Мой «Современник» - Людмила Иванова

Позже в постановочную часть пришел Миша Травин, прекрасный работник и удивительно деликатный человек. Он был рабочим сцены, потом ушел в армию, вернулся к нам и стал заведующим постановочной частью. В «Современнике» работала вся его семья: жена и сын.

А наш костюмер Галина Михайловна Бреслина! Она пришла к нам из МХАТа, интеллигентная женщина, фанат театра, у которой в цехах МХАТа работали все родственники. Ее ласковые руки помнят все наши старшие актеры, а ведь актрисы часто бывают капризны, нервничают перед выходом на сцену почти до истерики. А Галина Михайловна ободрит, зашьет все, что порвалось. Спокойная, уверенная, она сообщала эти качества и артистам. Галина Соколова написала о ней рассказ «Баллада о костюмере», который был опубликован в 1985 году в журнале «Театральная жизнь». Вот этот рассказ.

Баллада о костюмере

– Театр начинается с вешалки, – заметил великий Станиславский. Театр – да! А спектакль начинается не на сцене, а в гримуборных. На это я обратила внимание. Причем в женских гримуборных он всегда интересней, чем в мужских.

Актрисы перед выходом на сцену невест напоминают. Перед венцом.

– Локон не так! Челка не этак! Парик чудовищный… Ой, больно! Шпилька в мозг вошла…

Так актрисы на гримерах нерв свой срывают… Но у гримеров хоть оружие в руках есть – щипцы горячие, ножницы, те же шпильки. А иногда и на хитрость идут мастера женских головок.

– Сейчас попрошу не разговаривать. А то губы неровно подведу. Тут, конечно, любая замолчит. Под пытками губы не дрогнут. Глазами, правда, зыркают, но хоть молчат.

А вот когда актрисы начинают одеваться, тогда губы, ровно подведенные, у них освобождаются, языки развязываются. Закулисный спектакль набирает силу! Много, очень много интересного можно услышать, когда актрисы облачаются в театральные костюмы.

– Галина Михайловна, спектакль начинается! Вы когда-нибудь принесете мне юбку? – строго вопрошает актриса костюмершу.

– Она уже на вас, золотко! – деликатно отвечает та.

– Я и не заметила… Хотя какая это юбка! Это не юбка, а сплошное безобразие! Здесь морщит, там висит…

– Вы беженку играете, Лидочка, беженку!

– Ну и что? В хорошей юбке и бежать удобней.

Галина Михайловна не спорит. Ведь сейчас главное, чтобы актриса кофту не забыла надеть. И не отказалась.

– Боже мой! – стонет актриса, – Вы мне не мои туфли дали. Они мне жмут.

– Вы просто их перепутали, Лидочка. Правую елевой. Может, переобуемся?

– Не буду переобуваться! Плевать я на все хотела… Ой, Галина Михайловна, зачем вы нагнулись, я и сама могла бы… Но вообще-то я не хочу играть.

– Поднимите головку повыше. Я воротничок застегну. Актриса с удовольствием задирает головку. С потолка берет еще одну мысль.

– Я сегодня кошмарно выгляжу.

– Сегодня вы чудо, Лидочка.

– Галина Михайловна, оденьте меня! – кричат из соседней гримуборной.

Бежит Галина Михайловна, вбегает… Актриса уже одета. Говорит хорошо поставленным голосом, очень громко.

– Закройте дверь, чтобы нас не подслушивали.

Галина Михайловна плотно закрывает дверь.

– Я сегодня всю ночь не спала! – заявляет актриса.

«Ну и что же тут подслушивать?» – удивляется про себя, мысленно, Галина Михайловна.

– Вы ведь понимаете, о чем я? – актриса переходит на шепот.

– Понимаю, Ниночка, – шепчет в ответ Галина Михайловна, не понимая ровным счетом ничего.

– Что мне делать? – стонет Ниночка.

– Главное, не обращайте внимания!

– Вы так думаете? – с надеждой шепчет Ниночка.

– Конечно!

– А знаете, я так и сделаю.

– Галина Михайловна, оденьте меня! – раздается трагический крик из конца коридора.

– Слышите, зовет! – таинственно шепчет Ниночка, – сразу догадалась, что вы о ней говорите!

– Ах, вот в чем дело! – наконец соображает Галина Михайловна и бежит к той, о которой, оказывается, она только что говорила. У «той» тоже интересная новость.

– Галина Михайловна, я прожгла юбку.

– Чем?!

– Смешной вопрос. Сигаретой, конечно. Не слезами же горючими.

– Леночка, вы ведь хотели бросить курить.

– В нашем театре бросишь!

– Снимайте юбку, я заштопаю.

Актриса снимает юбку и начинает плакать горючими слезами.

– Ну-ну, успокойтесь! – ласково успокаивает Галина Михайловна. – Все обойдется.

– Правда?

– Уверена…

– Галина Михайловна!..

Бежит. Застает двух раздетых актрис. Именно они начинают спектакль. И именно они и не думают одеваться. Им некогда, они ссорятся.

– Когда я за тебя играла в прошлом году все роли, а ты снималась в кино, я же молчала! – заявляет одна.

– Ты лучше вспомни, сколько ты в позапрошлом году болела! – напоминает другая.

– А я и сейчас больна! Я и сейчас больная играю, второй месяц… Галина Михайловна, вызовите немедленно неотложку. Плохо мне… Сердце… Плохо…

– Вот хорошо-то, – радуется Галина Михайловна, – и себе заодно попрошу укольчик сделать.

– Нет. Не надо неотложку! – отменяет актриса приказ. – Подохну на сцене! Будете знать… Правда, до сцены я не дойду. Галина Михайловна, у вас есть валидол?

– Одна таблетка!

– Мне бы сейчас три заглотнуть. Но и за одну спасибо…

Галина Михайловна отдает последнюю таблетку, быстро одевает актрис, сообщая им при этом, что обе очень похудели.

– Нельзя так худеть, девочки! – врет она и не краснеет.

Обе актрисы краснеют от удовольствия. И Галина Михайловна бежит дальше. И снова слышит:

– Оденьте меня… Оденьте меня…

После спектакля актрисы идут по коридору размягченные, усталые и даже нежные.

– Галиночка Михайловна, как я устала! Если бы вы знали…

– A y меня ноги болят…

– A y меня сердце прошло…

– Мама Галя, есть газетка, цветы завернуть? Опять подарили!

– Галочка, а что ты такая бледная? Устала?

– Нет-нет, все в порядке.

И снова вечный зов.

– Галина Михайловна, разденьте меня… Разденьте меня… Разденьте меня…

Веселая и неунывающая Лиза Никитина, реквизитор, которая не только разыскивала вещи, по времени подходящие к спектаклям – какие-то керосинки, кофейники, чашки, бутылки, – она же подкармливала артистов, на гастролях варила пшенную кашу. Я как сейчас помню: на маленькой плиточке большая кастрюля, и все мужчины стоят вокруг нее с ложками, ожидая свою порцию.

В театре, как вы понимаете, невозможно обойтись без гримеров. У нас было два мастера очень высокого класса. Одна из них – женский мастер Валентина Логинова, которая могла сделать любой портретный грим, постоянно ходила в музеи, изучала картины той эпохи, к которой относится спектакль. Она жила в Новосибирске во время войны, туда были эвакуированы московские театры, и она влюбилась в театр и уже не могла без него жить. Она заслуженный работник культуры, преподавала в Вахтанговском училище, получила звание доцента.