Алена и Аспирин - Марина и Сергей Дяченко

— Витя, я так деньги зарабатываю, — тихо сказал Аспирин. — Там дальше про клонированных обезьян, которые старушку изнасиловали… Ты ведь не веришь?

Вискас вздохнул. Из-за неплотно прикрытой двери комнаты раздавались размеренные, жестокие гаммы.

— Она живет у тебя? Так и живет?

— Так и… а что?

— Ничего… можно было бы представить, что это ты, вдруг окрутев, рвешь людей голыми руками. Но ведь не ты.

— Значит, медведь? — Аспирин хихикнул.

— Послушал бы человека, который тебе добра желает, — печально сказал Вискас. — Я спрошу — ты можешь отшутиться. А когда тебя серьезные люди спросят — что это у тебя за фигня?

Аспирин разозлился и испугался одновременно:

— Витя, — он говорил шепотом, стараясь не коситься на дверь. — Медвежонок-трансформер — это к психиатру. Тебя же первого твои серьезные люди направят. А вот если на меня еще кто-то наедет — извини. Подумай, как будешь оправдываться.

Вискас нахмурился:

— Не понял?

— Да понял, — Аспирин отвернулся, уже жалея о сказанном. — Если бы те хлопцы набили мне морду и угнали машину — тогда ничего, молодец, Леша. А если… короче, если кто-то еще нацелится на меня или на Алену — я ни за что не отвечаю.

Гамма за дверью оборвалась.

— Дурак ты, Лешка, — печально сказал Вискас. — От кого тебя твоя девчонка защитит? От шпаны только. А если налоговая наедет? А если наркоту найдут? А если посадят? Что тогда?

Аспирин заставил себя посмотреть ему в глаза.

— Ты бы видел, какая у этой девчонки «крыша», — сказал шепотом. — «Налоговая»… «Наркота»… Я бы на твоем месте поостерегся.

Вискас моргнул, и в глубине его непроницаемых гляделок что-то на секунду изменилось.

— Он в самом деле может причинить тебе зло?

Вискас ушел. Аспирин долго сидел на кухне, вертел в руках опустевший стакан из-под кефира и слушал Аленины упражнения. Сторонний человек, пожалуй, не поверил бы, что эти техничные пассажи выдает девчонка, пару месяцев назад впервые взявшая в руки инструмент.

Потом Алена перестала играть. Пришла на кухню, уселась напротив и сама, первая заговорила с Аспирином — неслыханное дело!

— Он может тебе навредить? Сильно?

— Не знаю, — сказал Аспирин, подумав. — Но, наверное, может. Да. Тебе-то что?

— Ты его боишься?

— Наверное, да, — нехотя отозвался Аспирин и подумал, что теперь в его жизни есть вещи пострашнее Вити Сомова.

— Это из-за нас с Мишуткой?

Аспирин посмотрел удивленно. Алена не насмехалась.

— Что он может? — спросила снова. — Напасть, убить? Мишутка прикроет.

— Меня? — Аспирин хмыкнул.

— Тебя, — сказала Алена тихо. — Ты, конечно, не очень хороший человек. Но если у тебя неприятности из-за нас…

— Я уезжаю, — сказал Аспирин устало. — А вам оставляю квартиру. Делайте, что хотите.

В четверг он сдал документы в посольство. Ему велели приходить за визой в понедельник.

Он пообедал в кафе. В толпе на улицах — и вообще в открытых людных местах — ему было спокойнее. Правда, нервировал телефон — Аспирин вздрагивал от каждого звонка, злился на себя и все равно вздрагивал.

Позвонила Женечка. Попыталась назначить свидание, но Аспирин ее мягко отвадил. Позвонила мама — та в последнее время трезвонила каждый день, не жалея денег. Будто хоть кому-то могло стать легче от новой серии встревоженных вопросов: «Как ты? Что ты делаешь? Что там вообще у тебя происходит?»

Кончилось тем, что Аспирин выключил телефон.

Успеет он удрать в Англию — или его прижмут раньше?

И что он будет делать в Лондоне? С тамошними ценами его сбережений хватит ненадолго…

Как поведет себя Вискас? Как поведут себя «серьезные люди»? Может быть, спокойно дадут ему уехать, чтобы не спеша, без помех, заняться Аленой?

Вот тут-то Мишутка им задаст…

Аспирин с раздражением отодвинул переполненную пепельницу. Официантка будто не видела — порхала туда-сюда, вот это сервис, вот это обслуживание, обалдеть!

Можно ли убить Мишутку? Аспирин стрелял в него и попал. Вырвал клок ваты. А если пальнуть из нескольких стволов? А если из автомата? Только опилки посыплются.

Что будет с Аленой, если Мишутку убьют?

Тьфу ты, он думает о нем, как о живом…

Он раздраженно подозвал официантку. Расплатился. Вышел под октябрьский дождь. Поежился, накинул капюшон, раскрыл зонтик.

У кромки притормозила черная машина. Аспирин отшатнулся. Из машины выбрался чиновник средней руки, проскочил под дождем в распахнувшиеся двери офиса; плохо дело, подумал Аспирин. Если я от каждой тени начну шарахаться… И какого лешего, объясните мне? Какого черта?!

В четыре начинало смеркаться. Аспирин был на ногах с раннего утра, сейчас следовало идти домой, но он боялся. А вдруг позвонят в дверь и предъявят корочки? Возьмут тетю Свету в понятые, устроят обыск, выудят из диванной подушки пластиковый мешочек с неназываемой дрянью, достанут ствол из-под обувной полки и обнаружат, что из него стреляли — всего-то месяц назад… И тут же найдется подходящий труп с дырой вот именно от этого пистолета. И окажется Аспирин, с младенчества имевший собственную комнату и с отрочества — собственную квартиру, окажется, избалованный, на много лет в тюряге… За что?

Смогут ли они завалить Мишутку? Он, конечно, чудовище, но даже панические выстрелы Аспирина продырявили монстру шкуру. Аспирин стрелял трижды. Сколько раз попал?

Он снова включил телефон и позвонил домой. Долго никто не брал трубку.

— Алло?

— Привет, — сказал Аспирин, удерживая облегченный вздох. — Что ты делаешь?

— Занимаюсь.

— Никто не звонил, не приходил?

Пауза. Аспирину стало холодно.

— Никто.

— Если кто-то позвонит в дверь, не отпирай. Сиди, будто никого нет дома. У меня ключ.

— Ладно, — если Алена и удивилась, то виду (слыху?) не подала.

Он отпер дверь неслышно. Ну, почти неслышно — замок все-таки щелкнул, хоть и не очень громко.

Алена играла на пианино. Аспирин прокрался в комнату, не снимая ботинок, оставляя за собой мокрые следы.

Алена сидела на кончике стула. Левая ее рука нависла над малой октавой, под пальцами глухо проворачивался тяжелый, мощный, недобрый механизм (так, во всяком случае, услышалось Аспирину), а правая рука хотела жить и боролась за жизнь. Преодолевая гул неведомых шестерней, выплеталась тема, карабкалась, будто по скользким стенам колодца. В какое-то мгновение Аспирину померещился ля-минорный концерт Грига, но наваждение было секундное: Аспирин никогда прежде не слышал такой музыки, более того, не был уверен, что это музыка, а не что-то другое.