Дети ржавчины - Михаил Тырин

Подорожник хмыкнул, довольный произведенным эффектом.

- Ешь, - сказал он и подвинул тарелку.

"Не уподобляйся..." - подумал я и накинулся на картошку с мясом. Наверно, ни один гурман, разворачивая золотую фольгу с искусно пропеченным цыпленком, не испытывал такого наслаждения. Меня смущала только мысль, что еда быстро кончится или, еще хуже, у меня ее отнимут по какой-то причине. Но Подорожник, глядя на меня, лишь посмеивался.

Тарелка опустела. Мне вдруг стало неудобно за свое поведение. Там, в прежней жизни, я ни под каким видом не позволил бы своим чувствам выходить из-под контроля. А здесь - разболтался. Никакой самодисциплины.

Настало время подумать, что у меня попросят в обмен за эту минуту счастья.

- Хочешь каждый день так питаться? - спросил Подорожник.

Я неопределенно усмехнулся. Мной овладело подозрение.

- Конечно, хочешь, - усмехнулся в ответ собеседник. - Выпей вина. Не бойся, это не та гадость, что разливают в трактирах.

Я сделал глоток. На вкус это была яблочная наливка, довольно крепкая. Подозрения усилились. Зачем это он меня спаивает?

- Я не знаю, кто ты такой, - проговорил погонщик, не переставая ухмыляться, - но ты, похоже, хороший боец. А вот все остальные думают, что ты сумасшедший. Или лжец. Уже подходящее имя подбирают. Представляешь, каково тебе будет с таким именем?

Я молчал.

- С таким именем тебя не возьмут даже в старосты, - продолжал он. - Не надейся, что твоя сила важнее имени и репутации. Так и останешься уборщиком навоза.

Я сделал еще два больших глотка и почувствовал себя чуть свободнее. Подорожник сверлил меня взглядом.

- К тому же ты - чужак. У нас не доверяют чужакам. Ничего не доверяют, кроме навоза.

- А у вас часто бывали чужаки? - поинтересовался я.

- Редко. Я видел двоих. Один появился на речной заставе, он не говорил ни слова, только рычал и бросался на людей. Его посадили в клетку и показывали за клинки, пока он не умер с голоду. А другого убили крестьяне, когда он воровал капусту с огородов. Надеюсь, ты не из их племени?

- Наверно, нет.

- Я хоть и не верю тебе, но выхода у меня нет. Ты - воин, а не конюх. Становись погонщиком. Я отставил в сторону кружку.

- И что дальше?

- Будешь ездить с нами. Будешь иметь клинки. Есть досыта. Тебе мало? Ты к тому же получишь хорошее имя.

"Он меня еще уговаривает, - с восторгом подумал я. - Ведь это именно то, что мне нужно. Не ему, а мне!"

- Как же мы будем вместе работать, если ты мне не веришь?

- Я никому не верю. Для моей работы это не очень-то надо...

- Ошибаешься...

- А про тебя я все узнаю после первого же переезда. Так ты согласен?

- Подожди... Я все-таки хочу понять, зачем нужен я. Разве мало хороших бойцов? И разве трудно уговорить их стать погонщиками, если и еду, и клинки, и имена вы гребете лопатой? Зачем тебе я - чужак, ненормальный, которому ты не веришь?

Я должен был задать этот вопрос. Мне по-прежнему казалось, что со мной хотят сыграть и обмануть. Все складывалось слишком хорошо, чтобы быть правдой.

Погонщик перестал улыбаться.

- Безымянный, ты, наверно, не понял, какую судьбу я тебе предлагаю. Мы будем ездить по дорогам. Там не будет старост. Там нет Холодных башен. Только посланники Прорвы и разбойники за каждым деревом. Безымянный, каждый наш выезд - прогулка по краю могилы! Так что решай сразу.

Я молчал. Конечно, я был согласен, но не спешил объявить об этом. Я готовился задать один вопрос.

- Ведь это ты подобрал меня на дороге? - проговорил я.

- Да, я. Но на этот счет не волнуйся. Ты мне ничего не должен.

- Ты помнишь это место?

- Помню, примерно, - слегка удивился погонщик. - А что?

- Это далеко?

- Далеко. Дня три пути. Это в долине, где много водопадов, на пути к Третьей горной заставе. Почему ты спрашиваешь? Ты оставил там что-то?

- Ну... да. Смогу я побродить часок, если мы окажемся там?

- Значит, согласен, - облегченно сказал Подорожник и бесцеремонно отпил из моей кружки. - Что, интересно, ты будешь там искать? Наверняка это уже нашли без тебя.

- Нет... - я замолчал, не зная, стоит ли сразу раскрываться. Потом решил, что стоит. Мне не терпелось узнать ответ. - Там должна быть пещера...

- Ха! Там тысяча пещер. Какая тебе нужна? Сердце екнуло. Но не остановилось. Ничего страшного, жизнь продолжается. Тысяча пещер - не миллион. Можно поискать.

- Странный ты какой-то, - хмыкнул погонщик. - Завтра сходим к Лучистому, я скажу, что забираю тебя. А ты помойся хорошенько. От твоей одежды так несет навозом, что хочется плюнуть.

Я вышел в пустой темный двор. Тысяча пещер... Сейчас, когда я узнал, что вернуться будет непросто, мне вдруг впервые захотелось домой. К Лерочке. К Ка-теньке. К троллейбусам и шумным улицам. К Директору, наконец.

Тысяча пещер. Ну ничего. Главное, стронуться с мертвой точки. Теперь все будет по-другому. Теперь что-то изменится, наверняка.

Я наивно полагал, что могу следующим утром поваляться лишний часок после подъема. Но староста, пришедший выгонять нас работать, понятия не имел о переменах, наступающих в моей жизни. Ему было на них наплевать. Он считал, что, пока я числюсь на конюшне, должен заниматься лошадьми, и был по-своему прав.

Пришлось таскать лоханки с водой. Однако теперь меня не угнетали ни эта работа, ни тошнотворный завтрак, съеденный вскоре после пробуждения. Я испытывал пренебрежение к своей прежней, неуютной и уже отдаляющейся жизни. Наконец-то наступали те перемены, о которых я столько думал. Я уже жил там, в завтрашнем дне, где я наконец смогу оторваться от постылого овощного двора, где увижу все, что хочу видеть, и найду ответы на накопившиеся вопросы. Я был убежден, что именно так и сложатся события.

После обеда мы с Подорожником отправились на попутной повозке к Лучистому. Тот собирался куда-то уезжать и уже сидел в седле своей новой лошади. Человек с обожженным лицом, которого я уже однажды видел, был рядом с ним. Он гарцевал на своем коне, высокомерно поглядывая на меня.

Повелитель не побрезговал сказать мне несколько слов. Он говорил о нешуточном доверии, оказанном мне, о необходимости быть честным и храбрым, о верности своему господину и благодетелю. Под последним он имел в виду себя, конечно.

Я почти не слушал Лучистого. Я даже не смотрел на него. Не смотрел, чтобы не рассмеяться.

Их величество гордо восседало на коне, положив ладонь на рукоятку дорогого, хорошо отделанного тесака в кожаных ножнах. Мой серый двубортный пиджак, отчищенный и залатанный, был перепоясан широким ремнем с коробочкой-именем. Мои брюки - заправлены в короткие сапоги из мягкой кожи - А мой галстук - мой старый зеленый галстук, подаренный Леркой на Рождество, красовался на лунообразной голове Лучистого, перетягивая большой покатый лоб прямо посередине.