Последняя битва - Андрей Посняков

На этот раз за столом долго не засиделись, всем хотелось получше выспаться перед завтрашней охотой. Галантно пожелав спокойной ночи хозяину и хозяйке, «дон Хуан» кликнул своих «миннезингеров», и те, не бросая своих инструментов, пошли вслед за ним в покои для почетных гостей. Все, кроме Осипа, тот как раз отпросился к поварам.

– Ну, – едва войдя, сразу же оглянулся Иван. – Выкладывайте, что узнали?

– Да мы…

– Да я…

– А вот я…

– Цыц! – Раничев сдвинул брови. – Попрошу высказываться по очереди. Сперва, гм… допустим ты, Савва.

– Значит так. – Выйдя на середину комнаты, Савва откинул с глаз светлую челку. – Стражи, что отдыхали после службы, разговаривали со мной неохотно, однако ж одного все же удалось разговорить – рыбак оказался. В смысле не сам по себе рыбак, а время от времени, больше для удовольствия, чем для прибытка. Вот и я рыбаком прикинулся. Хотя, наверное, и прикидываться-то не пришлось, сам это дело люблю… бывало, на уду такого язя вытащишь, что диву даешься. А вот как-то раз…

– Короче, Склифосовский, – жестко перебил Иван. – Что тебе рассказал тот рыбак?

– Угу, – кивнул Савва. – Вот я и говорю… Ловил он как-то рыбу на плотине у старой мельницы, поймал голавля, язя, двух подъязков, а как стал третьего вытаскивать – опп! Услыхал такое жуткое рычание, что бежал со всех ног прочь, позабыв про рыбу! А ведь этот парень вовсе не робкого десятка, воин!

– Всего-то рычание?

– Всего-то. – Рассказчик развел руками. – Но говорит, очень было страшно!

– Добро, – потер ладони Раничев. – Больше ничего воин твой не рассказывал?

– Нет.

– Тогда теперь ты, Глеб.

Писец откашлялся и довольно толково доложил о беседе с «подлым людом», сиречь с конюхами, плотниками, постельничими и прочими слугами. Все они, как один, твердили о каких-то жутких и непонятных вещах, творящихся по ночам у старой мельницы.

– И Августа-кормилица старую мельницу нехорошо поминала, – тихо сказала Ульяна. – Она по-польски говорит, не все понятно.

– Та-а-ак, – подвел итог Раничев. – А ну-ка подробнее!

А вот подробнее не получилось. Похоже, и впрямь, никто из рассказчиков ничего толком не знал и лично не видел, а только передавал слухи. Все сходились в одном – рычание, лязг, какой-то жуткий – «словно из ада» – запах. И больше никакой конкретики не было! Оставалась, правда, еще надежда на Осипа… Которую, увы, Рваное Ухо не оправдал. Вернувшись от поваров, рассказал то же самое почти слово в слово. Выслушав, Иван лишь покачал головой да, хмыкнув, поинтересовался мельницей – где именно расположена да кому принадлежит?

– Расположена на реке у деревни Зеевальде.

– Да нет же, не у самой деревни, в отдалении, ближе к озеру!

– Так я и говорю – у озера!

– Цыц! Чья мельница-то?

– Орденская. Но заброшенная – там колесо да плотину чинить надо, орденские братья уже приезжали, осматривали, так что, наверное, скоро починят.

– Так… – Раничев выпроводил ребят и задумчиво уселся на ложе: по всему выходило, следует немедленно заняться мельницей! Может быть, даже завтра, на охоте. А что, притвориться, что заблудился, а сам – спуститься с холмов к реке – ее из замка видно, – а там вдоль по течению выйти к озеру. Мельница не иголка, отыщется.

Иван не ложился, ждал одного визита. Зажег свечку да все мерил покои шагами, думал. Если сейчас все разъяснится, выяснится, кто предатель, то – что? Как себе вести с соглядатаем? Избавиться, предварительно допросив, или повести игру потоньше?

Ага, вот наконец-то стук!

Иван быстро отворил дверь, впуская в покои пажа.

– Входи, Генрих. Ну как?

Мальчишка молча протянул свиток.

– «Великому князю рязанскому Федору Олеговичу челом бьем. О том скажем: Ивашко-боярин, коего ты посылал с важным делом, отложился к орденским немцам, православную Христову веру предав. Оттого многие убытки княжеству будут. Челом бьют верные слуги твои – Осип Рваное Ухо, Глеб Мелентьев, писец, приказчик Савва да девица Ульяна». – Прочитав, Раничев покачал головой: ну и ну! Хитер, собака, хитер, ишь как обставился – сразу четырьмя именами подписался. Зачем? Мог ведь и вообще не именоваться никак. Видать, для большей достоверности: вот, мол, сему раничевскому предательству и свидетели имеются, аж целых четверо! Хитер…

Иван быстро взглянул на пажа.

– Кто передал письмо?

– Никто. – Генрих пожал плечами. – Лежало на столе в людской, сверху приписана просьба – передать русским купцам, и деньги – два талера. Солидная сумма, дон Хуан! Отдать вам?

– Оставь себе, парень.

