Пока еще жив - Питер Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грин покачал головой:
— Не надо. Разве что хотите сами все проверить? — Он с сомнением посмотрел на мокасины Брэнсона. Белла успела переобуться в резиновые сапожки.
— Я только хочу на этот клочок посмотреть.
Стараясь не наступать на старые следы, Грин повел его к зацепившемуся за ветку обрывку ткани. В просвете между кустами сержант увидел деревянный причал. Озеро имело овальную форму, берега его сильно заросли, по периметру было оборудовано несколько рыболовных мест. В дальнем конце озеро сужалось, становясь чуть шире речки, но потом снова расширялось. Идиллия да и только.
Уильям Питчер оказался человеком разговорчивым, если не сказать болтливым, настоящим кладезем информации, и мог многое рассказать об обществе и его членах. Гленн Брэнсон никогда даже не задумывался о том, что пруд чем-то отличается от озера. Теперь, благодаря Уильяму Питчеру, он это знал. Любой внутренний водоем, площадь которого превышает пол-акра, называется озером. Площадь здешнего достигала трех с половиной акров, а его главная проблема, объяснил словоохотливый рыболов, заключалась в угрозе заболачивания.
Впрочем, как вскоре выяснилось, по крайней мере в этой части озера проблемы были посерьезнее.
49
Эмис Смолбоун кипел от злости. Прошлепав к краю бассейна — каждый шаг отдавался жгучей болью в стертых подошвах, — он посмотрел на четыре зеленых цилиндрических деревца в металлических кадках на противоположной стороне и сердито затянулся «коибой».
Эмис Смолбоун не просто кипел от злости. В нем бушевал неутихающий ураган гнева. Гнев этот был так силен, что он даже не заметил ледяного тягучего винтажного ирландского виски «Джемисон». Высоко над ним голубело ясное послеполуденное небо. Пролетевший реактивный самолет оставил на нем клубящуюся белую полоску. Среда. Первая неделя свободы. После встречи с Грейсом он все же зарегистрировался в хостеле и встретился с офицером службы пробации — исключительно для того, чтобы не давать ублюдку-полицейскому повода еще раз к нему прицепиться.
Когда-то он жил в одном из лучших в городе домов ценой три миллиона фунтов, у него была вилла в Марбелье, яхта восьмидесяти футов длиной, «феррари-тестаросса». А что теперь? При освобождении ему выдали сорок шесть фунтов плюс жалкое недельное пособие.
И что он мог купить на эти гроши?
Их не хватило бы даже на бутылку виски, вроде той, что он пил сейчас у бассейна лондонского отеля.
А ведь в том, что так случилось, в том, что он все потерял, всего лишился, виноват один человек. Мало того, он ясно дал понять, что и теперь не оставит его в покое. Ублюдок отвез его на самую вершину Девилз-Дайк, унизил самым гнусным образом, причем за то, чего он не делал.
Небольшой запасец остался; ищейки Грейса нашли не все. Денег этих хватит на несколько месяцев относительно комфортной жизни, но, если думать о будущем, нужно побыстрее восстанавливать бизнес.
Здоровенный, мускулистый, с бритой головой и черными очками Генри Тилни пересекал лазурное пространство уверенным кролем, словно говоря: да, я не просто самый мерзкий сукин сын в этом бассейне — я самый мерзкий сукин сын во всем мире.
Интересно, не в первый уже раз задавался вопросом Смолбоун, как вышло, что этот тип избежал наказания, а он получил пожизненное? И если, отсидев двенадцать с лишним лет, нарушит условия досрочного освобождения, то вернется туда, откуда вышел.
Может быть, как он давно подозревал, это Генри Тилни и отправил его на нары? Не потому ли такой заботливый теперь? Не потому ли умасливает, что не хочет, чтобы он совал нос куда не надо?
Завершив заплыв, Тилни направился к бильярдной — грузный, мокрый, с внушительно выпирающим бугром под модными купальными трусами — и через минуту вернулся с банкой лагера. Ловко вскрыв банку, он поднес ее ко рту, сделал несколько глотков и вытер с губ пену.
— Окунись, приятель. Двадцать девять градусов. Красота!
Смолбоун недовольно скривился:
— Не мое. Никогда не любил воду — кто знает, что там… есть или было.
Тилни улыбнулся, пряча за улыбкой беспокойство.
— Ну, если тебя это волнует, я в нее не ссал.
Смолбоун покачал головой:
— Ссал ты там или нет — дело не в этом. Меня больше волнует, не ссал ли в нее Рой Грейс.
Тилни нахмурился:
— Ты что на хрен хочешь этим сказать?
Смолбоун пожал плечами, отметив про себя, что Тилни избегает смотреть ему в глаза.
— Рой Грейс поломал мне жизнь. Тебе повезло, что твою не поломал.
