Твой маленький монстр (СИ) - Лари Яна

— И как… успокоил? — насмешливо обрывает он меня на полуслове.

— Спит она. Наверное, показалось.

— Надо же, — по-волчьи скалится Владлен, выразительно оглядывая свежие царапины на моих плечах. — Если кажется — креститься надо, племянничек.

Ругнувшись про себя, твёрдо встречаю его пристальный взгляд и возвращаю его же гаденькую ухмылочку. Умирать, так с музыкой.

— Боюсь креститься уже поздно. Дядюшка.

Какое-то время мы неприязненно меряем друг друга глазами. Личная жизнь Карины его совершенно не волнует. Владлен и сам не отягощён понятиями нравственности, но вот я ему как кость поперёк горла с самого знакомства и если завтра отчим даст мне хорошего пинка под зад, то можно не гадать благодаря кому.

Не сговариваясь, мы расходимся в противоположные стороны. Он, небрежно поигрывая ключами от своей машины, а я — вновь оголившимся задом.

Оказавшись в своей комнате, швыряю в угол полотенце и, не включая свет, падаю на кровать. Глубоко вдыхаю запах недавней страсти с легкой примесью дикой айвы. Запах, который отзывается во мне невольной дрожью и ноющей болью в области груди. Пару минут лежу неподвижно, не желая отпускать призрачный шлейф нашей с Кариной близости. Сказка о безоблачной любви, увы, закончилась, и теперь можно смело признать, что я только сильнее всё усложнил. Просто умалчивать правду было бы легче, но теперь волей-неволей придётся лгать. А лгать я не люблю и не умею.

Досадливо вздохнув, набираю номер Лещинского. Срок, данный мне на раздумья, истекает в полночь сегодняшнего дня, так что времени остаётся впритык.

Трубку мужчина поднимает не сразу. Будто нарочно натягивает нервы длинными гудками. По всей видимости, так оно и есть — наказывает за длительное молчание.

— Заставляешь себя ждать, Трошин. Не лучшая тактика в твоём положении, — сухой голос Лещинского мигом сбрасывает с меня остатки мечтательности.

— Я был немного занят.

— Понимаю. Твоя сестрица, как мне передали, нешуточно обделалась.

— Зачем нужно было её трогать?

— Мотивация, парень, лучший двигатель к действию. Либо ты соглашаешься, либо сестричка пойдёт по кругу, а затем получит пулю в лоб.

Урод. Слушаю его, а руки так и чешутся кинуть что-нибудь о стену. Жаль нельзя, из купленного мною здесь только Гера. Да и то повезло, что бомж сговорчивым оказался, согласился выменять его на пол-литра самой дешёвой водки.

— Что от меня требуется?

Не то чтобы он раньше не говорил, но мало ли, вдруг передумал.

— Ничего нового.

Проклятье! Я готов зарычать, но вместо этого закрываю глаза и коротко отвечаю:

— Я согласен.

— Утром в десять, на том же месте. Тебя заберут.

Даже звучит паршиво.

— У меня вопрос.

— Слушаю.

— Это ведь не ради денег?

— Смышленый пацан, — тон Лещинского удивляет неожиданной примесью грусти — А мог бы быть моим…

Я вновь слушаю гудки, на этот раз с нарастающей злостью. Заранее страшась откровения, которого намерен добиться утром от матери.

Рассвет застаёт меня у постели Карины. Я безумно рискую, что придаёт небывалой остроты этим мгновениям. Почти не дыша, дотрагиваюсь до спутанных волос. Спускаю пальцы к припухшим от поцелуев губам, не смея их коснуться. Сглотнув, воровато целую в висок и оставляю на соседней подушке небольшой букет. Синие игольчатые астры для маленького монстра.

Подозреваю, к вечеру она будет меня ненавидеть в разы сильнее прежнего.

На пепелище не расцветает любовь

— Ринат, почему ты не на занятиях?

Бросив невидящий взгляд в сторону настенных часов, вымученно улыбаюсь заглянувшей ко мне в комнату матери.

— Закрой, пожалуйста, дверь. Нам нужно поговорить.

— Что-то случилось?