– Так я правильно выполнил просьбу?

– Правильно. Ступай, ступай… Передай своей госпоже мое большое спасибо.

Поклонившись, паж вышел, и Раничев, не сдерживая больше гнева, с яростью бросил письмо на пол:

– Ну хитер, гад! Хитер…

А юный паж между тем, как верный слуга, отправился с докладом к хозяйке. Остановившись у двери, расчесал костяным гребнем волосы, постучал.

– Генрих, ты?

– О да, прекраснейшая из прекрасных.

– Входи же, не стой.

Паж вошел… и столбом застыл на пороге: прекрасная госпожа стояла перед ним почти что нагая, в сиреневой полупрозрачной накидке из тончайшей ткани, отнюдь не скрывавшей всех манящих прелестей ее обладательницы.

– Ну что же ты стоишь, мой верный Генрих? Докладывай. Ты отдал перехваченное письмо дону Хуану?

– Отдал, – справившись со смущением, кивнул паж.

– Ну-ну, не надо смотреть в пол. Или я недостойна твоего взгляда?

Пани Елена двумя пальцами взяла пажа за подбородок и, чуть наклонившись, неожиданно поцеловала его прямо в губы.

– О… – не в силах поверить в случившееся, прошептал тот. – О, божественная…

– Ты хочешь сказать, что готов ради меня на все? Не правда ли, верный Генрих?

– О, да, да… На все… На многое…

– А ведь у меня есть к тебе одна просьба.

Паж упал на левое колено и приложил руку к сердцу.

– Я выполню все, моя госпожа, все, что бы ты ни попросила! Пусть даже ради этого мне придется расстаться с жизнью!

– Милый мальчик… Мне вовсе не нужна твоя жизнь… ведь ты меня так любишь… Вот, возьми.

Прекрасная паненка протянула влюбленному мальчишке короткую железную трубку – ручницу:

– Ты ведь умеешь стрелять?

Генрих вышел от своей госпожи красный, словно вареный рак. Душа его была полна греховных иллюзий, ведь красавица пани так много обещала ему, что… О, будь, что будет!

Парень так замечтался, что едва не позабыл просьбу своей возлюбленной дамы, вспомнил уже, когда разделся и забрался в постель. Обрадованный – что все же не забыл, вспомнил – накинул на плечи плащ, босиком спустился к людской, подозвав первого же попавшегося на пути слугу:

– Передай конюху – пусть срочно зайдет к госпоже!

Уже с самого раннего утра в замок съехались гости. В глазах рябило от пестрых костюмов знати и их челяди. Разноцветные суконные вамсы соседствовали с бархатными колетами и коттами, те – с расшитыми гербами плащами, синими, зелеными, алыми беретами, украшенными фазаньими перьями, с дорогими попонами, с усыпанной драгоценными камнями упряжью. Некоторые гербы Раничев уже видел и раньше – взять вот хоть того серебряного орла на лазоревом поле, что красовался на низеньком толстячке с улыбчивым, выбритым до синевы, лицом записного пройдохи. Иван не помнил, как звали сего доблестного рыцаря, да и не очень-то ему было нужно помнить.

Вот на вороном коне проскакал к гостям хозяин, Здислав из Панева, в щегольском синем плаще с собольей оторочкой, в шапке, щедро усыпанной жемчугом. Остановившись, спешился, с любезной улыбкой встречая только что въехавшую в ворота замка пару – высокого худощавого мужчину с длинной рыжей бородой и красивую женщину с пронзительно синим взглядом. По тому, как рыцарь Здислав смотрел на нее, по не сходившей с его уст улыбке, Иван догадался, что женщина эта не кто иная, как пресловутая баронесса Изольда фон Эппл. А высокий мужчина, не иначе, ее дражайший супруг с ветвистыми, как у оленя, рогами.

– А где же мой верный оруженосец Александр? – громко спросил мужчина, и Раничев понял, что не ошибся.

– Он ждет нас у лисьих нор, – пояснил пан Здислав. – Надеюсь, мы сегодня прекрасно проведем время. У меня, кстати, гостят миннезингеры! Позвольте представить вам знатного кастильского рыцаря дона Хуана!

Раничев сдержанно поклонился.

Затрубили трубы, залаяли поджарые охотничьи псы, и пестрая кавалькада всадников весело и неудержимо понеслась к лесу.

Иван ехал в самом конце, собственно, его ведь не очень-то интересовала охота. Мельница – вот бы что осмотреть, проверить! И еще… Незнакомца в алом плаще с золотым оленем среди толпы всадников не было! Что ж, оно и к лучшему, не придется ничего выдумывать – на нет, как говорится, и суда нет.

Подумав так, Иван несколько повеселел и, поддавшись общему веселью, взял лошадь в шпоры, быстро нагнав радостно несущуюся кавалькаду. Прямо перед ним, на белом иноходце, скакала пани Елена. Стянутые лишь тоненьким ремешком волосы ее вились на ветру золотистой неудержимой бурей. Рядом с ней, почти стремя в стремя, ехал паж Генрих в узенькой зеленой курточке, обшитой рыжим беличьим мехом, а уж за ним скакали слуги.