Тилни тяжело опустился на шезлонг.
— Забудь.
— Забыть? После того, что он со мной тогда сделал? После того, что сделал вчера?
— Грейс — тупой служака. Сидит на своих пятидесяти кусках в год и на большее не способен. Тебе шестьдесят два. Большинство в твоем возрасте подумывают об отставке. И думать тебе надо не о том, чтобы поссать кому-то в тарелку. Ты чего хочешь? Поработать пару-тройку лет, зашибить серьезную деньгу и уйти на покой или задираться с полицейскими? Ты хоть понимаешь, чем это для тебя обернется? Тем, что закончишь свои дни в каком-нибудь дерьмовом клоповнике, как Терри Биглоу. Ты этого хочешь? Стать таким, как Терри Биглоу?
— Я хочу поквитаться с Роем Грейсом, — ответил Смолбоун и с такой силой стиснул зубы, что кожа на лице натянулась, и Тилни увидел проступившие под ней кости. — Я тут разузнал про него кое-что. Похоже, старший констебль назначил его ответственным за безопасность Геи, пока она в городе. И знаешь, что я собираюсь сделать? Я подпорчу ему праздник. Опозорю перед всем светом. Выставлю идиотом. — Он ухмыльнулся. — Устрою взлом в ее номере.
— И что это тебе даст?
Смолбоун вкрадчиво улыбнулся:
— Это будет моя месть. Понимаешь? Ну и заработаю малость. Я двенадцать лет думал, как с ним посчитаться. Строил планы. Знаешь, что он со мной вчера сделал?
— Ты мне уже два раза рассказывал.
— Я ему докажу, что с Эмисом Смолбоуном так поступать нельзя.
— Ты точно решил?
— Я думал, ты мой друг.
— Я и есть твой друг, а потому позволь сказать тебе прямо. Мир изменился за двенадцать лет. Ты, может, не заметил, почитывая там газетки. Грабить номера — работа для дураков. Слишком много трудов, и слишком большой риск. Хрусты сейчас в наркоте да в Интернете — и риска почти никакого. А тебе надо бы кое-что запомнить.
— Что? — угрюмо спросил Смолбоун. Чувство было такое, что его ставят на место.
— Ты никогда не был так хорош, как о себе думал. Твой папаша — да, тот был крут. Его все боялись и все уважали. За счет этого ты и жил, торговал тем, что ты его сын. Но ты — не он. Даже наполовину не он.
— Заткнись.
— Нет уж, послушай, — продолжал Тилни. — Ты всегда был мелочью, треплом. Пыжился, тужился, пускал пыль в глаза — шикарные дома, яхты, машины. Но ведь все было не твое, все арендованное, на кредите. Туман да обман. Поэтому ничего и не осталось. — Он снова приложился к банке, вытер губы тыльной стороной ладони. — Знаешь, что я делаю? Смотрю вперед. Ты и Рой Грейс — это история. Забудь. И Гею забудь — охранников возле нее, что дерьма у тебя в заднице.
Смолбоун насупился.
— Так что бери пиво, садись и расслабься. Остынь. Да что там, возьми два — одно себе, второе своему самомнению.
50
Предложенный Дэвидом Грином план заключался в следующем: организовать поиск как на прилегающих к озеру территориях — силами экспертов-криминалистов под его руководством, так и в самом озере — силами дайверов из специальной поисковой бригады под командой сержанта Лорны Деннисон-Уилкинс, которая провела недавно подобную работу на птицефабрике.
Большой желтый фургон бригады специального поиска уже присоединился к собравшемуся здесь небольшому автопарку, в котором, как с облегчением заметил Гленн Брэнсон, не было ни одной машины с репортерами.
Лорна Деннисон-Уилкинс, миниатюрная, привлекательная женщина лет тридцати, с короткими каштановыми волосами, неизменно удивляла Гленна тем, что успешно справлялась с трудной, грязной и зачастую неприятной работой, выпадавшей на долю ее группы едва ли не ежедневно. Специальную поисковую бригаду привлекали каждый раз, когда усилий простых полицейских оказывалось недостаточно: доставать разлагающиеся тела из коллекторов и колодцев, со дна моря и таких вот озер; ползать на четвереньках в грязи и экскрементах, снимая отпечатки пальцев, как было на птицефабрике; искать части тела или орудия убийства в мусорных контейнерах и на свалках. Когда же ничего такого не случалось, они просто проводили обыски в домах наркодилеров, рискуя в любой момент уколоться о спрятанный шприц.
В память Брэнсону навсегда врезался рассказ Лорны — это было около года тому назад — о том, как ее группа снимала с мерзлого дерева фрагменты лица, черепа и мозга человека, разнесшего себе голову зарядом крупной дроби.