас наши редакционные политики вполне согласились со мной»[323]. Очевидно, что Фибих имел в виду скорее обратный процесс, чем вышеупомянутый доцент Селигеев, – влияние советского строя на западноевропейскую демократию. Но в обоих случаях речь шла о сближении двух систем – перспективе, которая была исключена с началом «холодной войны».

И не случайно в справке с многозначительным заглавием «О некоторых фактах нездоровых явлений и вывихов в области идеологии», подготовленной в феврале 1944 г. для А. С. Щербакова, утверждалось, что партийные органы занимались в годы войны преимущественно промышленными предприятиями, «упустив из поля зрения многочисленные кадры интеллигенции, работающие в столице на самых разнообразных участках идеологического фронта… в результате запущенности работы с интеллигенцией мы имеем большое количество фактов, говорящих о том, что за последнее время имеется ряд идеологических выводов и извращений»[324].

По большей части представители интеллигенции надеялись на эволюционные изменения к лучшему в результате политического взаимодействия СССР со своими союзниками; но встречались и более радикальные предположения. Уже в 1943 г. в материалах НКВД и НКГБ появляются утверждения о том, что «внутренняя оппозиция» переориентировалась в борьбе с советской властью с Германии на Англию и Америку. Арестованный (и впоследствии расстрелянный) директор ремонтно-строительной конторы ленинградец В. С. Карев говорил на допросах: «в результате войны СССР и Германия будут настолько обессилены, что им придется полностью капитулировать перед англо-американским блоком. Тогда с помощью Англии и Америки внутренние силы контрреволюции поднимут восстание… если убить Сталина, в правительстве будет замешательство и народ восстанет против советской власти, а в это время нам помогут Англия и Америка». Заместитель начальника Ленгорпромстроя Л. Г. Юзбашев утверждал: «Мы в основном должны надеяться на вмешательство извне, потому что США и Англия при их могуществе не будут долго нас терпеть, они либо постараются уничтожить этот порядок, либо нас совершенно изолируют»[325].