Синий туман - Татьяна Владимировна Солодкова

— Наелась?

Чем дольше я ем, тем дольше меня не тронут, не так ли?

Поэтому интенсивно машу головой.

— Голодная как стадо слонов.

Неверный ответ.

— Люблю, когда в женщину много помещается, — протягивает Барон с многообещающей улыбкой.

И я захлебываюсь только что набранным в рот вином.

— Воды? — любезно предлагает собеседник.

На глазах выступают слезы. Все еще кашляя, мотаю головой и сама хватаю стакан. Пью мелкими глотками, чтобы восстановить дыхание. Зараза, нельзя говорить такое под руку!

— Русалка, а как ты любишь в сексе? — настигает меня новый «невинный» вопрос.

Возвращаю стакан на стол.

— Люблю приковывать партнера к спинке кровати, — заявляю с самым невинным видом.

Взгляд Барона предупреждающе холодеет. Ясно, наручники мне никто не даст — не прокатило.

Что-то в горле пересохло. Тянусь к бокалу с вином.

— А как должна? — спрашиваю прямо.

Глаза Барона сужаются.

— Жестко…

Ну кто бы сомневался.

— С кровью и криками.

Дерьмо! Я попала!

Видимо, от последнего заявления я таки сбледнула с лица, потому что Барон подается вперед и накрывает мою ладонь своею, заглядывая в глаза.

— Боишься меня?

Да, черт возьми!

Спокойно, Кайя, покерфейс — наше все.

Широко улыбаюсь.

— А надо?

— Иди ко мне, — получаю вместо ответа. Выпускает мою руку и снова откидывается на спинку стула, постукивает по своему колену, будто подзывает собачку.

Л-ладно.

Поднимаюсь, пытаясь сделать это максимально неспешно и грациозно. Подхватываю полупустой бокал и собираюсь забрать его с собой.

— Не-а, — хитро улыбается Барон. — Вино оставь.

Улыбаюсь в ответ (уже лицо сводит) и возвращаю бокал обратно на красную скатерть. И вовсе я не планировала садануть им об стол, чтобы потом всадить острую ножку в кое-чье горло. Так, пофантазировала немного.

Огибаю стол.

Девчонки продолжают танец, глядя прямо перед собой, будто кроме них, тут никого нет. Сколько таких, как я, они видели в этой комнате? И сколько раз были на моем месте? Вон какие послушные. Может, под дозой?

Но, блин, целые! Значит, есть шанс, что кровь и крики не связаны с расчлененкой?

Марла, Марла, надеюсь, удача, которую ты мне пожелала, еще при мне.

— Они нам не помешают, — заверяет Барон, в очередной раз перехватив мой взгляд, направленный на сцену. Отодвигается от стола. — Садись. — Снова хлопает по коленям. — Садись и танцуй, как они.

«Как они» у меня не получится. У меня за спиной пара лет балетной школы, а не танцев на пилоне.

Но меня не спрашивают, ага. Хватают за талию и садят на колени к себе лицом. Мои широко раздвинутые ноги оказываются по бокам мужского торса, а шлица в прямом смысле скрипит по швам.

— Танцуй, — короткий приказ.

Да как скажешь…

Думай, Кайя, думай!

Танцую. Чуть прогнуться в спине, приподнять руками волосы…

Кусаться и царапаться я уже пробовала с подельниками Майкла. Итог — чуть не сломанная челюсть. Повторять — глупо. Тут надо «валить на глушняк», как однажды выразился Пол. Ну а что? Отчаянные времена — отчаянные меры.

Танцую и, видимо, хорошо, потому как через пару минут этих трепыханий Барон с утробным рыком рвет платье на моей груди.

— Так красивее, — комментирует, с видимым наслаждением пропуская между пальцев длинные темные пряди, как по заказу, именно в этот момент соскользнувшие с плеча на бесстыдно оголенную кожу.

Да что ж у него за фетиш по волосам?!

Горячие ладони оказываются на моей спине, давят, прижимают крепче. Одна так и остается там, а вторая скользит вдоль моего позвоночника вверх; жесткие пальцы зарываются в волосы на затылке. Ширинка у него просто каменная.

— Можно я сбегаю в туалет? — вскидываюсь, когда рука Барона проходится по моей шее.

— Можно — кричать, — хрипло шепчет он мне на ухо, обдирая щетиной щеку, и, прежде чем я в полной мере осознаю, что за этим последует, с силой сдавливает пальцы на моем горле, а второй рукой грубо ныряет под юбку. Скотина, ты слышал о прелюдии?!

— Кричи-и-и…

Идиот, нельзя кричать с пережатым горлом!

Чуть расслабляет пальцы, позволяя глотнуть воздуха, и опять душит. У меня темнеет в глазах. Бессильно луплю его по руке, пытаюсь разжать хватку, но эффекта не больше, чем если бы я попробовала разогнуть железный прут голыми руками.

Мне нужен упор… Какой-нибудь упор…

Бью ногами по воздуху, наконец упираюсь пальцами правой в край спинки стула своего мучителя и со всей силы отталкиваюсь. Он этого не ожидает: хватка слабеет, а я с размаха бьюсь лопатками о край столешницы. Кажется, будто весь воздух выскальзывает из легких. Звенит посуда, бокал падает на пол и разбивается вдребезги.

А в следующее мгновение Барон вскакивает с удивительной для его неспортивного тела прытью и подхватывает меня под бедра, заваливая на стол и теперь уже сам отшвыривая от нас посуду. Грохот оглушительный.

Перед глазами мелькает одна из люстр, безучастные лица все еще танцующих девушек, а потом их сменяет заслоняющая все раскрасневшаяся рожа Барона с совершенно дикими глазами. Угодила, хотел же с кровью…

Так получи!

Моя ищущая рука наконец натыкается на осколок разбитой тарелки. Видит бог, обходя стол, я присмотрела нож для сервировки, но и такое сойдет.

Всаживаю половину плоской тарелки прямо в маячащий перед глазами кадык. Острым краем, со всей силы и злости, на которую способна. Хрип, горячие брызги на лице, вопль кого-то из танцовщиц.

Еле как успеваю перехватить падающее на меня громоздкое тело второй рукой и самой не напороться на противоположный край тарелки.

Мать вашу, я только что убила человека!

Глава 24

Что-то пищит…

Поднапрягшись, сталкиваю с себя обмякшее тяжелое тело. Перекатываясь, оно со скрежетом давит оставшуюся на столе посуду. А я, обхватив ладонью передавленное горло, просто судорожно дышу, глядя на блестящую люстру над своей головой.

Воздух, пропитанный парами разлитого вина, ароматом великолепно приготовленного мяса и запахом свежей крови в этот момент кажется мне самым свежим и чудесным на свете.

А потом я возвращаюсь в реальность и резко сажусь. Осколки скрипят под ладонями, но я еще на адреналине, ничего не чувствую. Взгляд на дверь — заперта. На сцену — одна танцовщица стоит, обняв свой шест, как дендролог молодое деревце, вторая упала на колени и жалобно скулит на одной ноте, спрятав лицо в ладонях, а третья опустилась рядом с ней на корточки и успокаивающе гладит по волосам,