Я виновато опускаю глаза, ругая себя за необходимость ворошить прошлое. В частности те времена, когда она вкалывала как каторжник на нескольких работах, чтобы обеспечить нам более или менее сытую жизнь. Дедушку забрал инсульт ещё до моего рождения, а бабушкиной зарплаты школьного библиотекаря едва хватало на её же лекарства. Хорошего мало, и тем не мене…

— Мам, почему ты скрываешь правду об отце?

— Откуда такие мысли? — хмурится мать, нервно сминая пальцами края накрахмаленного передника.

— Не важно, откуда. Просто ответь, — стараюсь говорить ровно, хотя на душе кошки скребут, и чтобы скрыть неловкость, принимаюсь внимательно разглядывать тонкие морщинки, выбившиеся из укладки каштановые пряди, следы муки на кончике носа. Рядом с мамой всегда так светло и уютно, будто об руку с ней до сих пор шагает моё беззаботное детство.

Может ну её, ту правду?

Открываю рот, чтобы перевести всё в шутку, но она жестом просит тишины. Подходит к открытому окну и, глядя куда-то вглубь серого неба, говорит совершенно чужим, надломленным голосом:

— Я любила твоего отца. Любила настолько, что поверила, будто смогу его изменить. Мы познакомились в одном… в одном весьма своеобразном клубе, за два месяца до моей предполагаемой свадьбы с его владельцем — Олегом Лещинским. В ту ночь Олег почти сразу куда-то сорвался, предоставив меня самой себе. Карточные столы, оглушительная музыка, атмосфера вседозволенности и азарта, были для меня, воспитанной в строгости девчонки в диковинку. Я вдруг оказалась перед совершенно новой для меня стороной жизни и, должна признаться, она очаровывала. А затем я увидела твоего отца… Серёжа как раз сорвал крупный выигрыш за игрой в покер, и буквально светился изнутри. Красивый, уверенный, порочный — он так идеально вписывался в этот удивительный мир, что показался мне его воплощением. Ну и когда Серёжа сам подошёл ко мне с предложением отметить успех бокалом шампанского… всё как-то закрутилось, завертелось… В общем, пару дней спустя я уже не сомневалась что готова пойти за ним на край света. Так и дошла аж до самого ЗАГСа.

Олега моё предательство привёло в бешенство. Он кидался из крайности в крайность: то угрожая свести счёты с жизнью, то умоляя не рубить с плеча. Пугал, что Серёжина одержимость игрой мне ещё не раз аукнется, но влюблённые готовы слушать только своё сердце. Это сейчас я понимаю насколько поторопилась вступить в брак, на какие тяготы обрекла себя этим скоропалительным решением. А тогда мы были молоды, беспечны и казалось, что это навсегда.

Осенью сыграли скромную свадьбу, потом появился ты. Тяготы семейной жизни оказалась твоему отцу то ли не по зубам, то ли не по вкусу. Точно не скажу. Он мог неделями пропадать в клубах, за карточным столом и развлечениями. Затем возвращался, вымаливал прощение и… снова срывался.

Когда тебе исполнился годик, я поставила Серёже ультиматум: карты или семья. Он выбрал второе, но его энтузиазм погас всего за полгода. Ему хватило такта выполнить мою просьбу и полностью исчезнуть из нашей жизни. Изредка он присылал нам деньги, но сам так больше никогда и не появился. Зато объявился Олег с предложением начать всё с начала. Больше года я захлопывала дверь перед его носом, продолжая страдать по твоему отцу. Вот такой треугольник получился: Олег вопреки всему, с маниакальным упорством пытался меня вернуть, я не могла забыть Серёжу, а папа в свою очередь был одержим игрой.

Через пару лет у нашего порога появился отец Карины, на глазах которой Серёжа покончил с жизнью. Полиция закрыла дело за неимением состава преступления, а Володе никак не давали покоя мотивы побудившие Серёжу так поступить с его девочкой. Поняв, что до правды не докопаться, он поставил крест на расследовании, а увидев наше бедственное положение, Володя предложил мне работу секретарши. Дальше ты знаешь.

— Что стало с Олегом?

— В последний раз он навестил нас после смерти твоего отца. Под кайфом и с моим обручальным кольцом в руках… — маму едва заметно передёргивает, вероятно, встреча была не из приятных. — Я снова выставила его за дверь и больше никогда не видела. Знаешь, мне никак не удаётся избавиться от чувства, что именно я своим легкомыслием испортила ему жизнь.